Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин
Отроились в этом сезоне пчёлки, переселять в новенький улей их нельзя, нужно ждать – к этому я был готов, потому что об этой особенности мне еще давненько рассказал Василий. Хорошо, что рассказал, иначе я мог бы опозориться, заявив, что Анастас просто боится или того хуже – ленится проводить эксперимент. Уговаривать его, тем не менее, пришлось больше часа – дорожит бортник унаследованными от погибшего два года назад от когтей и зубов волка отца пчелками, и правильно делает. Улей он осматривал пристально, пальцами по дощечкам водил, вопросов ух много задавал, и даже, кажется, лизнуть умудрился, но это мне могло и показаться. Но «уговорился».
Да не только «уговорился», но и умудрился оставить свой след в самой истории Руси, отпечатавшись не в какой-то там летописи, или учетных Государевых книгах, а там, куда просто так ни в жизнь не попадешь: в самом русском языке. Не понравилось ему слово «улей» применительно к «ящику» - «улей» от старославянского корня, обозначающего пустоту происходит, а в «ящике» не она, а рамки, вот и предложил Анастас называть это изделие «рамником». Попробовав слово на вкус, я согласился, внутри себя заодно порадовавшись – бортник теперь не просто приглашенный для эксперимента работник, а, считай, в разработке поучаствовал, а значит тоже будет трудиться не за страх, а за совесть.
Улей-«рамник» мы ему оставили прямо так, как привезли – с призванными сберечь дерево от влаги и зимнего холода условно-непромокаемыми тряпицами, не забыв стребовать слово беречь изделие как зеницу ока. Попрощавшись с Анастасом, мы поехали обратно и не стали отказываться от приглашения Силуана заглянуть в гости и к нему.
Ох и тяжелое осталось от этого визита послевкусие! Батюшка при всех своих несомненных достоинствах хозяином оказался никакущим: забор покосился, перекосилась и ведущая в дом дверь. Печка в доме дышала на ладан, а скудность накрытого заранее предупрежденной при помощи убежавшего вперед «последыша» Кольки заставила неуютно ворочаться совесть – это ведь лучшее, что есть в доме – и поэтому я ограничился кусочком киселя и глиняной чашкой кваса.
Так же поступили и Василий с Тимофеем. Хорошо, что бортник накормил нас как надо, но, справедливости ради, то густое настолько, что хочется назвать его «дубильным», варево, коим он нас потчевал в качестве основного блюда, с понятием «вкус» вообще никак не соотносилось, существуя словно в параллельной нормальной кулинарии реальности. Нет, не потому что приготовлено плохо, просто плюс-минус так же сейчас питаются вообще все, кроме социальной верхушки.
Пока мы сидели за столом, в дом сбежались узнавшие о гостях дети Силуана и Евпраксии, сформировав вокруг нас живописнейшее воплощение присказки «семеро по лавкам». На самом деле больше – одиннадцать, потому что старшие дочери и старший сын покинули родную деревню. Все-погодки, и мне грустно от того, что такое обилие помощников не больно-то помогает семейству Силуана вести хозяйство покрепче.
Впрочем, батюшку понять можно: поп деревенский с прихода жить должен, потому что прямые должностные обязанности без шуток отжирают ОЧЕНЬ много времени. Службами ведь они не ограничиваются – квалифицированный, верующий в свое дело (а Силуан именно такой) батюшка обязан все время держать пригляд за паствой, не гнушаться ходить по деревне и проводить беседы душеспасительного и воспитательного толка.
Тяжело ему – паства предпочитает не батюшке своему дары носить, а в монастырь: там-то благодати поболее, связь с Богом покрепче, а значит и молитва до Него доберется быстрее. Короче – Силуан вынужден окормлять паству в условиях жесточайшей конкуренции. Грубая аналогия из будущего – построили жилой комплекс, и заранее подсуетившийся коммерс открыл в одном из домов ларёк. Другие коммерсы, у которых денег и возможностей побольше, тоже не дураки, и появились рядом с ларьком два-три сетевых супермаркета, где цены ниже, а товарного разнообразия побольше. Сколько ларёк продержится в таких условиях? То-то и оно.
Батюшка, однако, крест свой нелегкий несет смиренно и с достоинством, равно как и попадья его, Евпраксия. Ей тоже ох как непросто: седенькая, высохшая аки веточка срубленная, ссутулившаяся от тяжелой работы и груза прожитых лет. Ей лет-то еще немного по «будущим» меркам, чуть за сорок, но лицо ее словно собрано из одних лишь морщин, суставы рук раздуты артритом, во рту не осталось ни единого зуба, а в глазах едва-едва теплится жизнь. Всю себя в детей вложила без остатка, и не только метафорически, а вполне физически: попробуй-ка пятнадцать лет к ряду детей рожать, при этом вкалывая по хозяйству и скудно питаясь, посмотрим, сколько здоровья останется.
Ни слова жалобы от батюшкиной семьи мы не услышали, одну лишь лейтмотивом звучащую в их словах и молитвах благодарность Господу за то, что все детки выжили и растут здоровыми, хоть и сказывается на их телах недостаток питательных веществ и повышенная трудовая нагрузка.
Доселе я полагал, что обилие детей (сыновей, дочери-то, прости-Господи, в убыток идут, «за ними» же приданное давать нужно) способствует процветанию крестьянского хозяйства, но… Но ежели у главы семьи времени и навыков на хозяйство не хватает, откуда у детей, как говорят в народе, «тяма» возьмется? Вон Илья, шестнадцать лет ему, работник уже хоть куда, но… Но не научили его толком ничему, а из неоткуда ничего не берется. Я-то знаю, я-то в прошлой жизни тоже о сыновьях на месяцы цельные забывал, и получил закономерный результат. Эх, чего уж теперь.
Хорошие, добрые, верующие, всегда готовые помочь ближним всем, чем могут, люди. Им бы пособие какое по «многодетности», хотя бы в виде приданного для девок, вплотную к возрасту «на выданье» подошедших, да нет ничего подобного и в помине. С голоду не помрут, ибо поля с огородом возделываются хоть как-то да односельчане с монастырскими помогут, и Слава Богу.
Я сломался на моменте, когда батюшка уверенно заявил, что Господу было угодно наказать его за гордыню (которой нет) гибелью старенькой кормилицы-коровы. Новую, ясен пень, им купить не на что. Неправильный я капиталист, мне бы батюшке с попадьей выдать что-то в духе «на кой нищету-то наплодили» или «почему бы не попросить у Церкви перевода на другой приход», а то и вовсе полномочия с себя сложить, начав уже уделять все свободное время личному хозяйству, но…
- Говоришь, батюшка, грамоте Николай ваш обучен да счету?
- Обучен, голова золотая у него.
Лично лояльных людей у меня нет, а жить я здесь собираюсь долго. В этом мире «лично лояльных» купить можно, и те же
