Воин-Врач VII - Олег Дмитриев
Воин вытерпел и операцию, и восстановление, снова удивившее темпами. А на пиру впервые за несколько лет вцепился зубами в кусок мяса, которое ему теперь стало можно есть без последствий. Откусил сочный шмат… и заплакал. Судорожно, тяжко, неумело. Поняв, что хворь ушла, что он здоров, спасён Чародеем. И тогда над ним, дрожавшим и всхлипывавшим, тоже никто не смеялся. Лишь во взглядах, украдкой бросаемых на Всеслава, вспыхивала та же благодарность, граничащая с жертвенностью. Эта стая и раньше была готова ради своего вожака на всё. Теперь, кажется, и на всё остальное. Они бы самому Чернобогу бороду выдрали по волоску, прикажи князь.
Ещё одного пришлось комиссовать. У него обнаружились при осмотре пролапс и стеноз митрального клапана, ещё сильнее, чем у Энгеля. Новые возможности поражали. Повинуясь мысли, картинка приближалась и отдалялась, меняла проекции, я мог будто сохранять отдельные кадры, чтобы изучить их потом, сидя за столом с князем над нашим спавшим телом, показывая и объясняя ему причины и признаки хворобы. И будто бы даже слух к этому умению-дару подключился: я отчётливо «слышал рукой» позднесистолические шумы́, видя при этом, как прогибались обе створки клапана сердца, и забрасывалась кровь из желудочка в предсердие. И снова ничего не мог с этим сделать.
Уселись на носу с тем воином и Гнатом. Послушали историю о том, как зарубил он одного половца, увешанного лоскутками, бубенцами и костями, ка́ма-шамана Великой Степи, но тот, знать, успел проклясть его перед смертью. Убедительно объяснили, что шаманы, конечно, мужчины серьёзные, рычать и кряхтеть под звуки бубна умеют знатно, тревожно, но это всё не из-за них. Собрали семейный анамнез, выяснив, что от сердечной недостаточности, видимо, умерли отец и дед воина. Которых никакие половцы точно не проклинали. И предложили ему перейти в «тренерский состав», к Кузьке-заике, то есть наставнику Кузьме, в помощники. Найдя очередной компромисс, устроивший каждого.
Теперь нужно было осмотреть Домну. Но сделать это не в Гнатовой манере: «эй ты, или сюда, задирай подол». Зав столовой была слишком верным, ценным и знающим кадром, членом семьи почти что. При ней как часы работал штат что в Киеве, что в Полоцке. Причём новости из Киева она и теперь узнавала едва ли не вперёд воеводы. Буривоева правнучка была умна и не по-современному тактична, но главное — абсолютно точно предана Вселаву и его семье. Таких никак нельзя было обижать зазря. И давать пустую надежду тоже не хотелось. А ещё она формально была в подчинении великой княгини.
Когда привычным водоворотом меня потянуло с крыши в горницу, план был готов. И, кажется, имел все шансы на успех.
Князь имел удовольствие плескаться над кадушкой, гоня прочь ночную истому и остатки сна, а с лица — лёгкую отёчность невыспавшенося человека и счастливо-глуповатую улыбку, объяснявшую причину недосыпа. За спиной его Дарёна кормила Егорку, ворчавшего волчонком. Этот-то когда успел так оголодать? И улыбка на лице жены была ровно такая же, как у Всеслава. Потому что и причина тоже была та же самая.
«По щекам похлопай и пальцами под глазами вот эдак поделай» — посоветовал я великому князю. Подумав мимоходом и о том, что во всех книжках из-за забора попаданцы начинали делать и продавать за кордон зеркала́. Чародей же умывался, глядя на золотистые брёвна. Непорядок.
«Зачем это?» — удивился он, но дисциплинированно хлопнул пару раз по бороде, от чего за спиной пискнул Юрка, а княгиня удивлённо повела бровью.
«Ну так-то не молоти́, не казённая морда-то!» — вздрогнул я. Общее тело ощущалось вполне своим, и в этой утренней неге получать оплеухи от самого себя хотелось в последнюю очередь. Но пояснил: «Кровь быстрее побежит и лимфа, уйдут отёки из-под глаз».
— Вы, если драться удумали, может, отца Ивана с Буривоем кликнуть? Отпоют, отшепчут, — уточнила из-за спины Дарёна.
— Да нет, это я не так понял науку его, — отмахнулся великий князь, оборачиваясь и похлопывая себя по щекам уже бережно, любя. А после принялся постукивать подушечками пальцев под нижними веками. Смотрелось, наверное, забавно.
— Хоро́ш ты, сокол ясный! Вот враги твои бы рты поразевали, на такого тебя глядючи, — прыснула она. И добавила, присмотревшись, — А меня бабушка Ефимия так учила делать, круги под глазами разгонять. Не знала, что мужам так можно.
— Чего ж нельзя-то? — не прекращая процедур, удивился я. — Отличия мужей от жён, сама знаешь, ниже начинаются, выше шеи да снаружи никакой разницы и нет. Кстати, Дарён, про отличия…
Я рассказал, присев рядом и старательно отводя глаза от завтракавшего с такого «богатого стола» княжича, об увиденном-услышанном. Жена слушала внимательно, иногда уточняя и советуясь, как поступить лучше. Совсем как моя. Даже складочка меж бровей появилась такая же, заметил, когда глянул. Она к тому времени уже запахну́ла во́рот, задумчиво укачивая сопящего сытого Егорку.
— Сделаю, Врач. Сонный напев Леся освоила очень хорошо, Феодосий не нарадуется на неё. Через день в лазарет зовёт. Трое там из тех, кого выучил ты, трудятся, а она подсобляет каждому. Умница большая, старается. Только кажется мне, что боится она по сию пору, что погонят её со двора. Не верит, страшится, что закончится сказка. Натерпелась девка за жизнь короткую. Я говорю с ней, может, и вам попробовать? Она, грешно сказать, Всеслава наравне с Богами каждое утро поминает.
— Поговорим. Да, выпало сироте — не приведи Бог. Подумаем, спасибо, что указала. И за то, что за каждым из гостей глядишь, как мать родная.
— И́скони так заведено, чтоб хозяйка в дому́ обо всех заботилась да про всё ведала, — удивилась Дарёна. — Если я знать не буду, как гость обихожен, сыт ли, здоров ли — какая ж я тогда хозяйка? А что дом у нас такой большой нынче, так то Богам хвала, да вам, разумникам. А верно ли говорят, что вы княгине заморской задницу зашили?
Резкий переход был настолько неожиданным, что я едва не закашлялся, чудом удержавшись. Она как раз укладывала заснувшего сына в люльку, нельзя было шуметь, это я по своим помнил. У них, маленьких, сон по краешку ходит, спугнёшь — час потом
