Первый Романов (СИ) - Борис Владимирович Романовский
Крестьяне крепче сжимают свое 'оружие, но все равно не смеют подойти к автоматчикам, охраняющим фургон.
— У них «калаши», — тихо говорит комбайнер Вася, самый здоровый мужик в деревне. — Не выйдет, Ерник.
Староста в бессилии опускает голову и бьет кулаком по земле. Если бы он мог хотя бы встать, то уже бы кинулся на иродов. Но голова до сих пор кружится, в ушах звенит, в глазах всё пляшет хороводом. Бедные внучки! Даже сейчас они испуганно глядят на него из нутра фургона, и скорее всего их увезут, и тот одинокий герой, так смело выступивший против Моржовых, лишь зря положит голову. Уже, наверное, положил.
— Убирайтесь, — вдруг раздается властный голос.
Старик вскидывает голову. Толпа за его спиной ропщет пораженно. Моржовы тут же вскидывают автоматы.
Из-за покошенного забора выходит тот самый парень. Лицо спокойное, глаза не выражают ничего, кроме равнодушия. Этот человек идет безоружным на смертоносные дула, но ему будто все равно.
— Стой на месте! — рявкает Моржов, одной рукой целясь, а другой поднося рацию к лицу. — Иначе пристрелю! — парень послушно останавливается и спокойно ждет. — Казан, это Орех. Он вышел! Диверсант этот…Что делать? Прием!
Но из рации доносятся лишь тишина.
— Да пристрелить его, чего думать! — второй Моржов спускает курок…Нет, не успевает.
Неизвестный парень резко выбрасывает обе руки вперед. А потом и еще раз. Очень быстро. Глазом не уследить.
В стволы «калашей» вонзаются игральные карты. Бумага врезается в вороненое железо, как топор в дерево. Сразу же карты взрываются, и боевики с криками отбрасывают искореженные автоматы. Но только это их не спасает. Каждый из Моржовых уже словил еще по одной карте — прямо в переносицу. Новые взрывы — и два обезглавленных тела падают.
Парень подходит к фургону и распахивает дверь. Женщины, замерев, смотрят округлившимися глазами на своего героя. Многие плачут, не веря увиденному.
— Сударыни, вы свободны. Навсегда.
И в ту же секунду узницы покидают место плена. Кто-то из молодых бежит к бросившимся навстречу своим братья, отцам и мужьям. Другие же падают на колени вокруг своего героя и в один ревущий голос благодарят его. Ерник качает головой. Бабы, что с них взять. Им всё лишь бы повод пореветь.
Парень усмехается, глядя на преклонившихся женщин. Затем оборачивается к толпе мужиков.
— Кто у вас главный?
Все тут же указывают на лежащего Ерника. Парень, шире усмехнувшись, подходит к нему. Вблизи он выглядит совсем молодым. Не старше восемнадцати. Откуда же такая сила? Он маг?
— А теперь, старик, — снисходительно говорит герой. — Раз я здесь, принеси мне клятву верности на крови и душе.
Глава 2
Первые слуги Царя
— …на крови и душе, — с ленивыми нотками в голосе произношу я.
Толпа мужчин растерянно переглядываются. Староста в шоке замирает, нерешительно жуя губами, но всё-таки высказывает крамольную мысль:
— Клятву? Я…я узнал тебя, наш спаситель. Ты юный Михаил Федорович, воспитанник Лазаревых. Но как тебе известно, барин, я уже служу Лазаревыми, я…все мы их крепостные…
— Возымей уже гордость, дед, — резко обрываю старика и указываю на освобожденных красавиц, что рядом топчутся. — Не ради себя, хотя бы ради детей. До чего довело тебя рабство? Твоих внучек чуть не изнасиловали. Хватит покорно жрать с лопаты говно! Куй свою судьбу сам. Будь свободен.
— Свободен? Но ты же сам сказал принести клятву, — озадаченно брякает старик.
— Я требую от своих людей верности, но никогда — рабского служения, — хмыкаю. — Более того, если мой человек начнет ползать передо мной раболепно, словно дворовый пес, я вышвырну его взашей. Гордость — это не ваше право, это ваша обязанность.
Я смотрю на сидящего старика с презрительной усмешкой, и он, пристыженно сглотнув, оборачивается к своим:
— Еремей, живо подними меня! Не дело валяться перед своим господином!
— Деда, деда! — внучки тоже помогают старику встать на ноги. Я с интересом разглядываю старшенькую. Ладная фигурка, пышная грудь…Не переродились еще русские женщины. Славно, славно.
— Староста Ерник, какой еще господин⁈ — ропщут мужики. — А как же Лазаревы⁈
— А где сегодня были эти Лазаревы? — хрипит старик, качая головой. — Где прятались их дозоры? Где их чертовая господская защита? Полгода уже Моржовы забредают к нам на поля и в фруктовые сады, хватают девок, обчищают виноградники! А Лазаревы всё спускали! Сегодня же вообще…! — он яростно взмахивает рукой, показывая, что разговор закончен. — Господин, что нужно делать? Как поклясться?
— Сперва разрежь свою ладонь, — отвечаю.
Старик достает из-за пазухи нож и, не моргнув глазом, проводит им по руке. Выступаю алые капли. Внучки с побледневшими личиками смотрят на своего деда.
— Назовись и поклянись душой в верной службе мне, Михаил Федоровичу Романову, и всему роду Романовых.
Он вскидывает косматые брови:
— Романовых? Неужели ты из рода бывших царей?
— Клянись, — властно говорю, и он спешит выполнить:
— Я — Ерник Дуплов клянусь душой в верной службе Михаил Федоровичу Романову, и всему роду Романовых, — послушно произносит староста, сжав кровоточащую ладонь в кулак. А потом он замирает и пораженно кряхтит. — Только что я ощутил странную благодать в душе…
— Это духовная нить, старик, — усмехаюсь. — Только что ты связал свою душу с моей.
Что ж, вот и появился у меня первый слуга. Староват, конечно. Но надо с чего-то начинать.
— Я тоже хочу! — вдруг серьезно заявляет старшенькая внучка Ерника, шагнув вперед. — Я тоже хочу поклясться вам, как и дедушка!
— И я! — вторит младшенькая. Она широко раскрыла глаза и ротик, смотрит на меня с безграничной доверчивостью, а её тревогу и панику словно рукой сняло. — И я хочу отдать вам свои тело и душу, Михаил Федорович!
Эх, детская невинность. Подлец ты, Миша.
— В другой раз, — киваю с подобием благодушной улыбки. Мимика щенка не очень приспособлена к таким жестикуляциям. Перевожу взгляд на старосту. — Ерник, притащить сюда все вражьи трупы, — мой голос приобретает властные нотки. — На дороге в двадцати километрах от деревни выставить дозорных. Для меня приготовить постель, еду, баню.
— Будет исполнено, господин, — кланяется староста, придерживаемый мужиком и внучкам.
И все зашевелились. Староста отдает команды, деревенские спешат выполнить.
— Кто из вас главный механизатор? — я оглядываю еще не разбежавшихся мужиков.
— Я, господин, — вперед выступает здоровый бородач в комбинезоне с огромным гаечным ключом наперевес.
— Иди за дочерью, — бросаю ему. — Она на западной окраине. Байк притащи к моему дому. Дочку одень, она там в одном белье, грифона накормить мясом. Затем тоже в дом, где меня разместят.
На словах «в одном белье» механизатор вытягивается лицом, но ничего не говорит, а когда я заканчиваю, кланяется и спешит
