Столичный доктор. Том II (СИ) - Вязовский Алексей
— Куда, барин, изволите? — спросил меня «таксист».
— На Ходынское поле. Там подождать — и на Большую Молчановку.
— Рупь! — почесав бороду, огласил вердикт водитель рыжей кобылы. Это было дорого, но с учетом ожидания…
— Поехали.
Я забрался в пролетку, и начал медитировать под стук копыт по мостовой. За Белорусским вокзалом, который сейчас Брестский, пейзаж и вовсе стал пасторальным. Ни тебе Беговой улицы, ни стадиона «Динамо». Почти деревня пошла.
— Вот, барин, тута, — показал извозчик. — Ходынское поле, стало быть. Тут, значится, гуляния были в восемьдесят третьем годе. Разобрали потом всё, только выставка осталась.
Я спрыгнул с коляски и пошел на поле, в сторону деревянного храма Сергия Радонежского. Да уж, тоска и запустение. На поле — ямы и канавы. Всё густо поросло нестриженой травой, по причине летней жары знатно посеревшей от пыли. Что же, брюки придется в стирку отдавать. Так не мне же их руками тереть!
То, что извозчик назвал «выставкой», наверное, было главным павильоном. Огромное здание! Оно сейчас справа от поля. Странно, что ничего не читал о нем. Если сегодня стоит, то что с ним за год может случиться?
Ладно, ямы от фундаментов, колдобины, трава некошеная. Это всё за пару-тройку дней можно выровнять и привести в порядок. Но где тот гигантский ров, из которого через полгода еле выбрался Гиляровский? В упор не вижу. Может, это там, где солдатики стоят? У них вроде летние лагеря здесь. Я дошел почти до водокачки в дальнем конце поля — и следа нет. Но ведь народ, как писали, шел со стороны Ваганьково, и скапливался во рву. А сейчас и представить невозможно, чтобы сюда таким образом подойти можно. Странное это дело. Надо еще у Власовского спросить — благо, он регулярно заглядывал в салон княгини — поводов для любопытства у меня скопилось чуть более чем достаточно…
* * *Хотел новые подстанции? Как и во все времена, инициатива имеет инициатора. Понадеялся, что будет всё, как и при открытии скорой — и на стажировку врачей время будет, и пообтереться успеют. И докторов взяли четыре человека — вменяемых, грамотных, готовых если не землю рыть, то по крайней мере работать на совесть.
И тут началось. Первая ласточка пролетела ровно на следующий день после знаменательного визита Великой княгини. У отца вновь принятого на работу доктора Азарова случился удар. Получив телеграмму, любящий сын предупредил начальство, то есть меня, и сел на ближайший поезд в сторону Смоленска. Там еще полями и лесами до Рославля. Когда вернется — неведомо.
Буквально в тот же день, только вечером, врач Саленко попал на выезде под лошадь и сломал себе голень. В двух местах. Животное не пострадало. Зато я… Придется наплевать на гордость, и до найма новых кадров покататься в карете. Потому что имеющимися силами даже на график «сутки через сутки» народу не хватает. Я растряс средний персонал и организовал парочку фельдшерских бригад. И даже был согласен разрешить Виктории Августовне поехать на вызов. Но оказалось, что опоздал. Перегорел у Вики запал. Насмотревшись и наслушавшись о прелестях оказания медицинской помощи на местах, она решила, что выездная работа — это не ее. Лучше уж в стационаре, на всем готовом работать.
Так что я теперь и швец, и жнец, и в дуду игрец. Главный врач скорой, оперирующий хирург, и вдобавок ко всему — член выездной бригады. Весело…
* * *Наверное, из желания прогнуться перед начальством, фельдшера мне дали самого здоровенного — Урхо Пеккалу. Чтобы в случае чего мог носилки под мышку взять и отнести вместе с больным куда надо. А в другой руке доктора, а то вдруг ноги промочит. Впрочем, в герои анекдотов про горячих прибалтийских парней Урхо не годился — и на подъем оказался скор, и поболтать горазд. Да и акцент у него был — разве что придраться сильно. Какие-нибудь вологжане, не говоря уж о поморах, гораздо непонятнее выражаются.
Первым делом он подошел ко мне, с докладом. Оборудование в целости, лекарств достаточно, колеса на месте, лошадь подкована, здорова. Такому и списочек действий по порядку не нужен, и так всё знает и ничего не пропустит.
— А когда будут эти самые дыхательные мешки? — полюбопытствовал фельдшер.
— Пока задержка. Возможно, в следующем месяце.
Когда Келер рассказывал о грядущей через неделю пробной партии грелок, он, наверное, кроме как о деньгах, ни о чем не думал. Выяснилось, что резиновое производство не так просто, как хотелось бы. Мои эскизные наброски, которых было достаточно для юриста, оказались совершенно непригодны для производственников. Нужны нормальные чертежи, к которым неплохо приложить технологию изготовления. Литьевые штамповочные формы, а их для крупной партии не один десяток понадобится, надо не только сделать, но и отполировать… Но самая большая засада — не это. Нет толкового материала для горловины и пробки. Вообще. Нигде в природе. Самое подходящее — эбонит, который начинает размягчаться в горячей воде. Хотя вроде есть более тугоплавкие виды, обещали поискать. Деревянные пробки — тоже не выход, будут гнить и разбухать. Делать из бронзы? Так это только для вип-моделей, сильно дороже получается. Перепробовали массу чего, но везде был затык. Но пусть об этом голова болит у производственников. Не может такого быть, чтобы в конце девятнадцатого века, в наше время торжества науки и прогресса, не нашлось пустяковой пробки!
Чирикова встретил, с супругой, нарядные, в гости идут куда-то. Директор подошел, спросил, нет ли каких распоряжений.
— Распоряжений нет. Анекдот вспомнил. У доктора засорились трубы. Он бегом к дворнику: давай, любезный, помогай. Никак не могу барин, видишь, на крестины иду, переоделся в выходное. Доктор обиделся, мол, когда тебе худо было, я всё отложил, пришел. Дворник вздохнул, пошел смотреть. Стоит в начищенных сапогах, белой рубахе. Вытащил из кармана порошок, высыпал, говорит: «Вот, наблюдайте теперь, если до утра легче не станет, вызывайте опять».
Давно я не видел Федора Ильича таким веселым. Ему пришлось даже платок достать из кармана, слезу вытереть.
Пока вызова не было, пошел в кабинет, почту посмотреть. Бесконечное занятие, натуральный сизифов труд! А ведь мне в основном попадает только меня касающееся, очень много Должиков фильтрует. Правда, Егор взял пару дней выходных, пообещав разобраться во всех завалах после. Но даже вчерашнюю кучу, в которой только адресованные лично мне письма, я еще не разбирал. Займусь, пока время есть.
И сразу прямо праздник: на самом верху кучи лежало письмо от Романовского — он своих отвез, возвращается назад. Вот и славно! Пора запускать проект «Сифилис». А то уже и вдова Бестужева из Киева вернулась, писала, что результат есть, но пока говорить рано — прошел только первый этап, нужны очередные процедуры. Но новых проявлений болезни нет и это радует. Впрочем, времени прошло мало. Посетить бы с визитом, да цейтнот. Написал записочку с пожеланиями всякого разного хорошего. Плюс много обещаний явиться. От обещал — никто не обнищал, правильно?
Главный вопрос был — где открывать больницу? Как ни странно, не от меня зависит. Согласится Дмитрий Леонидович на переезд — тогда в Москве. Нет — в Питере. Если он от Склифосовского уйдет, тот будет ругаться, и очень сильно. Но я переживу. Кстати, скоро ехать на второй этап операции Манассеину. Пока у него там всё тьфу-тьфу-тьфу, от дырки на брюшной стенке страдает, но умеренно. И аппетит появился. У меня веры в чудо нет, я таких пациентов видел много, полное выздоровление — не самый частый исход. Но пара лишних лет жизни, а то и больше — случается. Хотя нет сейчас ни химии, ни лучевой терапии. Что загадывать? Доживем — увидим.
И второе письмо — тоже в плюс пошло. Наконец-то нормальное коммерческое предложение по стрептоциду и зеленке. От бельгийцев. И единоразовый платеж неплохой, и роялти тоже относительно честные. Поставил пометку для секретаря, чтобы пригласил на переговоры.
Ого, нежданчик! Этот почерк я знаю. Один из двух самых знаменитых врачебных почерков в этой стране. И если Миша Булгаков еще, наверное, писать не умеет, то Антон Павлович Чехов — вполне. От классиков литературы посланий я еще не получал. Да и очно ни с кем не знаком.
