Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович
Александру и остальным капитанам пришлось срочно наводить порядок. Дисциплину, несмотря на внешнюю расхлябанность, они поддерживали достаточно жесткую, поэтому сгладить углы смогли, но легкая напряженность осталась. Впрочем, поход и бой все исправят.
Еще прибыли аж четверо штурманов, как ни странно, гражданских. Впрочем, на взгляд Верховцева, кто бы ни принял при их отборе такое решение, он был прав. Штурманы были сравнительно молодые, но довольно опытные, ходившие вокруг Европы, а один добиравшийся и до Чарлстона[68]. А отсутствие воинских званий давало повод надеяться, что в командование они не полезут. Офицеры царившую на кораблях атмосферу практически равенства уж точно не потерпели бы.
Но самым ценным, на взгляд Александра, была группа нижних чинов, разбирающихся в механике. Все же зависеть исключительно от британца, хотя и лояльного вроде бы, привыкшего уже к новой службе, выглядело не самой лучшей идеей. А так, случись что, было на кого положиться.
Вторым событием оказалось то, что с ними же прибыли награды. И вот тут у всех отвисли челюсти. Сафину и остальным матросам, ушедшим с Верховцевым в этот злополучный поход, присвоили унтер-офицерские чины. Заслуженно, к слову, хотя Сафину могли бы дать и что-то более весомое. Как-никак, далеко не каждый матрос подрывает вражеский фрегат. Им, а также полякам (какие-никакие, а тоже русские подданные), Матвееву с его людьми и, как ни странно, испанцам, на грудь повесили Знаки отличия Военного ордена[69]. И еще некоторое количество прислали для награждения нижних чинов и вольнонаемных на усмотрение командира. Вернее, награждать-то Бойлю, но фамилии называть все равно придется Александру. Хотя, вообще-то, создалось у него впечатление, что кто-то просто сунул руку в коробку с наградами, выгреб полную горсть и отправил сюда – берите, не жалко… Крамольная мысль, попахивающая неуважением к высокому начальству, но почему-то создалось у Александра впечатление, что пришла она в голову не ему одному. Хотя и спасибо, конечно – храбрецов, достойных награждения, в командах хватало.
Но это ладно. Куда важнее, что Гребешков стал прапорщиком по адмиралтейству. Судя по всему, его начальники попросту легализовали уже имеющийся у него чин. И в довесок «клюква» – более чем весомое признание заслуг для вчерашнего нижнего чина. Видимо, на фоне не самых удачных действий русского флота, из скромных в абсолютных величинах достижений северной эскадры кто-то стремился выжать максимальный общественный эффект.
Монахов, во главе с архимандритом, наградили по их ведомству. Тут Александр в нюансах не разбирался, но ходили они довольные, как обожравшиеся сметаной коты. Впрочем, и против никто слова бы сказать не посмел – помощь от них была реальной. Даже сейчас – архимандрит ведь не только монахов-фейерверкеров привез, но и сообщил о том, что в монастыре подготовлены припасы для экспедиции. Весомая подмога.
Так получилось, что больше всех удивлен оказался сам Верховцев, на плечи которого упали эполеты капитан-лейтенанта. Ордена на этот раз, правда, не добавили, однако сам факт столь стремительного продвижения по службе впечатлял. Теоретически выслуга должна была составить три года, а тут не прошло и двух месяцев. Конечно, военные победы всегда подталкивали карьеру[70], но чтобы так! Неужели снова отец подсуетился? Какие же у него тогда должны быть связи…
А еще поражала формулировка, с которой было присвоено звание. «Хозяину северных морей за заслуги перед Отечеством». Довольно прозрачный намек на то, что одобрена награда в самых что ни на есть верхах. Таких, что отсюда даже заглядывать не стоит – голова закружится. И второй намек. Помнится, за победу при Рымнике Суворову графский титул дали. Умный поймет: будешь продолжать в том же духе – попадешь в титулованное дворянство.
Впрочем, какими бы подводными течениями политики ни объяснялся дождь наград, боевой дух экипажей он поднял изрядно. Люди всегда падки на красивые знаки, выделяющие их из толпы и подчеркивающие кровью доказанную храбрость.
Но вообще, стоит признать, наградами не обошли никого. Всех, хоть сколько-то причастных (и даже непричастных) к успеху, офицеров и чиновников, отметили царской милостью. Так что на груди многих появились знаки отличия, пускай даже висящие порой в гордом одиночестве. И, хотя ордена были в основном из самых низших, для провинции и это зачастую немалое достижение. Особенно учитывая, что награды те приносили весомые прибавки к жалованью[71].
– Вы заработаете сегодня очень много врагов, – сказал Александру Бойль в день награждения. – И даже не своим новым мундиром…
Он был прав. С новыми чинами местный служивый люд готов был смириться. Даже с классным чином и орденом для вчерашнего унтера – в конце концов, заслуги «старой гвардии» Верховцева никто отрицать бы не рискнул. Эполеты самого Верховцева… Ну да, герой, однако это вызывало лишь глухое раздражение. Тем, что он смог, а они – отсиделись, для мужчины и офицера это тоже своеобразное оскорбление. Тем не менее связываться – себе дороже. Ясно же, что без огромной лапы на самом верху тут не обошлось, а раз так, конфликтовать с таким без крайней нужды точно не стоит. Пусть его. Авось сам шею свернет, а падать с высоты ой как больно! И потому на новый чин для героя смотрели с неприязнью, но без ненависти. Бывает.
А вот на награждение простых матросов и абордажников, вчерашних вечных должников, голи перекатной, чуть ли не каторжников, местные чиновники и особенно офицеры едва не шипели. Александр предпочел тут поступить согласно очень старой, веками освященной традиции – дать право на выбор достойных самим морякам. Те и выбрали…
Смешно, местное общество многое бы стерпело, но, когда моряки признали достойными наград всех участвовавших в рейде женщин, эффект был примерно как от взрыва бомбы. Даже сам Верховцев пребывал в некотором шоке. Но и отменять решение своих людей не стал. Сам разрешил – так нечего и назад сдавать. Свои не так поймут, а их мнение сейчас для него было важнее, чем злобный шепот архангельского общества. В конце концов, с одними ему завтра идти в бой, а других он, может, никогда и не увидит больше. Умение же отстаивать интересы своих людей нижними чинами ценилось всегда, и стоило рассматривать происходящее как негласную проверку, стихийно устроенную командиру его людьми.
Что же, Бойль все это понял, скривился, но отказывать не стал. Когда он награждал женщин, на площади стояла гробовая тишина. Они герои, но они – женщины! Это прямо читалось на лицах собравшихся, и Александр даже почувствовал некое извращенное удовольствие, наблюдая, как кривятся, словно обожравшись лимона, местные чинуши. Но, к своему удивлению, обнаружил он и другое. Кое-кто, особенно молодые, наблюдали за происходящим не только без враждебности, но даже и с некоторым энтузиазмом. Женская половина «высшего общества» тоже выглядела удовлетворенной происходящим. Не так все и плохо, если вдуматься. А остальных… Остальных он еще раз хорошенько разозлит! Просто так, из врожденной дворянской вредности. И потому, что чувствовал себя оскорбленным.
А оскорбляться было на что. И тому факту, что никакой помощи в снаряжении кораблей не было, ну да это больше к купцам. И тому, что некоторые, особенно из тех, кто к старости выше десятого класса не поднялся, за спиной говорили, что незаслуженно мальчик получил награды. Небось, папа подсуетился, а сам он вместо того, чтоб воевать, на мостике в героической позе стоял. Или вовсе на берегу отсиживался, подальше от картечи.
Слухи – штука своеобразная. Им принято верить, причем не только в России. Скажи кто-то подобное в лицо – дуэль, но когда говорят как бы между делом о том, что кто-то где-то слышал… В общем, по репутации бьет, а смыть оскорбление кровью обидчика не получается. И из-за этого обидно вдвойне.
