Прорвемся, опера! Книга 3 (СИ) - Киров Никита
— Э-э! — возмущённо протянул он. — Ты меня под своё дело подвязал? Вот те на!
— Ну, не только тебе людей вербовать, Гриня. Шучу, а выручишь ты меня неплохо этим, может, раскроем скоро всё. Ладно, погнал я, мне ещё беглеца ловить надо.
— Ладно, на связи, — он остался за столом доедать второй пирожок.
Я вышел наружу, прямо в снег. Погода стала ещё хуже, дорогу занесло, машины едва ползли, как гусеницы.Я посмотрел и раздумал ловить такси, быстрее будет пешком.
Добрался до рынка за десять минут, хотя в обычное время доходил за пять. Торговля изрядно сократилась, закрылись ряды со шмотками, потому что их заносило снегом, да и продуктовые прилавки тоже. Но магазины ещё работали.
Мне магазины не интересны, я отправился в рюмочную недалеко от центрального входа. Кого-кого, а Устинова я застану там точно.
Но вместо Василия Иваныча в сторонке стоял Якут и равнодушно смотрел на пьющих граждан.
— Сергеич, а ты что здесь делаешь? — спросил я, поздоровавшись с ним.
— Ваську жду, — Филиппов снял очки, посмотрел через них на лампу. — Если он на рынке, то точно сюда заглянет.
— И его где-то нет, — я сбил снег со своих штанов. — Сергеич, мне тут помощь нужна. Говорил сейчас с одним профессором по телефону, зашёл разговор о детстве нашего Крюгера. А я читал справки по нему, нашёл, что у него старший брат умер, прямо у него на глазах, в детском саду. И подумал так, что на него, похоже, это повлияло, может туда явиться.
— Разве? — Якут удивился. — И зачем? Хотя когда у человека в голове не все дома, логику искать сложно, она у них очень своеобразная. Разгадаешь — ловить будет проще.
— Не спорю. Но вдруг он вспоминает брата, мол, тогда спокойнее было? У них же всё из детства идёт.
Я хотел подвести какую-то базу под эту версию — мне и убедить надо, но и выставить так, будто это только недавно в голову пришло.
— Хм… слушай, его обложили по полной, но про детсад точно никто не подумает. Хочешь, значит, засаду там устроить? Ну… давай попробуем, у меня всё равно пока зацепок нет. А Ваську ждать — состаришься.
Темнеть в это время года начинало рано, а пока добирались до заброшенного детского сада — будто уже наступила ночь. И фонари не работали, и пурга никак не могла хотела угомониться. Так и шли почти в полной темноте, чуть ли не на ощупь, и только свет фар редких машин или из окон домов помогал ориентироваться.
— Я два года назад ездил к родным, — рассказывал Филиппов, прикрыв лицо шарфом. — А они там, далеко на севере от Якутска живут. И зимой дело было, приехал, а там минус шестьдесят! Вот это дубак был. И ничего, баню даже топили, лёд нарубили на речке, дрова и уголь подготовили, и не жаловался никто. На охоту ходили ещё. А сейчас что-то зябко.
— Сейчас двадцатка, похоже, — произнёс я. — Но из-за ветра кажется, будто все минус сорок.
Впрочем, разговоры об ещё более суровых морозах как-то не утешали.
Детский сад при такой погоде и освещении больше напоминал концлагерь. Путь нам преградили ржавые решётчатые ворота, обвязанные цепью с замком. Правда, в самом заборе чуть дальше было отломано несколько прутьев, и можно было спокойно попасть внутрь.
Снега там навалило уже с полметра, но свежих следов нет, скорее всего, бомжи ещё не закончили свой «рабочий день» и разыскивают еду и выпивку, а наркоманы нашли места получше, где будут ширяться.
Из снега выглядывала жуткая улыбающаяся голова Чебурашки, один в один похожая на того самого Чебурашку, который будет в фильме «ДМБ», что выйдет через пару лет. Рядом с ним торчала хищно раскрытая пасть Крокодила Гены, он будто кого-то ждал в засаде в снегу, чтобы сожрать. Зубы большие, хоть и деревянные, но кажутся острыми. Короче, атмосфера та ещё.
Якут сматерился, когда споткнулся обо что-то в снегу, но это была вкопанная в землю шина. Мы шли через игровую площадку, мимо сломанных качелей. А перед ними чернел заброшенный детский садик «Солнышко» с выбитыми окнами. Ну хоть фильм ужасов снимай.
Двери не было вообще, мы осторожно зашли внутрь через проём. Хорошо, что зимняя обувь толстая, все эти иглы нариков и битое стекло нам не страшны. И Сан Саныч сидит дома, а здесь сразу бы поранился.
Внутри холодно, но снега нанесло не так уж много, поэтому видно весь этот мусор. Здесь будто хотели сделать свалку, и только нарисованный на стене улыбающийся кот Леопольд напоминал, что мы в детском саду.
— Ребята, давайте жить дружно, — тихо пробормотал я.
Стекло сильно хрустело под ногами, хоть мы и старались идти тихо. Якут огляделся и полез под куртку за пистолетом, я тоже достал свой. Лучше перестраховаться, ведь если Кащеев здесь, то он может напасть. Мало ли, что у него в голове.
Прошли через раздевалку, мимо разбитых шкафчиков с зайчиками и котятами, из которых делали дрова, рядом видны и следы огня на обшарпанном полу. Здесь разводят костры, кто-то даже притащил для этих целей бочку, уже чёрную от гари. Потом мы нашли столовую, но столов и скамеек в ней не было, это уже кто-то успел вытащить. Кроватей в спальне тоже не нашлось, кроме одной, большой, солдатской, с пружинами и потасканным матрасом, даже непонятно, откуда она здесь взялась.
А потом мы услышали всхлипы.
Я показал в сторону игровой комнаты, Якут кивнул и взял пистолет двумя руками. В комнату вело два пути, один с улицы, через разбитое окно, второйчерез коридор, правда, там было навалено разбитых досок и прочего хлама, пролезть бесшумно сложно. Якут остановился у кучи мусора и замер, а я жестом показал, что зайду с улицы.
Проверил хорошо, что не порежусь об осколки у ближайшего окна, и осторожно вылез наружу. С этой стороны здания снега не было, ветер наметал его с другой. Я осторожно прошёл вдоль стены и заглянул в окно игровой комнаты, держа пистолет наготове.
Кто-то резко бросился от меня подальше, у меня аж сердце ёкнуло от неожиданности. Но этот человек не напал, не убежал, а подбежал к чудом уцелевшему шкафчику и попробовал залезть в него.
— Стоять! — рявкнул я и быстро забрался в зал через окно.
Нога скользнула на лежащей на полу бутылке, но я удержал равновесие. Раздался грохот, это Якут пролез через загромождения и уже был здесь. А шкаф не закрывался, человек хоть и был маленький и тщедушный, но детский шкафчик ему явно не по размеру.
Теперь я разглядел, что это точно был Кащеев.
— Вот и попался, — Якут потащил его за шкирку.
Я проследил, что у Кащеева нет при себе бритвы или заточки, но он сам не оказывал сопротивления, только хныкал. Разобрать что-то в его бормотании было сложно, но через несколько секунд он вполне отчётливо сказал:
— Всё же было хорошо, пока ты был жив.
— Здесь у тебя брат умер? — спросил я и огляделся.
— Да лучше бы это я сдох! — взревел он.
Мы его потащили за собой, но он схватился за шкафчик и опрокинул его.
— Не хочу — не хочу — не хочу! — тараторил Кащеев. — Отпустите, я не хочу на расстрел! Не хочу! Никого я не убивал! Никого!
— А это уже суд разберётся, — заметил Якут.
— Он сказал, что если не признаюсь, он меня задушит! Расстреляет! А я не хочу!
— Кто? — спросил я, остановившись на месте. — Кто сказал?
Кащеев начал мотать головой и истерить, больше я ничего от него не добился. Мы с Якутом с трудом вытащили его на улицу.
— Псих, — тяжело сказал Якут, переводя дыхание. — Тебе этот побег ещё аукнется. Зачем бежал? Всё равно бы нашли, никто тебя не прикрыл бы.
Тот молчал. Мы повели его в милицию пешком по сугробам, хоть и далековато вышло, но искать где-то машину и ехать по такой погоде бесполезно.
В ГОВД все переполошились, когда мы зашли, а конвоиры из ИВС, оба бледные, как покойники, с облегчением выдохнули, один даже перекрестился. Из ниоткуда появился Шухов, сразу начал наводить суету, и мы едва запихнули Кащеева в камеру. Так ничего и не сказал по дороге.
Время уже позднее, в СИЗО его уже никто не повезёт, так что ночевать он будет здесь.
— Ну хоть чаю попить можно, — сказал Якут, когда мы вошли в наш кабинет. — А вот конвоиры тебе теперь проставиться должны за такое.
