Из-под снега - Татьяна Юрьевна Холина-Джемардьян
— К мёртвым и мудрым не ревнуют, — отрезала Тунья. — А всё-таки тебе до неё, как зимней луне до летней.
Аю ловко перекусила нитку и взялась за следующий шов. Пусть Тунья хмурится каждый раз, когда в доме гостит мудрая Вильяра. Пусть делается от этого ещё некрасивее, чем обычно. Пусть ворчит на любезного, вместо того, чтобы хорошенько приласкаться к ним с мудрой. Не хочет знать, как хорошо на пушистых шкурах втроём…
Однако на этот раз кузнец выставил за дверь обеих жён. Остался в лучших покоях с Вильярой и чёрной поганью. Это — главный повод для недовольства Аю. Морщатся над переносьем густые, прекрасные белые брови, яростно втыкается в потрёпанную шкуру игла.
Тунья, между тем, не перестаёт ворчать:
— Опять заболтала, дурёха, своими подарками-зеркалами. А не смей пугать детей новым слугой!
— А ты сама-то не боишься?
— А чего там бояться?
***
Тунья сердито передёргивает плечами: Аю — дурёха. Родилась глупенькой, а познав мужа, но так и не зачав дитя за пол-лета и осень, растеряла последний ум. Будет теперь маяться до зимнего сна, стелиться подо всех и вся.
Тунья презрительно кривит губы: она сама даже весной сохраняла здравомыслие. За трезвый ум и хозяйственную смётку кузнец научился ценить навязанную ему жену. Теперь говорит, уезжая, и повторяет, возвращаясь: «Пока ты ведёшь мой дом, Тунья, моё сердце спокойно». Перед осенней ярмаркой сам выковал и надел жене на шею золотую гривну — доверенность на ведение всех дел. Редкая женщина может похвастать, что получила такое не от матери…
Аю всё талдычит о своём:
— Тёмный он насквозь, этот пришлый! Ярость и смерть на нём — чужая и его собственная. Неужели ты не видишь, Тунья?
— Я не смотрю в ту сторону. Пусть знахаркина дочь думает о таких вещах.
— Она-то подумает, а наш любезный?
Тунье всё труднее делать вид, будто ей всё равно. Она безмерно гордится своим кузнецом! Сны мастера Лембы пронзают миры, руки его творят небывалое наяву. Любое дитя знает: именно такие мастера меняют мир, остаются в сказках и в преданиях мудрых. Увы, не всегда они меняют мир к лучшему. Мудрые стоят на страже жизни и равновесия, но посвящённая клана Вилья слишком молода и любопытна сама. Знахаркина дочь скорее втянет друга юности в какие-нибудь безрассудства, чем предостережёт… Казалось бы, при чём здесь странный новый слуга? А всё-таки…
— У любезного ума побольше, чем у нас обеих! Но я тоже за этим прослежу. — Тунья закрепила последний узел на куртке, забрала у Аю штаны и отправилась вручать слуге его новую одежду.
Глава 2
Нимрин дремал в коконе шкур. Сладострастная возня кузнеца и колдуньи, их стоны, рыки и взвизги мешали ему уснуть крепче, но это хорошо, ведь где-то в глубине сна его подстерегает враг. Враг реальный и лютый. Подстерегает во сне. Удивительно, а сомнений-то никаких.
Присоединиться к чужим утехам хотелось всё больше, и в этом тоже мерещилось нечто неправильное. Навязанное извне? Слишком трудно провести границу между собой и миром, чтобы сказать наверняка… Слишком лень шевелиться… Вот же неугомонные!
Видимо, в какой-то момент он всё-таки погрузился в сон, потому что, когда высунул голову из-под шкур, кузнеца в комнате не было, а колдунья спорила с одной из женщин, приносивших еду.
О чём спорили, Нимрин спросонок не разобрал, а стоило шевельнуться, обе замолчали и уставились на него. Колдунья смотрела тепло и благожелательно, взгляд её собеседницы не обещал ничего хорошего.
— Это твоя хозяйка, Нимрин. Старшая жена мастера Лембы, распорядительница Тунья. Её ты будешь слушаться так же, как кузнеца, — на этих словах Вильяра слегка поморщилась, или показалось?
Нимрин склонил голову и бесстрастно-вежливо уточнил:
— А если хозяин и хозяйка дома велят мне разное, кого я должен буду слушаться?
Вильяра улыбнулась, Тунья оскалилась, разница разительная!
На вопрос ответила Вильяра:
— Веление хозяина выше веления хозяйки, моё веление — выше их обоих. Но если случится противоречие, ты сразу скажешь об этом тому, кто велел позже.
— А кого ещё я должен слушаться, кроме вас троих?
Вильяра не успела рта раскрыть, как Тунья рявкнула:
— Всех! Ты младший из младших слуг в этом доме. Здесь никого нет ниже тебя.
Теперь уже колдунья выскалила зубы, и отнюдь не на Нимрина:
— Он мой, Тунья. Мой и других мудрых. Я доверяю его вам с кузнецом. На время, чтобы вы позаботились о нём. Ты хорошо поняла меня, женщина?
Как ни странно, слова колдуньи остудили пыл хозяйки дома. Тунья низко склонила голову:
— Да, я услышала тебя, мудрая Вильяра.
— Посмотри мне в глаза, Тунья!
Жена кузнеца нехотя повиновалась. Колдунья тихо, на грани слышимости, завыла. Нимрин не взялся бы сходу воспроизвести этот звук, но заёмным знанием знал: именно так, заунывным воем без слов, звучат здешние песни и заклинания. Через миг обе женщины завывали в унисон, положив руки друг другу на плечи. Потом они вспомнили о третьем в комнате, разом оглянулись, и Нимрина будто подтолкнуло встать в круг и подпеть. Неожиданно, это оказалось легко, тянуть хором Зимнюю песнь умиротворения. Была ли в звуках магия, Нимрин не разобрал, но они в самом деле умиряли страсти. Тунья теперь смотрела на нового слугу более-менее доброжелательно. Вопрос, долго ли продержится эффект? Но думать о плохом Нимрину не хотелось. Вообще думать не хотелось, и это было неправильно. Может быть, он подумает об этом позже.
***
Вильяра слушала неумелую, но действенную песнь найдёныша. Кажется, она вложила в заклятие понимания многовато себя, не соизмерила силу. И когда будила — тоже. А, не беда, тем интереснее коротать зиму!
Мудрая отослала Тунью прочь, и силою дара, жаром своим поманила к себе чужое существо. Голосом тоже позвала:
— Нимрин!
Он отбил колдовской зов, будто летящий в лицо снежок, не раздумывая. Похоже, его учили таким вещам, хорошо учили. Уставился исподлобья:
— Чего ты хочешь от меня, мудрая Вильяра?
— Ты желаешь завалить меня на шкуры. Ты очень сильно этого желаешь.
Он упрямо мотнул головой, сглотнул и ответил:
— Это твоё желание во мне. А я не знаю. Я опасаюсь прикасаться к твоему жару, прежде чем разберусь с собой.
— Ты живёшь одним моим жаром, Нимрин. Пока — только им. Это единственная защита от врага, идущего по твоему следу. Ты хочешь согреться, я хочу согреть тебя. Иди ко мне, Нимрин.
— Кувыркаться с тобой — единственный способ?
— Для тебя сейчас, да.
Вильяра
