Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович
Кто-нибудь постарше, не столь темпераментный, зато жизненным опытом умудренный, просто не обращал бы внимания. Собака лает, караван – идет… Или, как говорил великий Крылов, «ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона». Увы, Александр не обладал ни мудростью прожитых лет, ни безразличием, которое дает все тот же житейский опыт. А потому хотелось отомстить, и в голове возник план, как это сделать.
Мальчишество, конечно. Когда он поделился идеей с Матвеевым, купец ему так и сказал. А потом немного подумал – и в глазах его запрыгали озорные искорки. Поразительно, но в этом немолодом уже, суровом на вид человеке все еще жил не наигравшийся в детстве романтик. Поэтому и в рейды ходил, а ведь мог остаться на берегу, никто бы не осудил. И идея Верховцева при всей несуразности, наглости, а может, и вредности ему понравилась.
В общем, в последний вечер перед отплытием Бойль устроил прощальный прием. Пьянка и небольшой бал – все сразу. Народ в провинции развлекаться любит ничуть не меньше, чем в столице, разве что возможностей тут поменьше. Все это понимают, а потому менее притязательны, чем в Петербурге, но отдохнуть все были намерены серьезно.
Вообще, свезло им в этом месяце. В прошлый раз прием был устроен в честь награждений, всего на неделю раньше. Из него Александр, правда, вынес только очередную головную боль – все же пить здесь умели, моментально влив в пусть не единственного, но однозначно главного виновника торжества дозу, превосходящую его скромные возможности. Если бы не опека Бойля, там бы и сосватали, потому как многоопытные кумушки вились вокруг стремительно теряющего контроль над ситуацией офицера, будто коршуны над падалью. Но – обошлось, и Александр отделался малой кровью, приглашением в гости, от которого по общей упитости организма не удалось отвертеться. В общем, утром он проснулся с ощущением, что забыл сегодня кого-то послать по всем известному адресу, но менять что-либо было уже поздно.
Для Верховцева так и осталось тайной за семью печатями, как мать той девицы на выданье ухитрилась отшить целый сонм ее близких и не особенно подружек, старательно набивающихся на то же чаепитие. Но – справилась. Как оказалось, лишь для того, чтобы позорно упустить свой шанс. Если проспиртованные накануне мужчины в лице отца семейства, его сына, могутного детинушки лет двадцати, и самого Александра были как огурчики, то обе женщины ухитрились подхватить жестокую простуду. Зрелище потенциальной невесты с набрякшими веками, красными, будто с недосыпу, слезящимися глазами и соплями до пояса могло набухать и куда менее притязательного ценителя. Так что мамаше, женщине неглупой, оставалось лишь признать свое поражение и не мешать мужчинам срочно поправлять здоровье путем умеренных возлияний. Те были ей за понимание весьма благодарны, а потому вечер завершился практически идеально.
Александр даже подумал, что когда-нибудь посетит гостеприимное семейство, но это – так, дело отдаленного будущего. А пока… Пока он обратился к ним совсем по другому поводу. И, как оказалось, был прав – если у человека что-то не удалось, то зло пошутить над окружающими он точно не откажется. Особенно если это женщина!
Ввести в дворянское общество кого-то, не имеющего к этому сословию ровно никакого отношения – это нечто! Разумеется, бывало, и не раз, но… Крепостной крестьянин, в армии выслуживший офицерский чин и благодаря этому получивший дворянство, личное или потомственное – это одно. Тот же Гребешков уже на прошлом приеме воспринимался свысока, но притом с пониманием. Четырнадцатый класс в Табели о рангах, не бог весть что, но уже и не пустое место. Тем более – война, а она кое-что меняет.
То же самое бывало, когда дворянин женился на девице подлого сословия. Но, опять же, в этом случае он вводил ее в свой круг. Это воспринималось обществом как мезальянс, но все же дело житейское. Смотрели на это по-разному, чаще отрицательно. Даже Шереметеву в свое время такое с рук не сошло, и многие от него отвернулись. Но все же и прямым оскорблением появление такой женщины на приеме, среди благородной публики, не выглядело – формальные приличия соблюдены. Однако, когда делающий блестящую, не снившуюся здесь никому, карьеру офицер приходит на прием со спутницей-крестьянкой… Не женой даже, а просто поварихой с корабля! Для высшего общества это было самой натуральной пощечиной.
Хотя, конечно, Алена выглядела замечательно! Зря Бойль говорил, что она простовата. На самом деле, грамотно наложенный макияж любую дурнушку превращает в королеву бала. Доказано французами – женщины у них так себе (бывал Александр в том Париже, и на женщин тамошних посмотрел – ничего особенного), но в пудре с помадой толк понимают. Русские же женщины красивы от природы. Если же к их внешности грамотно приложить руку, да нарядить их в хорошие платья, они любых импортных красоток от зависти позеленеть заставят. Если б еще держалась посвободней… Обычно девушка бойкая и за словом в карман не лезущая (а также вполне способная приложить кого-нибудь, кулачки у нее были маленькие, но тяжелые), она держалась, как стеклянная. Смешно – под обстрелом не боялась, а здесь…
И ведь, главное, скольких усилий Александру стоило просто довести ее сюда! Вначале – уговорить. Но тут ему на помощь пришел Матвеев, который с высоты своего жизненного опыта умел разговаривать с женщинами лучше молодого офицера. О чем уж он вел беседу наедине с Аленой, Верховцеву оставалось только догадываться, но, хотя девушка и выглядела озабоченной, согласие она все же дала.
Потом, когда платье готовили – отдельная история. Любезная Софья Карловна пожертвовала одно из платьев своей дочери, благо той оно все равно не подошло. Сшили когда-то на вырост, но дочка расти отказалась, а ушивать все эти подолы с оборками… Да проще новое пошить, тем более чета не бедствовала. Глава семейства коммерции был не чужд, а потому, кроме обычных чиновничьих доходов в лице жалованья и взяток, имел хорошую прибыль от своих негоций по торговле пушниной. Так что – не жалко. И висело платье года два, пока такая вот оказия не подвернулась.
К слову, на высокой, фигуристой поморке то платье сидело как влитое. Даже подгонять почти не потребовалось. Серьги и недорогое, но приличное колье – это Александр купил без проблем, благо денег хватало. А вот обучить Алену хотя бы основам этикета, чтоб не выглядела совсем уж позорно – на это Софья Карловна убила практически всю неделю. На взгляд Александра, результат того стоил.
Хотя, стоит признать, опасения девушки не были лишены оснований. Хотя бы потому, что ее появление вогнало всех собравшихся в ступор. Александр подозревал, что где-нибудь в более крупном городе отношение могло бы оказаться проще, но в провинции боязнь местного дворянства уронить свое достоинство доходила до смешного и уверенно перерастала в снобизм.
Даже Бойль приоткрыл от изумления рот. Выглядело это настолько по-простонародному, что Александр с трудом удержался от смеха. Но адмирал справился с собой так быстро, что никто, кроме самого Верховцева, этого не заметил. Вот что значит опыт во власти да столичная закалка! Остальные же на то, чтобы справиться с шоком, затратили куда больше времени. Исключение – та самая дворянская чета, которая помогла Александру в его розыгрыше, но они-то как раз на первый план не лезли, наслаждаясь зрелищем.
Оркестр еще не начинал играть, а потому тишина в зале повисла такая, что, кажется, даже писк случайного комара звенел громче иного колокола. А потом как-то резко и практически одновременно все пришли в себя, и события понеслись вскачь. Да так, что не предполагали ни Матвеев, довольно поверхностно разбиравшийся во взаимоотношениях дворян, ни Гребешков, которого поставили перед фактом в последний момент, ни сам Верховцев. Молодость и недостаток опыта сыграли с ним недобрую шутку.
Опуская подробности, на дуэль его вызвали спустя примерно минуту. Какой-то молодой дворянчик, потомственный чиновник. Выдал сочный набор оскорблений, что по отношению к офицеру далеко не самое умное поведение, получил небрежный, со столичным шиком (спасибо дяде-гвардейцу, научил) отлуп, после чего дуэль стала выглядеть неизбежной. Причем симпатии общества были явно на его стороне.
