Никогда не было, но вот опять. Попал 2 - Алексей Николаевич Борков
— Поняли. — Ответил за обоих Василий.
Глава 15
Следующий день выдался еще более суматошным, чем все предыдущие. Нужно было забирать заказанное и платить по счетам. За всеми этими хлопотами я совсем позабыл вчерашние страхи и размышления. Первым делом наведались к портному Хайкину. Там провозились, чуть не полдня, пока примеряли костюмы, пока искали извозчика, чтобы перевезти довольно тяжелую швейную машинку, ну, и за одним все остальное, вот и время прошло.
Хайкин, получив от меня деньги, лучился радостью и надеждой на дальнейшее сотрудничество, то бишь хотел и дальше на нас хорошенько зарабатывать. Но я его немного обломал и одновременно обнадежил, сказав, что месяца через два мне снова понадобятся его услуги, а сейчас нам надо вернуться в деревню.
Потом пришел чередсапожника, где помимо берцев, прикупил парням традиционные сапоги, а себе модные туфли. Хорошо, что вовремя озаботился и заказал все это довольному сапожнику.
После обеда выдал парням премию и отправил покупать часы себе и подарки родным, а сам пошел к господину Иванцову Павлу Степановичу. На базаре стояла какая-то нездоровая суета, на которую я поначалу не обратил внимания. Книголюб оказался на своем месте. Завидев меня, он полез под прилавок, достал оттуда тетрадку. Поздоровавшись, я спросил, что с моим заказом. Павел Степанович протянул мне тетрадку.
— Вот пока нашел двадцать стихотворений, которые, пожалуй, можно положить на музыку.
Я раскрыл тетрадку, полистал. А ведь часть из того что здесь собрано я уже слышал, но в несколько иной редакции.
— Павел Степанович вот смотрите: стихотворение Сурикова «Рябина». — Из этого стихотворения получится отличная песня, но вот эти четверостишия, на мой взгляд, совершенно лишние.
Я показал на второе и третье четверостишие.
— Без них песня звучать будет гораздо лучше.
— Гм…. Вы так считаете? — Задумчиво спросил Иванцов, вчитываясь в стихи. — А, пожалуй, вы правы.
— И не сомневайтесь Павел Степанович. И вот еще «Очи черные» Гребенки. Первые четыре строки великолепны, второе четверостишие много хуже, а третье никуда не годится, вялые они какие-то. Вот если бы вместо них сочинить, что-то другое более подходящее к первым четырем строкам, то романс бы зазвучал.
— Бог с вами, Алексей, как можно….
— Можно и нужно любезнейший Павел Степанович. — Оборвал я его стенания. — Скажем, продолжить можно как-то так.
Я задумался, вспоминая как пелись эти «Очи…» в том мире. А ведь по разному пелись, но что последнюю строфу этого стихотворения я никогда не слышал, это точно.
— Пожалуй вместо последних двух строф лучше петь так:
«Коль не знал бы я вас,
Не страдал бы так.
Я бы прожил жизнь припеваючи.
Вы сгубили меня
Очи черные!
Унесли навек мое счастие».
— И потом повтор первой строфы. Можно даже два раза повторить. Вот как-то так.
Павел Степанович шевеля губами, но не произнося вслух, повторил за мной только что продиктованные строчки и изумленно воззарился на меня.
— А ведь действительно так лучше.
Ну, еще бы не лучше, если эти строки написаны не то Шаляпиным, не то Сличенко. Уж эти двое толк в цыганских песнях знали, ну или будут знать.
— Неужели Алексей, вы сами это прямо сейчас сочинили? — Спросил удивленный знаток поэзии.
Хотелось, конечно, присвоить строчки, но поэт из меня совершенно никакой, поэтому от авторства я скромно отказался, сказав, что слышал уже этот романс в таком исполнении. Иванцов покачал головой, отобрал у меня тетрадку и попросил повторить эти новые строчки, чтобы он их записал. Ну, кто бы спорил! Я охотно продиктовал. А потом спросил:
— Павел Степанович, а почему вы не включили сюда «Цыганскую венгерку» и «О, говори хоть ты со мной» Аполлона Григорьева. Если взять первую строфу из «Цыганской венгерки», прибавить три-четыре строфы из второго стихотворения, разбавить его каким-нибудь рефреном, например «Эх раз еще раз, еще много — много раз», то получится очень забористая цыганская песня, которая, несомненно, понравится всем.
— Алексей, зачем я вам? Вы и сами могли все это разыскать.
— Ну что вы, любезнейший Павел Степанович, чтобы это все найти, надо много стихов перелопатить. Поэтов и самих ведь очень много, да они еще и сочиняют не по одному стиху. Мне полжизни придется потратить, а вы в этом море как рыба в воде, вам и карты в руки. А насчет Григорьева, так я совсем недавно читал его стихи. И, на мой взгляд, кроме, «О, говори хоть ты со мной» ну и две первые строфы из длиннющей «Цыганской венгерки» для современной песни ничего не подходит. Да и то вторая строфа, под большим вопросом.
— Но нельзя же так. Ведь каждое стихотворение это как законченная картина. Вы же предлагаете убрать из этой картины целые куски, а то и смешать краски.
— По большому счету вы правы, но я человек не слишком образованный и подхожу к этому делу утилитарно. Мне нужны именно песни, которые бы хотелось не только слушать, но и петь самому. Возьмите, к примеру, стихи того же Гребенки и попробуйте спеть. Первый куплет у вас наверняка пойдет хорошо, второй много хуже, а третий вы и до конца не допоёте.
Иванцов с недоумением посмотрел на меня и, открыв свою тетрадку в нужном месте, стал читать шевеля губами. Потом чуть подумав, нехотя со мной согласился. А меня вдруг осенило, как, не напрягаясь снабдить композитора Моню-Эммануэля Лебединского текстами будущих песен.
— Павел Степанович, не желаете поработать на меня на более длительной основе?
— Неожиданно! А позвольте полюбопытствовать, в чем будет моя работа заключаться?
— Да в принципе то же самое, что вы и делаете. Будете подбирать подходящие стихи и адаптировать их под песни. Но работать будете непосредственно с музыкантом.
— Адаптировать? — Приподнял брови старик.
— Подгонять текст под соответствующую музыку, чтобы получилась хорошая песня или романс. Выкидывать лишние строфы изменять некоторые слова и строки, вписывать новые, сочинять самому, ну и так далее. Я думаю, что у вас должно получиться.
— Гм…. Забавно. А ведь я, пожалуй, соглашусь. Только кто тот музыкант с кем мне придется работать?
— Ну, это совсем молодой парень не лишенный таланта. Если вы согласны, то поступим так: дня через три зайдете в «Ювелирный салон» Гуревича и спросите Серафиму Исааковну. Женщине скажете, что вы от господина Бендера. Она вас познакомит с композитором. Она же будет у вас в некотором смысле
