Архитектор Душ II - Александр Вольт
Поездка домой, ночной инцидент, суета со скорой — все это слилось в один смазанный кошмар. Но даже посреди этого хаоса она видела его. Сосредоточенного, уверенного, знающего, что делать. Он не паниковал. Он действовал как врач, как мужчина.
Следующее утро началось с его команды «подъем». И Алиса, к своему удивлению, не почувствовала привычного раздражения. Поездка в Инквизицию заставила снова напрячься.
Когда он вернулся, и они поехали на допрос к «Щиту», она уже не удивлялась. Просто наблюдала. И когда он чуть позднее вышел из очередного здания — по его лицу Алиса поняла, что он снова использовал новообретенную силу. Бледный, как полотно, с проступившими под глазами синяками.
И тут она поняла. Он изменился. Не просто стал вести себя иначе. Изменилась сама его суть. Тот старый Громов, которого она знала, был хищником-одиночкой, который заботился только о себе. Он использовал людей, ломал их, а потом выбрасывал. Этот же… этот Громов собирал вокруг себя союзников. Мастер Корнелиус, «Щит», они с Лидией. Он защищал своих. Он рисковал ради Лизы. Он ввязался в дуэль ради их чести.
Это был не тот человек, который довел до смерти ее отца.
Или она просто хотела так думать? Хотела найти оправдание этому странному, новому чувству, которое просыпалось в ней? Уважение. И что-то еще, чему она боялась дать название…
Новый вызов. Картинная галерея. Когда они приехали, Алиса уже чувствовала себя не жертвой обстоятельств, а частью команды. Она знала, что делать. Фотографировать. Фиксировать. Помогать.
Их троица вошла в зал, и тогда девушка увидела его. Мужчину в кресле. Он сидел так спокойно, с такой умиротворенной улыбкой на лице, что на мгновение она подумала, что он жив, и просто спит.
Алиса смотрела, как Громов работает. Его движения были точными, выверенными. Никакой суеты. Он осматривал тело, диктовал Лидии сухие, профессиональные термины, и в каждом его жесте была уверенность.
Она перевела взгляд на Лидию и увидела в ее глазах то же самое — недоумение и зарождающееся подозрение. Подозрение о том, что этот человек не мог измениться так просто.
* * *
Мы ехали от галереи в молчании, которое было тяжелее любых слов. Ночной город за окном «Имперора» плыл размытыми огнями, но я видел не их, а застывшую в памяти картину: умиротворенное лицо Вересаева, его странную улыбку и пустую раму на стене.
Нарушила тишину Алиса.
— Я такого в жизни не видела! Сидит, улыбается… будто ему хороший сон приснился! Как это вообще возможно? Это жутко! — выпалила она в свойственной ей манере.
— И эта пустая рама… — подхватила Лидия. Ее тон был более сдержанным, но в нем слышалось то же недоумение. — Не похоже на простое ограбление. Слишком демонстративно. Виктор, я видела, ты на мгновение застыл, когда осматривал его. Что ты отметил?
Она заметила и это. Умница, палец в рот не клади. Я бросил на нее быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
— Я не прикасался к нему, — сказал я, сворачивая на нашу улицу. — Просто посмотрел, чтобы оценить состояние психеи. Она была целой, но очень тусклой. Это говорит о том, что смерть наступила давно, часов восемь-десять назад. Никаких следов насилия, никаких энергетических узлов. Словно человек просто… уснул.
— Подожди, — Алиса подалась вперед, просовывая голову между передними сиденьями. — То есть ты можешь просто посмотреть и определить, как давно умер человек?
— В общих чертах. Чем тусклее и слабее психея, тем больше времени прошло. Это как сравнивать остывающее тело с живым, только на другом уровне. Давайте доберемся домой, и я расскажу подробнее. Сейчас не место для лекций по метафизической патологоанатомии.
Дома, у камина, под треск поленьев и с бокалами того самого «Бел-Шамгарота» разговор продолжился. Я, выполняя обещание, в общих чертах объяснил им основы «видения»: про жизненную энергию, которая угасает со временем. Я намеренно использовал медицинские аналогии — «энергетический метаболизм», «энтропия души», чтобы это звучало как наука, а не как колдовство. Они слушали, затаив дыхание, и я видел в их глазах смесь страха и завораживающего интереса.
В этот момент мой телефон, лежавший на столике, тихо вибрировал. Сообщение от Лизы.
Я открыл чат.
«Привет. Как ты?»
«Привет. Умаялся за день. Опять под шесть вечера странное дело подкинули. Хочешь взглянуть?»
Ответное сообщение от Лизы пришло почти мгновенно после того, как я убрал телефон в карман. Видимо, ждала.
«Спрашиваешь еще! Кидай ссылку на материалы, сейчас гляну. Оно очень странное?»
«Ничего страннее за последнее время я еще не видел», — напечатал я и, открыв рабочую папку на телефоне, отправил ей защищенную ссылку на материалы дела: фотографии с места происшествия, предварительный протокол осмотра, который вела Лидия.
Я отложил телефон и подлил себе еще немного вина. Прошло минут десять, может, пятнадцать. Телефон снова завибрировал.
«Господи, Громов… Это что, шутка? Он реально так и сидел? С этой… улыбкой?» — в ее сообщении читалось профессиональное изумление, смешанное с легким ознобом.
«Ага. Прямо так».
«Жесть. Что думаешь?»
Я посмотрел на огонь в камине, собираясь с мыслями.
«Да без понятия. Никаких внешних признаков насильственной смерти. Никаких видимых причин для естественной. Словно человека просто… выключили. Завтра вскрытие, буду выяснять».
Я выдержал паузу, а затем перевел тему.
«Ты сама-то как? Что врачи говорят?»
«Уже лучше. Давление выровняли. Сказали, еще пару дней подержат под наблюдением, пока все аллергены из крови не выйдут. К концу недели обещают выписать».
«Это хорошо. Отдыхай».
Следом пришло сообщение с заблюренной фотографией. Я открыл его. Лиза на больничной койке. Без макияжа, волосы растрепаны, на лице усталость, но она смотрела в камеру с легкой, вызывающей усмешкой. На ней была простая больничная рубашка, но верхняя пуговица была расстегнута, и в вырезе виднелась тонкая линия ключиц.
Я усмехнулся. А говорят еще что у мужчин только одно на уме.
«Вот, лечусь. Жду своего героя».
Героя… Если бы она только знала, чего мне стоило это «геройство». Но пусть лучше так. Я быстро сделал селфи: усталое лицо, легкая щетина, полумрак комнаты, отблеск огня от камина в глазах.
«Твой герой тоже устал. Жду, когда тебя выпишут».
«Спасибо, что спас меня. Правда».
«Я был обязан это сделать».
«Спокойной ночи, Виктор».
«И тебе, Лиза. Отдыхай».
Я убрал телефон. Девушки уже клевали носом, убаюканные теплом камина и вином. Вечер, несмотря на странное дело, закончился на удивление спокойно.
Быстро позавтракав и приготовившись, мы выехали сразу на работу. Прозекторская была вымыта до блеска. Я
