Старуха 4 (СИ) - Номен Квинтус
— Но ведь прибыль можно занизить, Вера Андреевна же не может проверять бухгалтерию этой Марты…
— Формально не может, но фактически я именно этим в основном и занимаюсь. Марта сама все документы нам отдает на проверку: она понимает, что если Вера Андреевна лишь заподозрит, что с финансами что-то не так, то фру Густафссон может свою лавочку закрывать, и поэтому она делает все, чтобы такие подозрения даже возникнуть не могли.
— Интересно вы устроили там все… но как вы-то проверяете такую огромную бухгалтерию?
— А мы ее тоже не проверяем, этим занимается финансовый отдел НТК, мы туда просто все бумаги переправляем. Это Вера Андреевна так устроила, мы лишь пользуемся этой системой. Кстати, именно благодаря такой полупрозрачной системе…
— Что значит «полупрозрачной»?
— Ну, то, что творится внутри, видит лишь Марта и мы, но никакие контрагенты даже не догадываются, как на самом деле это устроено. Так вот, благодаря этой системе СССР может легко приобрести даже то, что нам запрещено продавать по закону тех стран, откуда товар поступает. И именно поэтому фру Густафссон продавила от короля признание Саамо-финской АО территорией СССР: у нас есть официальная граница, мы через эту границу возим разные товары по железной дороге — но Швеция не обязана, согласно своему законодательству, кого-либо информировать о своей трансграничной торговле если она ведется напрямую, а грузы не подлежат — как, например, при морских перевозках — обязательному страхованию в международных компаниях. То есть мы и раньше возили многое без извещения третьих сторон, но это все же было нарушением некоторых законов — а теперь всё идет в рамках действующего законодательства. Те же расточные станки для производства «Терминаторов» мы в СССР привезли вообще-то в обход шведского законодательства, то есть придумали кое-какую лазейку — а теперь в Харьков такие же станки мы везем, никаких законов не нарушая. Шведских законов…
— Это понятно… но почему вы не хотите все же заняться тем же делом, но уже в рамках наркомата, то есть всей страны?
— А вот это просто уже невозможно: по шведским сделкам все расчеты ведутся через личные счета Веры Андреевны. Именно личные, не корпоративные. И чтобы обеспечить прямой доступ к ее счетам для меня, мне пришлось официально стать ее опекуном: по шведским законам совершеннолетие наступает в двадцать один, и это было просто необходимо сделать. А другого опекуна ей назначить уже нельзя: она же теперь самостоятельная взрослая женщина старше двадцати одного года…
— То есть на должность наркома придется…
— Товарищ Сталин, я, конечно, всего лишь мелкий работник торгпредства СССР в Швеции, но мне кажется, что этот наркомат вообще стал теперь лишним: более восьмидесяти процентов внешней торговли ведется теперь, если смотреть на фактическую сторону дела, через финотдел НТК. А там специалисты грамотные, к тому же их контролирует и Валентин Ильич, и Лаврентий Павлович — им, мне кажется, будет не очень сложно обработать и оставшиеся двадцать процентов внешнеторгового оборота.
— Ну да, ну да… то есть вы предлагаете перевести финотдел НТК в наркомат внешней торговли, предварительно всех из наркомата выгнав, я правильно вас понял?
— Нет, я имел в виду, что финотдел НТК сможет просто контролировать заключаемые в НКВТ сделки и их визировать до того, как будут заключаться контракты. Ведь через НТК идут только контракты по запросам предприятий самого НТК, а сделки по заказам сторонних организаций он даже проверить не сможет, ведь сторонние бюджеты им просто неизвестны. Но просто проверить сделку на коррупционную составляющую…
— Извините? Что за составляющая? То есть в принципе понятно…
— Выяснить, не заключается ли контракт по ценам, выбивающимся из среднерыночных. Это как, скажем, по автозаводу в Нижнем Новгороде: чтобы выяснить, что завод был куплен в полтора раза дороже его реальной стоимости, Вере Андреевне потребовалось всего два дня. То есть она попросила Марту это выяснить, насколько я помню…
— Спасибо, Егор Дементьевич, я вашу позицию понял и с ней согласен. Вы обратно в Стокгольм когда собираетесь? Впрочем, в торгпредстве там уже аппарат ВЧ установлен, и если мне потребуется консультация… До свидания.
Вечером Сталин с ноткой негодования в голосе поинтересовался у Берии:
— Лаврентий, а ты знал, что восемьдесят процентов нашей внешней торговли проходят через личные счета Старухи?
— И ты знал, просто не обращал на это внимания. И дальше не обращай…
— А если с ней что-то случится⁈
— Тогда ты что-нибудь придумаешь.
— Надо уже заранее все продумать! И займешься этим ты! Вместе с Тихоновым займешься!
— И не подумаю, — усмехнулся Лаврентий Павлович, — я права такого не имею. Потому что на самом деле владельцами всех этих счетов и полными их распорядителями на самом деле являются два человека: Старуха и некий Сталин Иосиф Виссарионович. Правда, тебе придется в Стокгольм съездить, чтобы в банке в присутствии нотариусов банка образец подписи оставить…
— Я⁈ Но почему?
— Я Старуху спрашивал, она сказала, что, цитирую, «товарищ Сталин ради мелкой личной выгоды меня убивать точно не станет. А кататься пару раз в год в Стокгольм он не захочет». Там же банковское законодательство простое: частное лицо может постороннему доверенность выписать только в пределах остатка на счете на дату выписки доверенности…
— Я не знал, мне она никогда об этом не говорила…
— Да об этом вообще человек десять знало, включая меня, Валентина, Марту эту и нескольких клерков в банке. Ну, еще короля Густава. Теперь и ты знаешь. Легче стало? И вообще наплюй: там все счета транзитные, на них и денег-то почти нет. А вот с Мартой Густафссон тебе все же стоит познакомится… когда-нибудь. Все же — деловой партнер! — И Лаврентий Павлович рассмеялся. — Она Веру-то уважает, а тебя вообще не знает…
— Веру, говоришь, уважает…
— Да ее пол Швеции уважают, даже не так: они к ней относятся примерно так же, как наши коммунисты к Карлу Марксу. Мне Вася Кожемякин рассказывал, что мальчишка, которому Старуха шлем велосипедный подарила, подобрал и ее разбитый мотоциклетный. И открыл «Муторсикелемсмусиум», то есть Музей мотоциклетного шлема. Вход — одна крона, сфотографироваться в разбитом шлеме — десять крон и еще по кроне за каждый отпечаток фотографии. На входе — здоровенная фотография Старухи в этом шлеме, то есть когда он еще не разбитый был — и, говорил, в музей первые пару лет очередь была, а парень на выручку сейчас в университете учится, причем на химика… но и сейчас музей ему дает денег достаточно на очень безбедную жизнь. Вася это точно знает: парень десять процентов с выручки в кассу торгпредства заносит за то, что Старуха ему разрешает ее имя в рекламе использовать. Столько лет прошло, а поток желающих в ее шлеме сфотографироваться все еще не иссяк… хотя, многие думают, что она — просто доверенное лицо товарища Сталина. Очень доверенное.
— Ну, в последнем они не очень-то и ошибаются: так как Старуха почти все делает… правильно, хотя она и…
— Контра. И зараза, она мне об этом пару раз в неделю напоминает. А правильно она делает просто потому, что делает она это всё для себя. Не в том смысле, что под себя гребет, а в том, что она просто думает, как себе жизнь облегчить, а затем ее, жизнь эту, облегчает всем окружающим советским людям. На себе чувствуя, что именно жизнь делает более приятной. Вон, на молочных заводах теперь стали ставить фасовочные автоматы для масла — а она придумала новый материал для пачек с маслом, чтобы оно дольше хранилось у тех, у кого холодильников еще нет. А теперь придумала новую упаковку для молока… там по ее распоряжению группа инженеров сейчас автоматы по розливу молока в новые упаковки изобретают. Пока — только детские молочные смеси в эти упаковки разливать будут, но кто лучше нее знает, что будет молодым мамашкам удобно? Там коробочки картонные по двести грамм, как раз на одно кормление…
— Картонная коробочка? В ней же молоко прокиснет еще до магазина не доезжая!
