Пятнадцать ножевых 4 (СИ) - Вязовский Алексей

Коллеги по церемонии рожи не кривили, первыми подошли и поздравили. Почпокались, поручались. Я, я натюрлих. Где там наш посольский парень? Он срочно должен разобраться, почему буржуи не устроили на нас нападение.

Впрочем, гораздо больше улыбок и рукопожатий получил Чазов. Оно и понятно, он-то уже всемирно известный кардиолог, Брежнева чинит, а мы, особенно я, вообще пока мало кому известны. Ну разве что кучке гастоэнтерологов.

После церемонии состоялся фуршетик, такой же скромный, как и закусон вначале. Никаких тебе фуагра и трюфелей. Даже икру зажали, сволочи. Канапе, винишко, по-скупердяйски. В углу струнный квартет что-то легкое классическое наяривает. Немчура, что с них взять? Жадничают как обычно. Ничего, вот вернемся домой, там гульнем.

Фрак, кстати, взяли дерьмовый. Поначалу привезли с черными жилетами, которые Чазов забраковал — это только для официантов, нам белые пикейные положены. Хорошо хоть лаковые туфли свои, чувствую, и тут бы неизвестно что получилось. Брюки пришлось застегнуть булавкой, чтобы они не болтались. В самый ответственный момент, когда мы общались с председателем попечительского совета фонда, а потом с Солком, она расстегнулась, и мне пришлось только молиться, чтобы удалось добраться до сортира и не потерять штаны по дороге.

Советских корреспондентов, кстати, аж три штуки было. От «Правды», «Известий» и «Комсомолки». Со всех этих гадов я не слез до тех пор, пока не выяснил, где и как можно забрать фотографии. Все они согласились на следующий день прислать их в гостиницу. Один, тот который из «Комсомолки», поднабравшись, попросил показать чек. Не сфоткать, а просто убедиться, что не обманули.

Я открыл конвертик, что мне вручили вместе с премией — достач чек. Именной, на 50 тысяч немецких марок. Интересно, а если я денежки не отдам и растрачу часть суммы — какая статья мне светит?

На следующий день, во время похода по магазинам один из чекистов доказал, что государев хлеб ест не напрасно. Пока я грузил в тележку всякое барахло, сбоку послышалось какое-то странное шевеление. Я повернулся, и увидел, как наш контролер крутит руку какому-то наркоманистого вида хлопчику. Тот что-то сипел и пытался вырваться, приговаривая на сербском «нисам крив». Кстати, югославов здесь кабы не больше чем турков.

Главное, что происходило всё тихо, почти бесшумно. Камер на каждом углу еще нет, так что охранники магазина к нам не побежали гурьбой. Да и есть ли они? Что-то не замечал даже.

— Осторожно в правом кармане куртки посмотрите, — сказал мне чекист, заметив, что я на них пялюсь.

И правда, там лежали две грошовых шоколадки. Я живо представил себе продолжение банкета. Интересно, там на выходе полиция есть? Или только корреспонденты? А заголовки придумали? «Лауреат премии попался на магазинной краже»?

Всё выяснилось, когда к кассе подошел переводчик, подгоняя впереди себя пинками виновника торжества. Не скрывая разочарования на мордах лиц, от витрины удалилась парочка представителей второй древнейшей профессии, на ходу зачехляя фотоаппараты. Они бы еще проститутку наняли, чтобы та изобразила жертву изнасилования, клоуны.

Инцидент имел стандартное продолжение в виде очередной двухминутки ненависти. Опять про врагов, провокации и бдительность. Короче, разочаровал меня Франкфурт до глубины души. Не приеду сюда больше, пошли они в болото. Вот стану знаменитым, пришлет мне местная администрация приглашение, мол, хотим сделать вас почетным гражданином, так и отвечу. Ибо нефиг так вести себя.

Я уже не переживал: юрист внял моим просьбам и обеспечил доставку в гостиницу закупленного по списку. А иначе зачем бы он приезжал? Да и не сам носил, дал в магазине адрес гостиницы, ему и притащили всё. А из его номера в мой перекочевало.

Одно только и счастье: в Шереметьево нас и не шмонали почти. Так, заглянули в чемоданы и коробки, приоткрыв щелочку в пару сантиметров шириной, и поздравили с возвращением на родную землю. Знал бы, побольше гостинцев набрал. Впрочем, никакой запрещеночки у меня и не было. Так, незначительный перерасход по средствам.

И в аэропорту нас встречали. Не абы кто, съемочная группа программы «Время». Подходили к микрофону по очереди, потом все вместе. Мы постояли, красивые лауреатские дипломы показали, уже в рамочках и под стеклом. Переводчиков, правда, не позвали. Да они и испарились куда-то после паспортного контроля. Что же, будет ради чего включить вечером телевизор. Хотя есть большая вероятность, что как раз слишком молодого студента отрежут, а вещать будет академик. Ну и ладно.

Уже после ТВ, в депутатском зале Чазов потребовал сдать конвертики с премиями.

— Товарищи, 88-я статья УК, ничего не могу поделать, — академик развел руками. — Бухгалтерия после уплаты налогов выдаст часть средств чеками Внешторгбанка.

Мы с Морозовым послушно протянули свои конвертики, мой Чазов взвесил в руках, открыл. Округлил глаза. Он был забит марками.

— А где чек?

— Обналичил, — пожал я плечами.

— Тут уже не пятьдесят тысяч?

— Ну потратил чуток.

Морозов и Чазов вылупились на меня. Ну да, вот такой я наглый.

— Это подотчетные средства!

С лица Евгения Ивановича можно было прикуривать.

— Но вы сами сказали, часть из них мои. Чеков меньше дадут, какая разница? — пожал я плечами. — Мне пора, до свидания.

Я взялся за тележку, начал толкать ее к выходу. Мимо с каменным лицом проследовал Чазов, не попрощавшись, водрузил царственное седалище на заднее сиденье служебной «Волги». Нам же с Морозовым пришлось ловить “бомбилу” — ибо у стоянки такси была огромная очередь. И всю дорогу до Москвы мне пришлось выслушивать стенания профессора на тему, какой я дурак, что ссорюсь с такими людьми.

Дома меня не то что торжественно, никак не встречали. Кузьма, подлец, подошел, ботинок понюхал — и ушел, гордо демонстрируя подхвостное пространство. Ничего, придешь еще, гаденыш, попросишь еды. Посмотришь тогда на мой тыл, споешь грустную песню “мяу-мяу”.

А где же Анечка? По времени должна вернуться из института своего, а ее и следа никакого. Еще пара дней, и я начну переживать. К тому же в холодильнике явные следы подготовки к голодовке: никакой еды, жалкие три яйца и зачем-то банка консервов — печень трески. Как по мне, это добро и при комнатной температуре хорошо себя чувствует. Так, а что у нас с овощами? Ага, нормальная, не гнилая картошка всё-таки в магазине появилась, И даже лук вполне пристойного вида. Как только есть захотелось, сразу продукты в продаже нашлись. А вообще, надо приучить подругу к походам на рынок. Чуть дороже, но зато всего много и качеством повыше. А то невеста моя только придумывать временные трудности умеет. Того нет, этого нет. Когда есть — легко, а ты попробуй как все советские люди. А макарошки — не тот вариант, которым можно питаться ежедневно.

Ага, вот и ключ в замке провернулся. Надеюсь, это не квартирные воры.

— Андрюшенька, милый, дома! — она уронила сумки и, не закрывая за собой дверь, бросилась обниматься.

— Так четыре дня всего не было, — ответил я, когда появилась возможность хоть что сказать. — Давай дверь закроем.

— Ой, а я к родителям ездила, они мне еды с собой надавали, вкусной и много. Сейчас пир устроим, отпразднуем!

Ну как тут будешь ругаться? Отложим воспитательный момент на потом. Да и не очень хотелось, если честно.

Никаких последствий мой демарш с валютой не возымел. Да я и потратил оттуда немного, пару тысяч всего, нашими деньгами при официальном курсе сорок копеек за марку — совсем мизер.

Но с цэкабэшной скорой попросили. Может оно и к лучшему. Времени уже катастрофически не хватало, впереди госы, по кандидатской диссертации материала набралось столько, что часть я решил отложить на будущее, то ли для статьи, то ли для докторской. И хоть к экзаменам я почти не готовился, но на занятия надо было ходить немного чаще. Короче, я принял трудное, но неизбежное решение. Так что переданная свыше просьба оказалась кстати и я с легкой душой написал стандартное заявление «Прошу уволить меня по собственному желанию», задавив стремление дописать слова «главного врача». После чего понес Дыбе, уточнять, надо ли мне отрабатывать, или так выгонят.