Боксер-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
— Ну ты нашел что вспомнить перед тем, как Мишку на Олимпиаду проводить, — подколол его Колян. — Или для тебя теперь всю жизнь любая история с подворачиванием ноги будет как страшилка на ночь?
— Да нет, почему, — не смутился Лева. — Это я просто к тому, как иногда все от случайности зависит.
— Случайности, конечно, бывают, — философски произнес я, — на то они и случайности. Но если работать постоянно и целенаправленно, то никакая случайность тебя из седла не вышибет. Не получилось в этот раз — значит, в следующий подготовишься еще лучше.
— Ну, опять завел свою педагогическую шарманку, — заулыбался Шпала. — Слышь, Мишань, ты как олимпийским чемпионом станешь, тренером к нам приходи. Григорий Семёнович, конечно, хороший мужик, и тренер обалденный, но все-таки возраст дает о себе знать, да и никто не вечный. А у тебя вон какой талант — и объяснишь все как следует, и обоснуешь как надо.
— А ты погоди еще Семеныча со счетов списывать, — парировал я. — Он еще многим тренерам жару задать может! Ты бы слышал, как он на чемпионате за меня бился, при том, что официально я там был вроде как с тренером от сборной Союза.
— Это да, — кивнул Шпала. — Я и говорю — мужик он классный.
Стоит ли говорить, что перед днем открытия Олимпиады я спал урывками, то и дело просыпаясь, чтобы ненароком не пропустить час подъема? Конечно, и в прошлой, и в этой жизни было множество ответственных и волнующих дней. Много раз я нервничал, переживал… Но такого сильного волнения, наверное, не было еще никогда. Вершина для любого спортсмена, цель, не покорившаяся с первого раза, да к тому же на трибунах будут сидеть важные и дорогие для меня люди — было от чего понервничать!
А перед этим случилась и еще одна волнующая встреча. Специально из Ростова поболеть за меня приехали мои родители. К ним присоединилась моя тетя из Подмосковья и Яна, которая уже постепенно начинала восприниматься тоже как член семьи, ну или, по крайней мере, близкий человек. За время дороги до Москвы родители успели подружиться с другими родственниками спортсменов — на Олимпиаду стекались люди со всего Советского Союза, и прежде всего это были, конечно, близкие и знакомые тех, кто на ней выступал.
— Ой, Мишка, — смахивая рукой слезу, мама поправляла мне короткую прическу. — Разве я думала, что когда-нибудь доживу до такого? Ты — и на Олимпиаде! А теперь вот сама смотреть буду.
— Да хватит тебе, мать, сырость здесь разводить, — отец старался держаться весело и непринужденно, но было заметно, что он тоже сильно волнуется. — Олимпиада — это же нормальная такая вершина для спортсмена! Я, правда, мечтал, чтобы что-то подобное было с шахматами, ну да что уж теперь об этом говорить!
— Это тебе хватит со своими шахматами, — заметила мать и снова расплылась в растроганной улыбке. — У нас на работе все будут по телевизору Олимпиаду смотреть! Так и сказали, что остальные виды спорта — как получится, но бокс точно посмотрят все, в обязательном порядке!
— Мам, ну стоило ли людей заставлять, — пошутил я. — Может, у них были другие планы на эти дни.
— А ты не скромничай, Миш, — весело заметила Яна. — Привыкай лучше к будням выдающегося боксера нашего времени!
С этими словами она приобняла меня за плечи, а я, кажется, покраснел от смущения.
— Девчонка дело говорит, — одобрил отец. — Нечего здесь эту сентиментальщину распускать! А то, понимаешь ли, начали — ах, как же это, как же то… Добился — и молодец! В таком же духе и продолжай!
— Я и продолжаю, — проговорил я с улыбкой. — Изо всех сил продолжаю, как видите!
— И правильно делаешь! — затараторила тетя. — У нас в деревне тоже все соседи тебя будут по телевизору смотреть! Уже все телепрограмму наизусть выучили — когда что будут показывать! Так что ты давай уж там, не подведи!
— Я-то не подведу, — парировал я, — а вот твоим соседям не страшно все дела по хозяйству забрасывать, чтобы мои выступления наблюдать?
— Скажешь тоже, — рассмеялась тетка. — «Забрасывать»! Грядки прополоть и на следующий день можно, а вот родственника по телевизору не каждый день показывают, между прочим!
— Да, Миш, кстати, — со значением улыбнулась Яна. — У нас все пацаны — ну, которых ты видел тогда, на празднике — тоже будут смотреть! Я всем сказала — кто не посмотрит, с тем я дружить больше не стану!
— Видишь, сколько людей за тебя болеть будет, — все с тем же чувством произнесла мать. — Эх, Мишка, Мишка, как же быстро ты вырос…
И вот я — на стадионе «Лужники». До этого я, как и подавляющее большинство любителей спорта, видел эту церемонию только по телевизору. Ну, еще чуть позднее, с развитием технологий, пересматривал в записи. А вот теперь наконец-то мне выпала возможность не просто увидеть все это великолепие своими глазами, но и самому стать его частью. Где-то здесь, на зрительских местах — мои родители, Яна и наши ребята-динамовцы, вместе с которыми мы проделали такой огромный и такой важный путь. Конечно, я не мог разглядеть их в такой огромной толпе, зато я точно знал, что уж они-то точно будут наблюдать за мной, едва только я выйду на стадион.
А пока все с трепетом ожидали последнего этапа эстафеты Олимпийского огня. В ожидании момента, когда огонь прибудет на стадион, перед зрителями разворачивалось настоящее театрализованное представление. Античная колесница, символизирующая древнегреческие праздники, и следующие вместе с ней юноши и девушки в древнегреческих одеждах создавали атмосферу чего-то необычного, как будто перенося всех присутствующих в другую эпоху.
— Мда, — протянул стоявший рядом со мной Володя Сальников — знаменитый пловец. которому предстояло стать героем этой Олимпиады, выиграв три золотых медали и установив мировой рекорд. — Такого, наверное, ни до, ни после уже не увидишь!
— Запоминай, — с улыбкой сказал я. — Я уверен, что это — самая зрелищная Олимпиада в мире!
— По-другому быть не может, — кивнул Володя.
— А вот интересно, — вступил в разговор один из волейболистов нашей сборной, — в Древней Греции это все так же выглядело?
— Ну, по крайней мере, телевизионных камер и микрофонов тогда точно не было, — заметил я, и стоявшие рядом спортсмены заулыбались. — А в остальном — надо бы, конечно, потом что-нибудь об этом почитать.
— Потом почитаем, — отозвался Сальников, — смотрите, ребята, лучше, и запоминайте! Больше такого не повторится!
— Эх, жаль, что фотоаппарат сюда нельзя было взять, — мечтательно вздохнул волейболист. — Столько интересных кадров можно было бы сделать!
— Фотографов здесь миллион, — сказал я. — И снимки уж точно будут опубликованы везде, где можно.
— Это да, — согласился волейболист, — только ведь, знаешь, когда сам фотографируешь — это совсем другие ощущения, чем когда смотришь чей-то репортаж…
— Ничего, — подбодрил его я, — у нас-то еще более важная роль, чем у фотографов.
— Конечно, — улыбнулся волейболист, — они ведь в том числе и нас снимать будут.
— Да дело не в этом, — объяснил я, — а в том, что мы не просто участвуем в событии века, мы во многом его и творим!
— Смотри, смотри, какие костюмы! — снова зашептал волейболист, глядя во все глаза на шествие. — Специально, небось, шили! Эх, вот если бы они еще проходили чуть под другим углом, выгоднее бы смотрелось…
«Да, фотолюбителя точно можно узнать сразу», — подумал я. «Что бы ни происходило на его глазах, он мысленно выстраивает кадр».
Ну а после колесницы наступила следующая часть торжественной церемонии — парад атлетов. И уж в ней-то я принимал самое активное участие! Знаменосцем стал тоже олимпийский чемпион — знаменитый борец, пятикратный чемпион мира Николай Балбошин. Сборные всех стран-участниц приветствовали зрителей. Мы же, атлеты из СССР, шествовали вдоль стадиона с особым волнением и гордостью — ведь на этой Олимпиаде советские спортсмены выступали во всех видах спорта, и в каждой претендовали на получение медалей. А это, как ни крути, солидно! Могу только представить, что в этот момент переживали мои друзья и близкие, сидевшие на трибунах. Да и для меня самого все происходило как будто во сне…
