Суда не будет (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Дмитрий Иванович, вас там ждут, — сообщил он.

Сегодня в Сашиной кухне пахло не кофе, а табачным дымом. Сигаретный дым завис в виде тумана у потолка, неохотно перемещался к окну. Форточка на окне была приоткрыта — с улицы доносилось тревожное птичье чириканье. Штора чуть покачивалась. Рядом с ней лежала стопка картонных папок с растрёпанными завязками (не пустых, судя по их толщине). Там же я увидел стоящий на поддоне коричневый керамический горшок с цветущей фиалкой — раньше этот цветок стоял в Сашиной спальне. Заметил я и скопившуюся в раковине посуду: четыре чайные чашки и две тарелки. Из неплотно прикрытого крана капала вода. Всё это я рассмотрел, пробежавшись по кухне взглядом. Прежде чем посмотрел в глаза сидевшему за кухонным столом седовласому мужчине.

— Здравствуй, Рыков, — сказал мужчина. — Входи.

Я подумал, что тапки на его ногах плохо сочетались с бежевой рубашкой и брюками кремового цвета с наглаженными стрелками. Мужчина положил на край пепельницы дымящуюся сигарету (на столешнице я заметил чуть смятую пачку из-под сигарет «Союз Аполлон»). При моём появлении он уронил на стол стопку серых листов с отпечатанным на печатной машине текстом. Снял и положил сверху листов свои очки в тонкой золотистой оправе. Я отметил, что при искусственном свете его седые волосы приобрели желтоватый оттенок. Хотя на фотографии, которую я видел в интернете, его причёска казалась белоснежной. Мне показалось, что разрез глаз у седовласого мужчины был в точности, как у Саши. Вот только его глаза были не голубыми, как у Александры — скорее, светло-серыми.

— Здравствуйте, Виталий Максимович, — сказал я.

Перешагнул порог кухни.

Виталий Максимович Корецкий (генерал-майор КГБ, Сашин отец) отодвинул от себя пепельницу с ещё не докуренной сигаретой. Поставил её около стоявшей в блюдце наполовину пустой чашки. Снова посмотрел мне в лицо.

— Чай будешь? — спросил Корецкий.

Он указал рукой на газовую плиту.

— Сам себе налей, — скомандовал генерал-майор. — Рыков, ты не впервые здесь. Разберёшься.

Мой живот урчанием поддержал предложение Сашиного отца. Поэтому я прошёл к плите, поставил на огонь чайник. Отыскал в навесном шкафу чистую чашку. Заглянул и в холодильник — достал оттуда колбасную нарезку и плавленый сыр.

Виталий Максимович следил за моими манипуляциями молча, пыхтел сигаретой.

В кухню заглянул так и не вернувший мне паспорт мужчина. Он положил мой документ на стол перед генералом. Рядом с паспортом он аккуратно разложил на столешнице мои блокноты, конверт с цветной фотографией желтозубого мужчины и толстую пачку денег.

— Это всё, что было при нём, — сообщил мужчина. — Оружие и удостоверения в его вещах мы не нашли.

Я заметил, как генерал-майор КГБ кивнул.

— Молодцы, — сказал он. — Свободны. Оба. Вызову, когда понадобитесь.

— Так точно.

Мужчина покинул кухню, не удостоив меня вниманием.

Я проводил его взглядом, сунул в рот кусок колбасы.

Корецкий надел очки, заглянул в мой паспорт; пролистнул его, рассматривая в нём отметки. Выдыхал при этом в потолок струи табачного дыма. Затем он вынул из конверта фото; хмыкнул, прочёл надписи на его обратной стороне. Конверт с фотографией он уронил поверх паспорта. Лишь теперь заглянул в блокнот — он будто бы нарочно выбрал тот, где записи начинались с перечёркнутых абзацев. Я посматривал на то, как Сашин отец неторопливо перелистывал страницы. Слушал шуршание бумаги, чириканье птиц и всё усиливавшийся шум закипавшей воды в чайнике на плите. Видел, как Корецкий затушил истлевшую до фильтра сигарету и тут же прикурил новую. Я перекрыл на плите газ, налил чай. Поставил парящую чашку и тарелку с нарезкой на стол рядом с паспортом.

Генерал отвлёкся от чтения, поднял на меня глаза.

— Присаживайся, Рыков, — сказал он. — Не маячь над головой.

Я уселся на стул, сделал себе бутерброд. Пил чай, жевал бутерброд. Наблюдал за тем, как генерал-майор КГБ читал мои записи.

Корецкий вдруг накрыл страницу блокнота рукой и посмотрел на меня.

— Рыков, ты понимаешь, почему ты здесь? — спросил он.

Я торопливо прожевал хлеб с колбасой.

— Понимаешь, почему мы с тобой разговариваем тут, а не на Литейном? — добавил генерал-майор КГБ.

Он пристально посмотрел мне в лицо — я отметил, что его глаза всё же темнее, чем мне показалось изначально.

— Моя дочь беременна, — заявил Корецкий. — От тебя.

Я кашлянул, протолкнул застрявший в горле хлеб глотком чая.

Спросил:

— Не рановато ли такое утверждать?

Корецкий громко хмыкнул. Он затянулся табачным дымом. Посмотрел на меня сквозь стёкла очков.

— Вот и я так посчитал, — сказал Виталий Максимович. — Но Сашка утверждает, что не рано. Моя жена с ней согласна. Говорят, что женщины в этих делах разбираются получше нас, мужиков. Так что у тебя, Рыков, скоро будет сын. Во всяком случае, я на это надеюсь. Надоел мне этот бабский коллектив дома. Хочу внука.

Корецкий сощурил глаза.

— Или ты думаешь, что ребёнок у Саши будет не от тебя? — спросил он.

Генерал-майор постучал кончиком сигареты по краю пепельницы. Он снова сощурился. Не отводил глаз от моего лица, смотрел на меня сквозь туман из табачного дыма.

— Виталий Максимович…

— Я тоже надеялся, что ребёнок не твой, — перебил Корецкий. — Но Сашка твердит: дитя у неё будет либо от тебя, либо от святого духа.

Сашин отец громко хмыкнул.

— Честно тебе скажу, Рыков, — произнёс он, — кандидатура святого духа в отцы моего внука меня устроила бы больше, чем твоя. Вот только я старый коммунист: не к лицу мне такой зять. Да и в свидетельство о рождении ребёнка его не запишут. Поэтому ты, Рыков, единственный вариант. Да и Сашка… что-то в тебе явно нашла.

Корецкий недовольно скривил губы, указал на меня сигаретой.

— Женишься на ней, — заявил он. — Чтобы у моего внука всё в порядке было с родителями и с документами. Чтобы ни одна собака не тявкнула: моя дочь живот нагуляла. В начале сентября организую вам свадебную церемонию. В Сочи поедите на этот… как его… на медовый месяц. Достану вам путёвки в профилакторий. Понял меня, Рыков⁈

Я улыбнулся и ответил:

— Виталий Максимович, свою личную жизнь мы с Сашей решим сами, без ваших подсказок. Мы взрослые люди. На службе у вас не состоим. Обсудим с ней и беременность, и свадьбу. Вдвоём. Понимаете? Это не обсуждается. Виталий Максимович, здесь вам не там. Не Литейный. Но мнение ваше мы учтём. Где, кстати, сейчас ваша дочь?

Генерал-майор Корецкий откинулся на спинку стула и громко хохотнул, словно я рассказал ему анекдот.

— Учтут они… — произнёс Сашин отец. — Да куда ж вы денетесь⁈

Он дёрнул головой.

— Дочь моя скоро вернётся, — сообщил Корецкий. — Когда мы с тобой, Рыков, проясним кое-какие моменты.

Виталий Максимович затушил в пепельнице сигарету, взял с подоконника две картонные папки и положил их (одну рядом с другой) перед собой на столешницу, прикрыл ими мои блокноты.

— Вот это, — сказал он и накрыл правой рукой папку без пометок на обложке, — аналитическая записка, составленная моей дочерью. В ней Александра подробно описала и проанализировала историю своего знакомства с гражданином Дмитрием Ивановичем Рыковым, то есть с тобой. Сделала она это грамотно, как я её и учил. Сашка молодец.

Корецкий положил левую руку на другую папку и сообщил:

— Здесь внутри лежат выписки из личного дела майора КГБ в отставке Дмитрия Ивановича Рыкова. Их сделали по моей просьбе очень компетентные сотрудники. Я внимательно с этими выписками ознакомился. Так же, как и с запиской своей дочери. Сделал на основании прочитанного материала выводы. Так вот, Рыков…

Виталий Максимович чуть склонился над столешницей, посмотрел на мою переносицу и спросил:

— … Кто ты вообще такой?

Глава 23

Штора на окне едва заметно покачивалась. Стекло в окне кухни ещё не превратилось в зеркало. За ним пока виднелась покрытая кровельным железом крыша соседнего здания и торчавшие на ней (подобно иглам дикобраза) телевизионные антенны. Видел я за окном и подкрашенное в красные цвета заката небо. Отметил, что голоса птиц на улице раздавались всё реже.