Самый лучший комсомолец. Том четвертый (СИ) - Смолин Павел

— Заверните, пожалуйста, с повидлом и яблоками, — сглотнув ком, попросил я.

— Тебе сколько? — достав из-под лотка упаковочную бумагу, спросила она.

— Все, — выдавил я улыбку. — Домой едем, родных угощу.

— И правильно! — одобрила она. — Пирожки хорошие, даром что кооперативные — знакомая печет, ее племянник меня сюда на работу и взял. Он хороший, я больше все равно никому не нужна оказалась, — завернув пирожки, протянула сверток, но одернула себя. — Давай-ка еще на раз завернем, а то дождь — намокнут.

Рассчитавшись, вернулись в машину.

— Блеск и нищета СССР, б*ядь! — не удержался я. — Одним «мерс», другим — полтинник с барского плеча, за который руки целовать готовы!

— Сережа, ну нельзя! — тихо одернула Виталина доставшего пирожок меня. — Правила такие.

— И правда, — вздохнул я, убрав пирожок на место и отправив сверток на заднее сиденье. — Ну вот в чем она виновата? — пустился в рассуждения. — Всю жизнь генеральной линии партии следовала, при Хрущеве начали культ личности развенчивать, который, на минуточку, сами же придворные мудаки и выстроили, она и прониклась — если из телевизора про страшный ГУЛАГ рассказывают, значит так оно и есть — телек же врать не станет! Прочитала е*учего «Ивана Денисовича», прониклась еще сильнее — ху*ню же печатать тоже не станут! Значит Солж — хороший человек, и на убийство не способен! А тут раз — очередной сеанс переобувания в масштабах страны, а она-то уже не молодая, не поспела за сменой идеологии. Все, получай «Волчий билет». Поехали звонить, совесть буду успокаивать.

Подрулили к телефонной будке, Вилка позвонила «куда следует», «пробила» нужную инфу и продиктовала мне номер директора дома-музея А. П. Чехова.

— Директор, — трубку взяли почти сразу.

Неудивительно — обычно же секретарю звонят, этот номер, так сказать, «для своих».

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Это Сергей Ткачев беспокоит, мы с вами не знакомы, к сожалению.

— Это как посмотреть, — дружелюбно ответил директор музея. — У меня дома все твои книжки есть — дочка собирает.

— Как-нибудь к вам экскурсионную группу приведу, предупрежу, книжки подпишу заодно, — пообещал я. — Я к вам, Александр Дмитриевич, извините, с просьбой.

— Чем могу? — проявил он готовность к сотрудничеству.

— У меня учительница русского и литературы была, замечательная интеллигентная женщина. Не согласилась кое в чем мелком с руководством и вылетела, — коротко объяснил я. — Теперь вот пирожками на улице торгует, в ее возрасте и с ее квалификацией это несправедливо и унизительно. У вас вакансии экскурсовода случайно не найдется? Только так, чтобы не увольнять никого.

Точно знаю что вакансия есть — позавчера экскурсовод в Израиль уехал на ПМЖ, нового пока не нашли. КГБ знает всё!

— Найдем, — пообещал директор. — Как ее зовут?

Продиктовал ФИО и номер телефона, попросив позвонить вечером — прилавок, увы, телефоном не оборудован.

— Только так, чтобы я был не при чем, Александр Дмитриевич. Вам «легенду» придумать?

— Справимся! — хохотнул он.

— Спасибо вам огромное, — поблагодарил я и отключился.

Вернулись в машину, и Вилка спросила:

— А почему в совхоз ее не взял?

— Из чувства мести, — улыбнулся довольный добрым делом я. — Она меня за почерк ругала.

Глава 3

Вернувшись домой, закинул пирожки «дядям», сходил домой отчитаться о своем прибытии перед семьей, и, качая на коленках успешно привыкшую ко мне заново Алёнку, порадовал маму новостью:

— Дом моды нам согласовали.

— Я и не сомневалась, — отмахнулась она.

Взяв паузу, чтобы сделать «в ямку — бух!» и похихикав вместе с сестренкой, добавил:

— Мы с Виталиной сейчас кое-чего снимем — это часа на полтора-два — и я вернусь, будем платье мастерить. Завтра с утра вылет, так что нужно успеть.

— Успеть-то успеем, но может лучше выспишься? — проявила заботу родительница.

— Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы… — начал я цикл заново. — Да чего там высыпаться — и так семь часов лететь, с двумя дозаправками — в Свердловске и Владивостоке. Выспаться — за глаза. И еще пояса часовые — в семь вечера в Токио прилетим, сразу в посольство — поужинать и дальше спать. Мне так даже лучше будет. В ямку — бух!

Как мало маленьким человекам нужно для счастья! Смеющаяся Аленка вдруг замолчала и принялась кряхтеть.

— На горшок! — мама среагировала быстрее меня, отобрав сестренку и усадив какать как положено.

— Кроме того — торопиться нужно, — добавил я. — Потому что не позднее августа мы должны подать заявку на участие в Нью-Йоркском показе моды в феврале 71 года.

— Нью-Йорк⁈ — ахнула мама.

— А чего нам? — с улыбкой кивнул я на старающуюся на горшке Алёнку. — Делать — так по-большому.

Каламбур родным зашел «на ура». Отсмеявшись, мама спросила:

— Туда, наверное, за деньги пускают?

— За деньги, — подтвердил я. — Триста тысяч за лучшее время показов в течение всей недели…

— Долларов⁈ — схватилась за голову родительница.

— Сережа… — кашлянула в кулачок Эмма Карловна. — Может нам и двух дней хватит?

— Извините, Эмма Карловна, но это моя валюта и моя мама.

И как так вышло, что в этой семье только у меня хватает силы духа перечить «матриарху»? Приемная бабушка сжала губы в нитку, и слово взяла старательно давящая панику родительница:

— Сережа, а если я не потяну?

— Потянешь, — отмахнулся я и улыбнулся. — Да ты не переживай, эти вложения за первую пару месяцев отобьются — что мы, тысячу платьев не продадим?

— Тысячу? — почти мистическим шепотом уточнила мама.

— Мы же не ширпотреб будем гнать, а высокую моду, — развел я руками. — А за высокую моду бесящиеся с жиру богачи готовы выложить даже не триста баксов, а несоизмеримо больше. Это я так, по-минимуму взял — потом точно решим, ориентируясь на итоги показов. Да хватит! — тяжело вздохнул, увидев, что успокаиваться мама и не думает. — У нас же куча ручных суперзвезд мирового масштаба есть. Один раз условная Света из АББЫ твое платье наденет на буржуйский прием — всё, «жены-трофеи» чисто из обезьяньих побуждений захотят такое же: это же прямо невыносимо, когда у кого-то есть, а у нее — нет!

— Все равно как-то… — пожевала губами мама.

— У меня в комнате папка на столе лежит — там стратегия развития сети элитных бутиков «Наташа» на два года вперед расписана, — надоело мне переливать из пустого в порожнее. — Почитай, проникнись — будем не хуже твоих любимых «Диоров» и «Шанелей». Да круче будем, потому что СССР с 71 года будет задавать направление мировой моде. Все, пойдем мы.

Прихватив Виталину, быстро свалил.

— Правда триста тысяч? — полюбопытствовала она по пути к ДК.

— На самом деле больше, — покачал я головой. — Это только так сказать «билет» на само мероприятие, кусочек, на который приглашают прессу. Мы с товарищами посчитали — почти миллион придется на это дело положить.

— Охренеть! — поразилась Вилка.

— Привыкай, — пожал я плечами. — Начинаются реально большие цифры. Еще годик, и мои проекты станут давать соразмерный нефтяному экспорту доход.

— А сейчас?

— По состоянию на конец мая — треть, — похвастался я и подмигнул. — Только не говори никому — это очень большой секрет.

— Поучи, — фыркнула она.

— Родись я за Занавесом, сейчас бы жил в охеренном особняке в колониальном стиле, — мечтательно протянул я. — Ежедневно предаваясь порокам, излишествам и беспорядочным половым связям с неминуемой смертью от всего вышеперечисленного лет так в двадцать семь. А здесь — вон! — окинул рукой окружающий нас совхоз. — Гораздо прикольнее время провожу! — широко улыбнулся. — Разве СССР не прекрасен?

— Прекрасен, — с улыбкой согласилась Вилка.

Добрались до «кинокрыла», я выдал девушке «Конвас-автомат», и мы убили два часа на съемки прерванного смертью Никиты Сергеевича «приложения» к выпуску «Политинформации» про Северную Корею. Сгрузив пленки штатному монтажеру — сценарий у него есть, пусть занимается — отправились забирать у творческой группы очередную главу «Наруто».