Спецхран (СИ) - Прягин Владимир
— Секунду, коллега…
Дмитрий Юрьевич показал планшет Валентину. Тот удивлённо хмыкнул:
— Неожиданно… Анна, вы уже были там, поэтому ваш информационный профиль несколько изменился, но это даже не главное. Ваша линия вероятностей слишком туго переплелась с линией Алексея. Прямо-таки жгутом…
— И я тоже могу идти?
— Да, — сказал Дмитрий Юрьевич. — Физически можете, как ни странно.
— Аня, — проговорил Алексей, — ты же понимаешь — у нас там жизнь совсем не такая, как тут, у вас…
— Лёша, хватит. Я иду. Точка.
— Хорошо, — сказал Валентин. — Вы сделали выбор, этот вопрос закрыт.
— Две минуты, — сообщил Дмитрий Юрьевич.
Анна панически огляделась, выхватила мобильник из сумочки и отбежала в угол. Трясущимися руками набрала номер.
— Родителям, наверно, звонит, — предположил Алексей, неловко отводя взгляд. — Или, может, брату, если они сейчас недоступны…
Валентин и Дмитрий Юрьевич промолчали. На электронном табло, закреплённом возле двери, мерцал индикатор — бледно-охряный круг, который по часовой стрелке закрашивался зелёным. По аналогии со светофором, видимо. В помещении усиливалось гудение, похожее на то, что Алексей и Анна слышали на вокзале. Но сейчас это не было игрой восприятия — где-то рядом действительно работали генераторы.
— Расход энергии колоссальный, — констатировал Дмитрий Юрьевич, после паузы, косясь на планшет. — Всё идёт на пределе. Впрочем, неудивительно. А экономить уже нет смысла…
— Спасибо, что пустили меня к себе, — сказал Алексей, — хотя бы вот так, на день. Несмотря на то, что я, ну…
Круг-индикатор возле двери мигнул, зелёный цвет стал насыщеннее. Планшет в руках у Дмитрия Юрьевича коротко пискнул, и тот подтвердил со вздохом:
— Одна минута.
Валентин направился к Анне, которая, отвернувшись, говорила по телефону, и прикоснулся к её плечу. Она посмотрела на него и кивнула, давясь слезами.
— У вас странный мир, Алексей, — сказал Дмитрий Юрьевич. — Невообразимо странный, если позволите. Да, я историк и должен воздерживаться от эмоциональных оценок, но… В общем, постарайтесь хоть как-то позаботиться там об Анне…
Она подошла к ним, вытирая глаза. Качнула головой в ответ на невысказанный вопрос Алексея:
— Нет, я не передумала.
Дмитрий Юрьевич обнял её.
Индикатор полностью перекрасился, мигнул изумрудным глазом, как светофор. Гудение стало ещё сильнее. Валентин поднёс свою карточку к сенсору на стене, и дверь отъехала в сторону. Открылся чёрный проём, в котором то вспыхивали, то гасли редкие серебристые искры. Это напоминало ночное небо.
— Медлить нельзя, — сказал Валентин. — Желаю удачи.
Взяв Анну за руку, Алексей подошёл к двери. На пороге коротко обернулся. Все, кто был в помещении, смотрели им вслед. Некоторые встали из-за столов и молча столпились за спиной у Дмитрия Юрьевича.
Алексей и Анна шагнули через порог.
Мерцающий мрак окутал их — чуть прохладный, но, в общем, вполне обыденный, как осенняя ночь на юге. Ничего мистического в нём не было. Да и само мерцание утратило хаотичность, локализовалось справа. Повернув голову, Алексей присмотрелся. Картина показалась ему смутно знакомой, а миг спустя он понял, какие ассоциации она вызывает.
Это было стекло, блестевшее в электрическом свете.
Стекло на двери вагона.
Они стояли в тамбуре электрички, а за окнами была ночь.
Отблеск потускнел и исчез, но из темноты возникла ещё одна мачта освещения, стоящая у дороги, заглянула к ним в тамбур.
— Кажется, перешли, — сказал Алексей.
— Угу… — Анна всхлипнула.
Он притянул её к себе, поцеловал в макушку. Она обхватила его руками, и ещё с минуту они молчали в изменчивой полутьме. Колёса мерно постукивали.
— Странно, что стемнело уже, — сказал он.
— И голосов не слышно, как будто вагон пустой…
— Ну-ка, давай заглянем.
Алексей отодвинул дверь, но в салоне ничего нельзя было рассмотреть. Заоконный свет размазывался по стёклам, не проникая внутрь.
— Закрой, — попросила Анна, — мне страшно.
— Да, — согласился он, задвигая дверь, — нафиг-нафиг.
— Электричка ненастоящая… Или не совсем настоящая…
— Валентин объяснял, что наши миры расходятся. Поэтому, может, и переход уже не мгновенный?
— Да, может быть. Постепенно встраиваемся в новую материальность…
— Ну, значит, подождём. Тамбур, по крайней мере, нормально выглядит.
Они подошли к наружной двери, прильнули к стеклу, но пейзаж за ним тоже едва просматривался. Лишь мачты освещения сменяли друг друга — и вроде бы в их свете порой угадывались то ли деревья, то ли кусты вдоль железнодорожного полотна.
— Ну вот, — сказал он, — здесь более или менее.
— Я всё равно боюсь, поэтому не молчи, рассказывай что-нибудь. Что, например, тебе Валентин ещё говорил?
— Да много чего.
Он пересказал ей состоявшийся разговор — со всеми подробностями, какие запомнил. Она внимательно слушала, иногда переспрашивая. А когда он закончил, проговорила задумчиво:
— Про архивацию у меня догадка мелькала, но очень смутная… И про эти изолированные миры, которые кажутся миражами, я вроде слышала…
— А почему так неуверенно говоришь? И, кстати, у вас это разве не секретная тема? Спецхран всё-таки, все дела…
— Вообще-то этот спецхран у нас — довольно специфичная штука. Я, например, туда не имею доступа, но дело — не в запредельной секретности. Чтобы работать там, нужно особое оборудование. Ну, и навыки соответствующие. Там много нюансов, не буду сейчас вдаваться. А если в общем и целом, то смысл спецхрана — чтобы эти ветки не забывались и информация о них не размылась. Вот я, например, с ними не работаю — и мне о них даже вспомнить трудно, как видишь…
— А про то, что мир «призрака» с вашим в контрах, ты слышала?
— Только в самых общих чертах. Была в курсе, что есть не самая дружелюбная ветка, но опять-таки — по работе никак не сталкивалась. Подробностей их жизни не знаю. Даже не думала, что вражда настолько серьёзная… Как же стыдно! Ведь это я умудрилась сдуру к ним забрести, открыла им путь…
— Ты-то ещё ладно — просто искала выход, дорогу на свою ветку. А вот я — реальный дебил. Подозревал же, что могут быть косяки, но всё равно полез в прошлое, повёз Вадику посылку… Валентин, правда, заявил, что нет явных причин и следствий, а есть, типа, кольцо во времени, по которому я скольжу, но утешение — так себе…
— Насчёт этих колец отдельно надо подумать, — сказала Анна. — Ну, не сейчас, конечно, а позже, когда слегка успокоюсь, приду в себя. Запутанная концепция, с парадоксами… Но сравнение интересное — мы с тобой, получается, крутимся вокруг этой встречи генсеков, скачем с ветки на ветку, то в будущее, то в прошлое…
Она смотрела в окно, задумчивая и грустная. Электрический свет скользил по её лицу. Алексей сказал ей:
— Прости, что в итоге вышло вот так. Ты свою ветку бросила… Блин, сегодня всё кувырком — раз-раз, и мы уже в этом тамбуре… Но у нас в Москве мы тоже устроимся, возможностей много…
— Лёш, давай эту тему пока оставим. Мне трудно сейчас об этом. Лучше о чём-то более общем. Да хоть о тех же генсеках…
— Ладно, — кивнул он. — Тем более что с их встречей я, честно говоря, тоже не до конца разобрался. Может, ты пояснишь. Почему она вдруг начала отбрасывать тени? Ну, миры-проекции, в смысле?
— Стихийная аномалия — так, по крайней мере, у нас считают. Слишком много информации накопилось в этой конкретной точке, и получился всплеск — не просто локальный, а в глобальном масштабе. Сам посуди — за любым человеком тянется информационный шлейф, даже за заурядным. А тут — генсеки, которых знает вся ваша ветка. Их окружают мифы, исторические гипотезы, ну и просто человеческие эмоции в колоссальных количествах. Вот эти шлейфы и сплелись в узел. И ведь действительно уникальный случай — такие люди вдруг встретились на перроне…
— Эмоции — это да, — сказал Алексей. — Особенно насчёт Горбачёва. Вот уж действительно — у всех на устах… На фоне предыдущих генсеков он выделялся до невозможности. Молодой, энергичный. Реформы пообещал прилюдно, гласность началась, все дела. Народ хмыкнул, заинтересовался. И ведь реально было похоже на свежий ветер после застоя. Но потом, как у нас обычно бывает, что-то пошло не так. Болтовни по телику — ещё больше, но при этом в стране — разброд, пустые прилавки. А уж когда Союз развалился…
