Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ) - Черемис Игорь
– Папуль, а вот и Егор! – радостно крикнула Алла.
Её отец резко отпустил дочь и обернулся. Я много раз видел, как на лицах людей одна эмоция сменяет другую – но в этом случае всё произошло мгновенно. Вот только что на его лице была широкая улыбка, а в глазах плескалась радость от встречи с родными – а вот на меня уже смотрит разгневанный родитель, который готов смешать с дерьмом любого, кто покусится на его любимую доченьку.
Я непроизвольно отступил назад.
Ситуация была – врагу не пожелаешь. Я мельком подумал, что отец Аллы начнет бить меня прямо тут – невзирая на толпу вокруг нас и на то, что неподалеку тусовались сразу два патруля, милицейский и военный, которые бы наверняка вмешались, чтобы прекратить безобразие. Я же драться с будущим тестем не собирался ни в коем случае – это было бы слишком даже для меня.
Спасли ситуацию женщины. Алла буквально повисла на одной руке отца, а Елизавета Петровна как-то хитро подхватила сына под другую – и получилось так, что добраться до меня он смог бы, но лишь с весьма солидной ношей. Он и сам осознал, что погорячился, краснота начала пропадать из его глаз. Я тоже слегка расслабился – но следил, чтобы дистанция между нами не сокращалась. Всё же он был в совсем другой весовой категории – за сотню килограммов точно, и не мне с моими семьюдесятью пытаться победить в этой схватке.
– Папа! – шепотом, но громко сказала Алла. – Это Егор, он хороший! Это он предложил тебя встретить!
– Алик, ты чего на мальчонку вызверился? – вступила в разговор и бабушка. – Подтверждаю – хороший юноша, всем бы таких женихов. Давайте уже домой собираться, а то устроили тут зрителям развлечение...
Справедливости ради – на эту сценку никто не обратил внимания. Люди встречались, о чем-то переговаривались – и плотной вереницей тянулись к выходу из аэропорта. Но Елизавета Петровна была права – нам надо было последовать их примеру. А у машины я собирался пустить в ход «адмиральский кофе».
Отец Аллы посмотрел на дочь, потом – на мать. Перевел взгляд на меня – нехороший у него был взгляд, оценивающий. А потом он каким-то неуловимым движением освободил правую руку, на которой висела Алла, как-то слишком легко шагнул вперед – и протянул эту руку мне.
– Ну, будем знакомы, Егор, – сказал он. – Мать права – поговорим, посмотрим… а там и решим…
«…твою участь» – отчетливо повисло в наполненном шумом воздухе аэропорта «Домодедово».
***
Руку я ему, разумеется, пожал – и он не упустил возможность сдавить мою ладонь так, что я был готов завопить от боли. Но не завопил – лишь улыбался, сдерживая рвущийся изнутри крик и пытаясь хоть немного сжать его руку в ответ. Не слишком удачно – эту рабочую лопату и стотонный пресс, наверное, не брал, – но тут засчитывалась и простая попытка. В общем, в этом раунде мы остались каждый при своих.
Ну а потом настал мой черед наносить удары – больше моральные, конечно, но тут привычные правила не работали. Алла поделилась с отцом, что в Москву мы поедем на «машине Егора» – она так и сказала, хотя до этого я самолично слышал, как она называла её «нашей». Потом я выдал ему термос с «адмиральским» кофе – и был вознагражден очень задумчивым взглядом. Ну а потом я показал всё, на что был способен за баранкой этого пылесоса – «Победа» не предназначалась для скоростной езды, и поэтому большую часть пути я спокойно тошнил в общем потоке, лишь иногда ускоряясь, чтобы обогнать особенно медлительные «Жигули» или «Волги». На МКАДе было попроще, но и там мне приходилось регулярно возвращаться в правый ряд, чтобы пропустить каких-то гонщиков, не боящихся злых гаишников.
В общем, когда мы подъехали к дому на Новоалексеевской, я серьезно вёл в счете – правда, никаких гарантий, что отец Аллы не скинет карты и не объявит соревнования по боксу, у меня не было. Я лишь надеялся на произведенный мною эффект и на его благоразумие. В конце концов, должен же он был хоть что-то взять от матери?
На дачу мы не вернулись по нашему общему решению. Дорога из глубины сибирских руд, в которой отец Аллы строил свою Байкало-Амурскую магистраль, занимала как бы не сутки; я предполагал, что в доставке будущего тестя на историческую родину были как-то задействованы ручные дрезины, сани с собаками и, возможно, вертолеты малой гражданской авиации. В общем, ему надо было банально привести себя в порядок и воспользоваться благами цивилизации, недоступными в городках участников великой стройки. Ну и просто поваляться на диване, который мы с Аллой освободили.
И вот тут ему удалось впервые удивить меня. Отец моей девушки какое-то время провел в большой комнате, чем-то гремел, что-то двигал. А потом он заглянул в комнату к Алле, в который мы с ней ждали объявления моей участи, и как-то безразлично спросил:
– А чего вы тут кувыркаетесь? Жили бы на моём диване. Я там всё убрал, всё равно мне до возвращения будет не до этих дел. Пошли!
Мы подчинились.
Комната теперь выглядела чуть более большой, чем раньше. Все принадлежности для черчения были куда-то убраны, лист с кульмана снят и, кажется, помещен в черный тубус, который появился в самом углу комнаты. Кульман тоже был разобран – доска выглядывала из-за двери, а сам он в сложенном состоянии лежал в углу, рядом с тубусом. Бумаги, которые Алла достала из ящика и вернула на стол, тоже куда-то делись.
– Вот, располагайтесь, молодежь, – сказал он и вышел из комнаты.
Мы с Аллой переглянулись, и она запоздало крикнула вслед отцу:
– Папуль, спасибо!
Это было почти необъяснимо; впрочем, я предполагал, что Елизавете Петровне, которая сейчас хозяйничала на кухне, удалось незаметно прошмыгнуть в комнату к сыну и научить того уму-разуму. Но это были лишь мои домыслы – мы сидели за закрытой дверью и ничего особо не слышали.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я.
– Не-а, – Алла мотнула головой. – Но, думаю, он тебя принял… хотя, наверное, ещё не до конца.
***
К серьезным делам отец Аллы перешел после завтрака, который на скорую руку сварганила бабушка. Он уже посетил ванную комнату и переоделся в домашние треники и майку со старой рубашкой, но смотрел на меня всё ещё хмуро. Я даже не пытался понять, почему меня так сходу невзлюбили – в конце концов, в жизни разное случается, и, возможно, я мог напомнить ему какого-нибудь недруга из детского сада или младшей школы. Поэтому я молча ел и ждал, когда меня позовут поговорить по-мужски – судя по всему, рукоприкладство откладывалось, а всё остальное я надеялся пройти с достоинством.
Вот после еды Александр Васильевич – так звали отца Аллы полностью – и предложил мне побеседовать с глазу на глаз. Я легко согласился – и даже остановил Аллу, которая была готова броситься на мою защиту. Отец заметил порыв дочери, но ничего не сказал – до тех пор, пока не закрыл за нами дверь большой комнаты.
– Алка от тебя без ума, – нейтрально сказал он, когда я уселся на диван.
Сам он остался на ногах, лишь оперся пятой точкой о стол – известный прием, позволяющий получить некоторое преимущество над собеседником. Я точно знал, что со мной это не сработает, а потому и пошел у него на поводу.
