Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1. - Алексей Хренов
«Маньяна» всё прочнее входила в жизнь Лёхи. Формально "mañana" переводится как "завтра" или "утро," но в реальной жизни это слово приобрело куда более интересный смысл.
На практике, "Маньяна" означало, что сейчас чего-то точно нет, и вряд ли это появится в ближайшее время. Испанец, с философским видом говорящий "Маньяна," имел в виду, что, конечно, завтра он и займётся этим. Или послезавтра. Но уж точно на следующей неделе, если вдруг звезды позволят. Впрочем, к концу месяца он сильно постарается, или, в крайнем случае, уж к Новому году точно что-нибудь сделает. Хотя на самом деле всё это больше зависело от Всевышнего.
Кстати неделей раньше, по случаю Лёха прикупил у уезжающего домой немецкого корреспондента американский фотоаппарат "Contax", что стало громадной прорехой в Лёхином бюджете. Он даже выдрал заначку из подкладки куртки и потратил остающиеся двести рейхсмарок, чем собственно и соблазнил немца пойти на сделку, толкнуть казенный фотоаппарат. Кузьмич, получивший фотоаппарат и несколько рулончиков пленки, был счастлив как ребёнок и неимоверно горд оказанным доверием. А потом Лёха выдержал грандиозный скандал с Николаем Герасимовичем пытаясь вернуть деньги.
— Так точно, товарищ главный военно-морской советник, вас больше фотографировать не буду. Фотокарточки Майорки загоню в газету, для покрытия дыры в моём бюджете! — нахально отрапортовал Лёха.
*****
Залив полные баки топлива и масла, и затолкав в салон три бочки по двести литров бензина, после обеда большой самолет разбежался по полосе аэродрома Лос-Альказарес и взял курс на маленький аэродром около городка Кастельон, ближайшей ровной точке на материке по отношению к Майорке.
— Экипажу просьба пристегнуть ремни, сейчас наш командир попробует взлететь со всей этой лабудой на борту, - пошутил Лёха по внутренней связи.
За час до рассвета следующего дня, долив в баки бензина под самые пробки и проверив подвеску бомб, Лёха на этом французском птеродактиле отправился разносить военные цели на Майорке.
После маленьких манёвренных истребителей Лёха чувствовал себя управляющим баржой.
«Воздушный извозчик», — пошутил мысленно Лёха.
19 сентября 1936, небо над Майоркой.
Испанец, дежуривший по аэродрому, посмотрел на солнце, пытаясь понять, сколько времени, и лениво помахал красным флагом заходящему на посадку самолёту.
«Шесть утра! Эти вонючие макаронники совсем обнаглели, — лениво подумал дежурный. — Нет, они, конечно, пригнали технику и сами нам помогают, но вот гады! Закадрили всех местных баб, теперь за бесплатно не дают, и выпили всё вино! Ещё и летают, черти, во сколько хотят! Как-то только он высоко идёт, хреновые из них лётчики, всё таки», — отразилась в сонном испанском мозгу странность разворачивающейся ситуации.
*****
— Кузьмич! Кораблям наши полтинники, что слону дробина в задницу. Мы лучше нанесём визит вежливости нашим коллегам и пройдёмся над аэродромом Майорки для начала. Там должны быть стоянки с самолётами франкистов. Устроим им доброе утро, как полагается! — озвучил свои намерения Лёха, — Кидать будем почти с бреющего. Если полезем на высоту хотя бы в пару километров, то нас заметят сильно заранее и встретят «салютом» из зениток. А там и дежурное звено поднимут, а догнать наш тихоход — это дело техники.
— Заходить будем через остров. Итальяшки, скорее всего, взлетают на море и заходят на посадку со стороны суши. Я зайду вдоль ряда самолётов на стоянке. Пока они разберутся, что это за «гости» к ним пожаловали, мы уже и «облегчимся».
— Фотоаппарат настрой заранее, и после прохода я дам влево и начну набирать высоту, вправо там горы. Хватай фотоаппарат и бегом снимай всю плёнку, лучший вид будет, — как никто другой в этом мире, Лёха понимал важность пиара и рекламы, — Затем уходим влево, в море на бреющем. Минут десять тянем на скорости, а потом лезем на максимальную высоту. Меняй кассету и сверху спокойно нащёлкаешь ещё раз порт и аэродром, чтобы доложиться о проделанной работе, — Лёха спокойно доводил Кузьмичу свой план налёта.
*****
Испанец снова лениво помахал красным флагом заходящему на посадку самолёту. В это время солнечный диск начинал подниматься над горизонтом, освещая море и побережье. Аэродром ещё только начал просыпаться, переходя от ночной сонливости к повседневной рабочей суете. Тихо замерли длинным рядом на стоянке пятнистые итальянские трёхмоторные бомбардировщики. Юркие бипланы, накрытые маркировочными сетками, стояли ближе к командному пункту. Из расположенной невдалеке столовой отчётливо слышался звон кастрюль и потянуло запахом еды.
Низко идущий самолёт с рёвом взял курс ровно на стоянки самолётов.
— Куда! Идиоты! Вы что, полосы не видите, макаронники проклятые! — дежурный наконец проснулся и истошно замахал флагом.
На приближающемся самолёте внезапно распахнулись створки бомболюка, и, как в замедленной съёмке, небольшие бомбы очередью, одна за другой посыпались прямо на стоянку итальянских «Пипистрелло», превращая их в охваченные пламенем факелы. Аэродром, до этого тихий и мирный, мгновенно стал похож на адскую картину — в воздух взметнулись клубы дыма, раздались взрывы, а пламя пожаров от горящих самолётов начало быстро распространяться.
В это время задний стрелок самолёта дал длинную очередь из пулемёта, целясь куда то в сторону командного пункта. Пули засвистели в воздухе, поднимая облака пыли и осколков. Вся территория пришла в хаос, крики, шум сигналов тревоги и гул пламени. Оставшиеся самолёты даже не пытались подняться в воздух.
— Получи, фашист, гранату! — закричал Лёха, закладывая максимально крутой левый вираж и поднимая нос, чтобы дать Кузьмичу лучший ракурс для съёмки. Сделав половину круга и полюбовавшись заревом пожара, Лёха отвернул самолёт, уводя его прочь от аэродрома в блестящее море.
Он перевёл самолёт в набор высоты. Видя этот хаос, Лёха не видел смысла скрываться на бреющем, а потом опять долго набирать драгоценную высоту.
— Экипажу одеть кислородные маски! — продублировал Лёха на испанском. Правда, в его исполнении это звучало как «Ponerse máscara jeta» — «Маска Морда Надевать», но испанская часть экипажа даже не подумала улыбаться и быстро нацепила маски. Их уважение к командиру преодолело очередную ступень.
*****
Французские двигатели оказались достаточно прожорливыми, и ни о каких тысяче двести километрах практической дальности, как показала практика, речи идти не могло. Через полтора часа после шабаша на аэродроме перед Лёхой встала дилемма: либо идти прямо сейчас на аэродром на побережье, либо рискнуть и сесть на дозаправку на Менорке в
