Из-под снега - Татьяна Юрьевна Холина-Джемардьян
В этот раз мудрый Нельмара, хранитель знаний, выслушал Вильяру и рассказал кое-какие подробности о существах, похожих на кузнецова найдёныша. Тысячи зим назад суровые воины Иули, именовавшие себя стрелами Тьмы, пришли в мир Голкья откуда-то из-за звёзд. Открыли Большие Врата, объявили, что ищут по всем обитаемым мирам дани и подчинения. Были приняты со всем возможными почестями, однако убрались несолоно хлебавши. Мудрые и вожаки кланов тогда убедили незваных гостей, будто взять с пещерных жителей, кроме вонючих шкур, нечего. В те времена это было почти правдой. Потом, на всякий случай, мудрые надёжно запечатали врата в свой мир. Что именно помогло, неведомо, но за данью тёмные больше не являлись.
«Будь осторожна, Вильяра, все они умело колдовали и были злы в драке. Но одинокий, беспамятный тёмный миру не слишком опасен. Убить его или вышвырнуть отсюда не составит труда. Сама не справишься, объединим усилия. Только постарайся выяснить, как он попал к нам, не придут ли следом его сородичи? Да и любопытно, откуда он вдруг свалился через столько зим?»
***
Тёплые отсветы углей и масляных светильников играли в серебристых глазах Вильяры, на её белых волосах. Облокотившись о свёрнутую валиком шкуру, мудрая смотрела, как две жены кузнеца, Тунья и Аю, вносят в комнату низкий столик с едой. Следом важно шествовал сам кузнец. Вильяра откинула шкуру со спящего найдёныша:
— Тунья, посмотри, надо подогнать ему штаны, куртку и обувь. Самые простые, из старья, как младшему слуге. Ты справишься без мерок, на глаз?
— Чего бы не справиться? А кто это?
— Подарок с ярмарки, муж вам потом расскажет, — перебила Вильяра.
— Идите, женщины, — приказал Лемба.
У мудрой своей причуды, и власть её велика. Однако кузнец не хотел, чтоб его жёны лишний раз пялились на чужого мужчину, пусть даже тощего и некрасивого. Хотя, словами об одежде Вильяра ясно обозначила будущее место Нимрина. Он поселится здесь на правах одного из бродяг, прибившихся к богатому дому на зиму. Кус мяса в похлёбке — плата младшим слугам за согласие на самую грязную работу и вечно опущенные глаза. Хозяйские жёны, если не дуры, на таких не зарятся. С дурами же разговор короткий…
Вильяра поднесла поближе светильник. Задумчиво, неторопливо разглядывала найдёныша, водила над ним кончиками пальцев. Кузнецу всё меньше дела было до их странной добычи, он любовался мудрой, всегда прекрасной и желанной. Однако обратил внимание: безволосая кожа чужака поначалу была почти белой, теперь посмуглела, приятно оттеняя снежную белизну Вильяры. Чёрная кровь отогрелась, побежала по жилам?
Женщина поставила светильник в нишу стены, подмигнула Лембе:
— Вот теперь, кузнец, пора смотреть.
— А не повредит ли тебе его семя? Если, говоришь, звери отравились бы?
— А я — мудрая. Я могу хоть целиком его сожрать, ничего мне не будет… А семя у него, я думаю, не ядовитое, — рассмеялась женщина. — Какой же ты, Лемба, заботливый и предусмотрительный. За то я тебя ценю, за то люблю…
Сказала, и нежно коснулась губами губ другого мужчины. Пока не поцелуй, приглашение к поцелую. Чужак глубоко вздохнул, лицо из расслаблено отсутствующего стало мрачным. Тонкие чёрточки бровей сошлись, челюсти сжались, по всему телу пробежала дрожь. Мудрая пропела заклинание, её горячие ладони затанцевали над кожей чужака, ласково взъерошили короткие чёрные волосы. Мужчина приоткрыл глаза. Тоже чёрные, кто бы сомневался! Совершенно пустые, бессмысленные. Колдунья снова приникла к его губам: жадно, требовательно. Он не сразу, но ответил на поцелуй, руки неуверенно потянулись обнять. Вильяра ласкала найдёныша, его тело исправно отвечало на ласку. Вот уже колдунья насела сверху, задвигалась вверх-вниз. Страстные стоны чужака вплелись в её тихое урчание, пальцы легли на белоснежные бёдра, стали задавать ритм. Кузнец сравнивал стати новой игрушки Вильяры со своими собственными и посмеивался. Подумал, мудрая расшевелит кого — или что — угодно:
— Ты на сосульки не пробовала надеваться? А на сухие сучья?
— Лемба, не мешай, подожди своей очереди…
Согласное, ускоряющееся движение двух тел, рычание, вскрики. Белая гривка по хребту Вильяры встала дыбом, женщина выгнулась, откинула голову назад, огласила комнату ликующим кличем.
Соскользнула с чужака, гибко склонилась к его лицу, заглянула в глаза. Пустота из них ушла, но не было там и удовольствия мужчины, излившего семя в прекрасную женщину. А что было, в такой непроглядной черноте не различишь. Мудрая вроде бы чувствовала смятение, страх, тоску, но не была уверена. После беседы с Нельмарой она готовилась ко всяким неожиданностям.
Чужак мгновенно — взгляд опытной охотницы едва уловил движение — перетёк подальше от неё, в угол. Лицо так же быстро стало очень собранным. Он резко спросил что-то. Повторил вопрос, видимо, на нескольких языках. Языки были Вильяре незнакомы, а смысл понятен: «Где я? Кто вы?». Это мало походило на поведение младенца или крепко стукнутого по башке, но пока не нападал, и ладно. Вильяра пропела заклятие понимания, дунула в сторону чужака, будто сдувая пух с ладони.
Указала на кузнеца:
— Мастер Лемба, кузнец, твой хозяин. Он подобрал тебя в снегах по дороге с ярмарки и отогрел. Ты в его доме.
Приложила ладонь к своей груди:
— Хранительница клана Вилья, мудрая Вильяра.
Показала на найдёныша:
— Нимрин, новый младший слуга мастера Лембы.
Колдунья отчётливо, медленно выговаривала слова, точно зная: силой заклятия звуки и смысл сольются в голове чужака воедино, он всё поймёт и запомнит.
— Повтори!
— Кузнец Лемба, мудрая Вильяра, — заминка, злой взгляд исподлобья. Уши из смешных круглых стали вдруг острыми, почти как у настоящего охотника. Чужак буркнул что-то на своей тарабарщине, помотал головой из стороны в сторону.
Вильяра властно повысила голос:
— Ты — Нимрин. Нимрин — это ты. Повтори!
Чужак ещё раз, резче, помотал головой, в тёмных зрачках зажглись жёлтые искры. Колдунья, сменив тон, вкрадчиво промурлыкала:
— Нет? Не нравится? Так назови нам своё имя, дом, клан, и мы будем величать тебя правильно.
Вот тут стало очевидно, что найдёныш далеко не в порядке. Яростное сверкание глаз и злобный рык не могли обмануть мудрую. Будто чёрный зверь скалил зубы из ямы, крепко сидя на кольях.
— Не хочешь говорить?
Помотал головой.
— Не можешь?
Заминка, тот же жест.
— Не помнишь?
Кивнул.
— Да? Ты сам не помнишь? Вот и мы не знаем, кто ты. Если ты вспомнишь, или родня найдёт тебя, будет тебе имя, а может, и почёт с уважением. Но пока станешь жить здесь, отрабатывать свою похлёбку, и прозвище твоё будет — Нимрин. Можешь выбрать
