Ц - 9 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Присутствующие зашумели, задвигали стульями. Борис Семенович тоже встал, а президент, сохраняя невозмутимое выражение лица, сказал, пародируя Мюллера:
— А вас, Иванов, я попрошу остаться.
Щелкнула дверь, отсекая голоса. Юрий Владимирович снял очки и устало отер лицо.
— Выкладывай, Боря, выкладывай…
— Юрий… э-э… Юра… — замялся генлейт, но выговорил-таки: — Я готов подать рапорт — и уйти в отставку.
— Можешь не стараться, — спокойно ответил Андропов, — все равно не подпишу. Это из-за Лены?
Иванов одеревенело глядел за окно, где горела звезда Троицкой башни.
— Да, — выдавил он.
— Борь, фон Ливен вредила нам раньше? — терпеливо заговорил Ю Вэ.
— Да нет… Она сама пришла к нам, согласилась на вербовку…
— Сейчас она — гражданка ГДР… Есть доказательства, что она продолжает сотрудничать с ЦРУ? Что она работала с группой Клегга?
— Нет, но…
— Но ты винишь ее в покушении на убийство. Так?
— Но это же факт!
— Факт чего? — вкрадчиво спросил Андропов. — Знаешь, Боря, твоя неубиваемая честность — большой плюс для меня. Но для тебя — огромный минус! Разве Миша Гарин пострадал? Нет! Подожди, дай я договорю. Знала Елена или не знала, в кого стреляет — вопрос вторичный. Первично иное — кто таков Михаил… Браилов. Это человек? Вроде бы, да. Это полная и совершенная копия реального Гарина? Опять-таки, верно. Вот только ни в одном из законов, какие только бытуют в мире, не упомянуто, что покушение на убийство дубля гражданина тождественно обычному покушению, прописанному в Уголовном кодексе. Понимаешь? Нет, по-человечески я всё понимаю, мне и жалко Браилова, и не вижу я особой разницы между двойником и… м-м… его основой, что ли. Но это потому, что мы с тобой русские! А вот англичанин на нашем месте обязательно растревожился бы, поскольку признание дубля равным человеку создает прецедент. Возможно, опасный. Поэтому, вот что, Боря. Ступай-ка ты к своей Ленке, и не майся дурью! Фройляйн уже не слабо наказала саму себя. — Он покривился. — Слыхал я однажды, как кричит раненый с гангреной! Только врагу такое пожелаешь… А вот скажи: считаешь ты Елену нашим врагом?
— Нет, — буркнул Иванов, чувствуя прилив стыдного облегчения.
— Ну, так шуруй отсюда! — погнал его президент с улыбкой. — Надоел ты мне. Забирай свою Ленку, и… Что хочешь с ней, то и делай! И оставь меня в покое. Президент трапезничать желает!
Глава 19
Среда, 6 февраля. Вечер
Москва, улица Строителей
Зима неожиданно вспомнила о своих атрибутах — к ночи защипал морозец, а с утра замело. Скудная пороша вилась по слежавшемуся насту, белая на иссиня-сером, закручивалась спиральками и змейками, вспухала, царапая шубы и пальто шуршащими снежинками, и бессильно опадала.
Но это снаружи, за окнами, тронутыми инеем, а дома вовсю тужились батареи, нагоняя тепло, и зависала тишина.
Пока не кончились каникулы, Рита умотала к родителям в Первомайск. Навестить, отдохнуть — и вернуться с полными сумками гостинцев.
А я, временно безработный, принимал дорогого гостя. Ну, как бы меня — всё чаще ловлю себя на мысли, что в словах «двойник» или «дубль» скрыт оскорбительный оттенок.
Улетая, Ритулька навела везде блеск, так что особо напрягаться мне не пришлось. Так, приготовил кой-чего, ибо не инфой единой жив человек, и указал товарищу Браилову на гостиную.
— Битте!
— Данке шён…
Я не то, чтобы понимал, скорее, чувствовал, каково «визитёру» в доме, где он жил-поживал, да добра наживал. Уже не тягостно, но грустно. А Мишка, будто ощутив мои думки, криво усмехнулся.
— Не сложно догадаться, по какому именно руслу течет твое высокоорганизованное сознание, — затейливо выразившись, он скинул куртку и переобулся, осторожно нацепив Риткины тапки. — Вот, мол, убывает бедный изгнанник. Ни дома, ни жены — как тут встретишь старость? Не майся! Аллес гут… Выпить есть?
— Горячительного? — уточнил я.
— Прохладительного!
— Квас будешь?
— О, самое то!
Налив стакан шипучего имбирного, я угостил свою копию. Смакуя, Браилов выдул миллилитры до донышка, и крякнул в доволе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Продолжим наш разговор, — ухмыльнулся он а ля Карлсон, который живет на крыше. — Согласись, что житие твое состоялось и устоялось. Даже так — застоялось. А у меня всё по новой! И работа, и дом, и любовь. Нет, правда. Инна... К-хм... Рита... Период бурной страсти миновал, вы привыкли друг к другу, и секс не горячит более, поскольку стал будничным явлением. Не потому ли тебя так заинтересовала Лена?
— Трудно с собою спорить, — кисло улыбнулся я. — М-да… Тебе бы еще Наташу вспомнить!
— С Иверневой всё по-другому, — мотнул головой мой оппонент. — Наташка очень даже секси. Хотя, не спорю, умница-разумница. Но прежде всего тебя — ладно, ладно, меня! — привлекали ножки, грудь, попа… Верно?
— Да… — закатил я глаза. — Такая попа была… А как чудно она утягивалась в талию! Прям перевернутое сердечко.
— Уймись! — фыркнул Браилов, и задумался. — Признаться, я и сам плохо понимаю, отчего меня тянет к Ленке. Внешние данные? Ну, так мало ли хорошеньких девчонок! Вспомни Надю. Перешучивались, пересмеивались, но отношения дальше того, чтобы шлепнуть по тугому задику, не пошли бы. Согласись.
— Соглашусь… — вздохнул я, валясь в кресло. — Так и не шлепнул ни разу. И даже не ущипнул… Ладно, хватит нам Лену изучать и классифицировать! Все равно ничего не поймешь — женщины, они вне всякого понимания. Ты чего звонил? Новости есть?
Миша утвердительно кивнул, присаживаясь напротив и некультурно облокачиваясь на стол.
— Завтра уезжаем, билеты я уже купил.
— На поезд? — задрал я бровь. — С Ярославского?
— Не провожать! — выставил палец мой визави. — Мы хотим тихо и незаметно убыть. Как все. Хотели спальный вагон, чтобы никто не мешал, а потом передумали, пошли в народ. Прокатимся в плацкартном! Море чая, море общения… С жильем всё, вроде, решается. Приедем, сразу двинем выбирать — и дом, и этаж, и даже улицу!
— А я тоже скоро убуду, — рассеянный вид мне удался.
— Куда? — сфокусировался взгляд напротив.
— Не в Сибирь, успокойся! Вернусь в Первомайск — и выйду на работу в том самом папином «ящике». Стратеги из Академии Наук решили спрятать маленький институт в большом! Так что… Пишите письма!
— А Рита? — сощурился Браилов.
— А что — Рита? Рите еще год учиться! Как вариант, перейдет на заочное. Ну, посмотрим еще, — звякая тарелками, я накрыл на стол. Курочка с овощами мне всегда удавалась — благоухала, мигом раскручивая аппетит. — По-моему, ты постоянно следишь за собой, чтобы мыслить иначе…
— Что, так заметно? — невесело усмехнулся гость.
— Мне одному. Нет, я тебя понимаю — хочется зажить своей собственной жизнью, а неизбежный параллелизм раздражает. И все же инерция сознания слабеет. Мы уже расходимся порой, а уедешь, и процесс ускорится — наша общая мировая линия разветвится.
— Инерция сознания? — хмыкнул Браилов. — Забавно… А, давай, проверим?
— Давай. О чем ты думал вчера вечером?
— О тех девчонках, что забросили предпенсионера в прошлое, в себя.
— Аналогично! — кивнул я. — Выводы сделал?
— Ну-у… Одно мне ясно — официально их никто не посылал, никакой Институт Времени. Да хоть какой-нибудь Мировой Совет! Можешь ты себе представить организацию, что вот так вот, запросто, решит поменять историю человечества? Фигня же! Ведь никаких гарантий того, что измененная реальность окажется лучше прежней, нет и быть не может. Да, кое-что получилось, той же афганской войны удалось избежать. А кто нас застрахует от иных конфликтов? Мало ли что может случиться! Поэтому Лена с Наташей или дурили… м-м… нас с тобой, скажем так, или их использовали втемную. Кто — неизвестно.
Покровительственно хмыкнув, я откинулся на спинку.
— Ну, я об этом впервые задумался где-то полгода назад… Ладно — мы с тобой задумались! Почему Наташка Томина уверяла, будто иновременной объект не продержится в прошлом и пяти секунд? Распадется, дескать, от эманации хронокорпускул, и перейдет в доквантовое состояние? С чего вдруг?