Десятое Блаженство - Валерий Петрович Большаков
— Грандиозно… — впечатленно пробормотал Корнеев. — А жизнь-то хоть сохранилась? Как думаете?
— С гарантией! — фыркнул Бур Бурыч. — Жизнь — штука цепкая. Вот, не образуйся Луна в «Дельте» вообще, то биогенез на той Земле был бы маловероятен. Судите сами. Сейчас, если верить наблюдениям УМП, наклон оси у дельта-Земли нулевой. То есть никаких вёсен и осеней! В приполярных районах вечная ночь и минус восемьдесят, а в широкой зоне по экватору — пустыни и плюс семьдесят в тени. Пекло! Там, где у нас Бразилия и амазонская сельва, в «Дельте» — выжженная солнцем пустыня. Такая же безрадостная картина в Африке — от Конго до Занзибара сплошные пески. Зато на севере, там, где у нас Сахара, в «Дельте» стелются саванны. Однако такое положение сохраняется только сейчас! Если оно длится три-четыре миллиона лет, то этого хватило бы эволюции, чтобы на просторах «Дельты» завелся хомо сапиенс. Но в том-то и дело, что тамошняя Земля без Луны-компаньонки может и набок лечь, как Уран, или вообще перевернуться, как Венера! При наклоне оси в девяносто градусов, полюса Земли указывали бы прямо на Солнце. По сути, одно полушарие на шесть месяцев погружалось бы в морозную тьму, другое попадало бы в режим длительного зноя, а экватор покрылся бы льдом! Даже наклон в половину прямого угла создал бы большие проблемы. Скажем, в Ленинграде настали бы тропики. Жаркий пояс непосредственно примыкал бы к холодному, а умеренного не существовало бы вовсе. В Москве и Харькове весь июнь царил бы непрерывный, беззакатный день, зато зимой целые декады длилась бы ночь… И я более чем уверен, что в истории дельта-мира существовали длительные периоды, когда земная ось заваливалась и на сорок пять, и на все девяносто градусов. Однако это мое личное мнение! Вполне возможно, что разумная жизнь в «Дельте» все же возникла и существует до сих пор.
Наступила тишина. Все молчали, как будто обдумывая судьбы «Дальнего Сопределья».
— Шеф, — поднял руку Киврин, — а можно начальство покритиковать?
— Попробуй только! — ухмыльнулся я.
— А вот те твои расчеты… — прижмурился наглый подчиненный. — По гамма-ретранслятору…
— Володь, — мягко сказал директор института, — за те расчеты мне втык полагается — я же их не сдал в первый отдел. Вот Браилов и воспользовался нарушением трудовой дисциплины. Да только… — мои губы растянулись в недоброй усмешке. — Понимаешь, там в формулы затесалась одна ма-аленькая ошибочка. М-м… Ну, в общем, ретранслятор спонтанно занижал бы пространственную проницаемость!
— Здорово, — серьезно сказал зам.
— Ага, — криво усмехнулся я. — Можно сказать, моей бета-версии здорово повезло, что его закинуло в «Дельту», а не в какую-нибудь «Каппу» или «Сигму» с иными физическими свойствами!
— Да-а… — мечтательно протянул Корнеев. — Если бы, скажем, масса электрона превышала бы разность масс протона и нейтрона, то и химия была бы иная. В ней отсутствовал бы водород, ergo, и звезды бы не горели! И жизнь — йок!
— Етта! — решительно сказал Вайткус. — Давайте лучше обмозгуем, о чем Мише докладывать Романову!
— Давайте, — милостиво согласился я, вставая и захлопывая форточку. Апрель апрелю рознь…
Вечер того же дня
Щелково-40, улица Колмогорова
Домой я проник незамеченным. Лишь Коша восторженно мурчал, путаясь у меня в ногах. И поди разбери, отчего так зверек возбудился! То ли действительно радуется возвращению хозяина, то ли предвкушает скорое угощение…
Прокравшись к себе, я быстренько переоделся, слушая далекие голоса дочерей — девчонки язвили в меру, вполне дружелюбно болтая.
— А ты сразу замуж выскочишь? — невинно интересовалась Лея. — За Антона своего?
— Ну, во-первых, Антон не мой, — малость надменно рассудила Юля. — А во-вторых… Мала ишшо.
— Ой-ёй-ёй! — затянула младшенькая с показным пренебрежением. — Между прочим, Юлечка, если у тебя груди пятого размера, то это еще не показатель взрослости!
— Между прочим, Леечка, — с удовольствием аргументировала старшенькая, — это папин любимый размер!
— А тебе бюстгальтер великоват! — парировала уязвленная Лея. — Бе-бе-бе!
— Подумаешь! На чуть-чуть совсем…
— Ага, на чуть-чуть! Полпятого!
Заулыбавшись, я вошел в Юлину комнату. Брюнетка, хмуря брови, перебирала тетради, а блондинка сидела на кровати и болтала ногами.
«Как же я по ним соскучился, — мелькнуло в голове. — И когда только успел?..»
— Привет, девчонки! — молвил вслух, а внутри все сжималось, и в животе порхали розовые бабочки.
— Папка! — заверещала Лея, взлетая с койки, но Юля была ближе ко мне.
— Папусечка!
Я еле удержал пылкое юное создание, ласково воркуя:
— Юлька, маленькая моя…
— Папусечка…
— А я какая? — вопила младшая, тиская меня. — Большая, что ли?
— Вы обе для меня маленькие. И ваши мамы — тоже.
— Юльке везет — она школу кончает! А мне еще столько учиться!
— Радуйся, балда!
— Сама балда!
— Знаешь, как мне страшно?
— Страшно⁈ — изумилась Лея. — Да чего тебе бояться?
— Ты не понимаешь… — вздохнула Юля, положив голову мне на плечо. — Я десять лет ходила в школу, не задумываясь ни о чем, до того все было просто и понятно. Нас учили, за нас решали… А теперь надо всё самой. И решать, и думать. Никто же не скажет Антону, как ему быть. Только я. Сама…
Чмокнув девушку в щечку, я тихонько спросил:
— И что надумала?
Юлины ресницы задрожали, и опустились.
— Я знаю, когда мама… Ну, когда она в первый раз… Но у нее был ты! М-м… Даже больше… Путано говорю, да?
— Юль, — мягко сказал я, — нормально ты говоришь.
— Просто… — дочь заторопилась, спеша высказать то, что мучало ее, словно желая сравнить с неким каноном истины, и убедиться, что суждения хоть в чем-то верны. — Просто… Понимаешь, папусечка, мама в тот ваш выпускной вечер хотела не только… тебя самого, она хотела быть с тобой! Всегда, всю свою жизнь! Маме было мало близости, она думала про отношения. Вот… — Юля запнулась. — Антон мне нравится, он
