Нагибатор Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

«Надо их удивить! — рассуждал я. — Но удивить не сильно. Песня должна быть новой, но в рамках их привычного культурного кода».

По счастью, к моим услугам имелся весь опыт утраченного мной человечества. Я заперся ото всех на целый час и старательно выписывал на восковку песни, которые по звучанию были близки местному индейскому фольклору. И которые я худо-бедно смог бы воспроизвести. Всё это время Хвост с Муравьем носились по Уекахуа и собирали фокус-группу. Перепуганных селян рассортировали по полу и возрасту на кучки по 6–7 человек. Заводили в комнату, где я из-за ширмы напевал по две мелодии. Без слов, просто мычал мотивчик. А ничего не понимающие толимеки голосовали, какая им больше нравится.

Знаете… В списке были бессмертные «Зеленые рукава», битловская «Облади-Облада», даже «Ты ж мене пидманула»! Но пять групп из шести отдали победу песне «Ягода-Малинка»… нет-нет-нет! Группы «Божья коровка», которую я сам непонятно каким чудом вспомнил!

Пипл хавает… Даже в индейской Америке…

Делать нечего. Я засел за текст. Набросал его начерно, криво-косо на «родном четланском». Поскольку главная мысль, которую я хотел вдолбить в толимекские головы, была у нас в конце (про правителей Уекахуа, которым должны служить все толимеки) то ее я решил вставить в припев и втыкать в песню раз пять или шесть. Когда черновик был готов, начались главные мучения — перевод.

Мы включили в рабочую группу носильщика из Моки, смекалистого парня, которого отметили бойцы из Мангазеи. Ему сразу дали «ящик печенья и бочку варенья» и объяснили задачу. Когда носильщик узнал, что такое рифма, у толимека в организме случился переизбыток музы, он превратился в Незнайку и принялся рифмовать палку с селедкой. Пришлось остановить творческий порыв. В итоге я и еще пара знатоков языка принялись сами переводить текст на толимекский, а грустный носильщик только поправлял, где мы говорим неправильно. И еще помогал находить синонимы.

Это был ад. Пока всё мое воинство прохлаждалось, я работал в поте лица! Но это должен быть стопроцентный хитяра — или всё просто бесполезно.

Когда Коллиль притащил, наконец, шестерых сказителей, которых удалось насобирать по всему княжеству, текст был готов. Бродяги с дудками в Толимеке не особо жируют, здесь вам не средневековая Франция. Поэтому я сходу завалил певцов дарами, отчего у тех резко проснулось вдохновение! Мы, как смогли, исполнили перед ними Балладу Намба Ван.

— Ну, как?

«Трубадуры» сидели просто потрясенные. И новизной хита, и нашим исполнением.

— А можно лучше я попробую спеть? — робко спросил один из них.

— Нужно! — радостно возликовал я. — Более того, если вам какие-то детали не нравятся, можете поправить. И каждый, кто начнет исполнять эту песню здесь, в Уекахуа или в другом месте — получит от меня щедрые дары.

Оставив «трубадуров» с носильщиком, который отлично знал текст, я вышел из комнаты. Всё готово. Настало время для самого серьезного разговора.

— Князь, — я стоял перед мелко дрожащим древним стариком. — Призываю тебя отречься от власти и передать титул внуку. Я обещаю, что буду оберегать его, покуда мальчик будет мне верен. Более того, я объявлю его князем всех толимеков и помогу добиться этой власти.

Мне казалось, что Такоциан уже мало чего понимает и лишь послушно кивает. Но дед еще соображал.

— Хочешь загребать жар руками мальчишки? — пронзил он меня взглядом из-под обвисших бровей. — Сердце не ёкает?.. Впрочем, лучше уж ты. Коллиль, коли дорвется до власти, вообще его удавит. А тебе он, хотя бы, живым нужен… Ох, горе-горе Уекахуа…

— Почему горе? Начинается новая великая пора!

— Много ты понимаешь… Пацан! — старик долго молчал, а потом, видимо, на что-то решился. — Приведи ко мне Чокопица. Говорить с ним буду. Наедине! А потом уже тебе ответ дам.

— Хорошо, — кивнул я. — Но есть еще одно: я возьму в жены твою внучку. Она станет законной правительницей.

На этот раз Такоциан отреагировал веселее.

— А вот это ладно! Это неплохо… Всех, значит, решил к рукам прибрать?

— Всех, — не стал отпираться я.

— Тогда веди их обоих ко мне.

Внуки долго оставались в зале наедине с дедом. Конечно, было любопытно, что он им говорит. Но я внезапно таким уважением к старику проникся, что решил исполнить его просьбу и не подслушивать.

Дети вышли заплаканные. Заметили меня и сами двинулись в мою сторону. Туа-Онче поклонилась, не поднимая взгляд.

— Дедушка сказал, что я тебе кланяться не должен, — слегка всхлипывая, хмуро заявил мальчишка. — Мы с тобой равны. Почти.

— Почти, — согласился я.

Пять дней мои скальды-наймиты распевали Балладу Намба Ван в каждой подворотне. У колодцев и на площадях. В домах, когда звали. Конечно, пели вперемешку с другими песнями, чтобы не так подозрительно выглядело. Я через своих людей устраивал горячие опросы, и результат меня радовал: народу нравилась песня, народу нравилась зароненная в ней идея.

Я же все эти дни готовил шоу. Пусть не театр, но что-то похожее.

… — И вот я пришел по зову бога моего, чтобы вернуть справедливость. Ваши воины напали на меня, но я пришел в ваш дом с миром! Потому что знаю: правда Золотого Змея всегда будет сильнее лжи темных духов, что сбивают нас с пути!

Я шагнул вперед.

— Люди! Сегодня вы станете свидетелями великого события! О котором будете рассказывать своим внукам!

На «авансцену» вынесли паланкин с Такоцианом, который уже много-много дней не появлялся на людях. Надтреснутым голосом он объявил, что передает власть своему внуку Чокопицу. Я же поднял руки и объявил, что мальчик станет править всей Толимекой. По завету Калемы-Каваца и воле Золотого Змея Земли.

После этого мы двинулись к главным «декорациям» — к горе Уекахуа, которая возвышалась над городком с северо-западной стороны. Здесь, в священном месте, была обустроена богато украшенная площадка. Везде стояли разряженные стражи князя и мои золотые. Маленький Чокопиц гордо вышагивал вместе с нами. Затем с трудом, но старательно забрался на высокий помост.

— На этой священной земле, родине всего мира! — местный жрец своей луженой глоткой, конечно, мог легко посрамить меня. — В присутствии духов предков, пред ликом всевидящего солнца…

Солнце уже садилось, но можно было засчитать, что «пред ликом». Тем не менее, наша площадка находилась в тени горы, и становилось темновато. Люди толпились тесно, как сельди в бочке, толпа колыхалась, словно неспокойное море, а от столицы подходили еще и еще.

Мальчик под песнопения жреца воссел на свежесделанный трон: большой, яркий, богато украшенный. Старика подвели к внуку, трясущимися руками тот снял с себя богатый головной убор и водрузил его на голову. Здесь всё было традиционно. А затем к трону подошел я и вручил князю здоровый топор из тумбаги. Топор был обычный, типовой, какими орудуют золотые (собственно, у одного воина Глыбы я этот топор и отобрал). Но мастера заменили рукоять на более длинную. Деревяшку украсили резьбой, утыкали яркими перьями. Тумбагу заполировали и наклеили целую россыпь самоцветов. В общем, оружие стало почти бесполезным, но зато таким эффектным!

У Чокопица глаза загорелись (он не знал об этой части ритуала), мальчишка вцепился в топор обеими руками.

— Долгих лет князю всей Толимеки, потомку Калемы-Каваца, избраннику Золотого Змея Земли! — во всю глотку проревел я, воздев над головой левую руку с боевой киркой. Маленький князь, подражая мне, поднял топор обеими руками, мордаха у него была совершенно счастливой.

Внизу, перед помостом был обустроен большой роскошный алтарь. В широкой чаше полыхало пламя, сучья, пропитанные смолой, давали отличный огонь. Жрец призвал собравшихся принести клятву верности князю перед духами предков. Каждый толимек подходил, говорил слова клятвы и зажигал от священного огня факел. Желтые языки постепенно заполняли пространство, и в сгущающихся сумерках это выглядело невероятно мощно.

«Да охренительно выглядит! — не удержался я от мысленного комментария. — Мне кажется, я даже перестарался…».