Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович
Он вздохнул, покачал головой.
— А дальше что? Вот заключите договор, станете женихом и невестой…
Я отмахнулся.
— Не станем. Вот увидишь, эта помолвка сорвётся по какой-то причине, а их сотни. Да и Долгоруковы не допустят такого позора. Скорее, сами её удавят в последний день, это же настоящие людоеды, как я слышал, для них жизнь человеческая ничего не значит!
Он посмотрел на меняя с укором.
— А для тебя?
— Для меня значит, — возразил я. — Я как крокодил, убиваю и рыдаю над трупом. Ну, фигурально. А здесь и рыдать не придётся, вот увидишь! Помолвка сорвётся, всё останется на своих местах. А Долгоруковым придётся смириться.
— Думаешь, оставят свои попытки? Я имею в виду, попытки избавиться от тебя?
— Древние философы говорят, — ответил я, — на каждый удар нужно отвечать, как минимум, вдвое сильнее, тогда задирать перестанут. Я отвечаю, ещё как отвечаю. Лучше скажи, как с Кузбассом?
Он просиял, ответил с горделивой ноткой:
— С документами уладил. Правда, пришлось вбухать прорву денег, это ж сколько земли пришлось хапануть в собственность!.. Думаю, даже Швеция поменьше. Хорошо, в тех диких краях земля почти ничего не стоит. Но людей уже послал начинать. Юра, великое дело разворачивается. Самого оторопь берёт!
— Да всё путём…
— Это тебе, — сказал он, — всё по турецкому барабану, молодые все такие. А я вот ахаю
— Самодержавие, — сказал я, — это крепкая власть, плюс электрификация всей страны!.. Можно бы добавить «…и химизация», но тут есть сомнения, так что пока без вредной, но полезной химизации, ибо стране хорошо, а демократам плохо. Мы же лицом к народу? Покажем ему свой добрый оскал?
Он посмотрел на меня дикими глазами.
— Окстись, какая электрификация?.. Тут железными дорогами бы Россию опутать. А химизация вообще непонятно что…
— Химизация, — заверил я бодро, — это высокие урожаи и сытая страна!.. Накормим её наконец-то досыта. Хоть говном… хотя, нет, химические удобрения это хорошо и нужно в краткосрочной перспективе. Нам бы сейчас страну накормить, а потом и химию будут жрать, человека можно ко всему приучить, капризные остались по ту сторону бутылочного горлышка! Ты прав, великие дела предстоят!.. Что на их фоне какая-то помолвка, что и так не состоится?
Он вздохнул, перекрестился.
— Вроде бы хорошее дело, породниться с таким великим родом! А вот не верю я им. Чёртовы аристократы!
— Хуже, — сказал я. — Бояре. Жаль, они основные соперники, как оказывается, и в деле?
Он вздохнул.
— Да, почти всю оружейную промышленность подмяли. Раньше выпускали мечи, кольчуги, панцири, хотя кирасы и сейчас выпускают, но их винтовки, Юра, полное говно, если сравнивать с нашими!
— Выстоим, — проговорил я, но сам ощутил отсутствие уверенности в своём голосе. — Иначе такое дело рухнет!.. И Россия снова отстанет.
Он тяжело вздохнул.
— Ну уж нет. Мы можем рухнуть, но Россия обязана удержаться и победить. Ладно, у меня ещё с инвесторами непростой разговор. Надо ехать.
— Спасибо, — сказал я искренне. — Спасибо, что всё на себе тащишь, а мне оставил только мои чертёжики.
Он хохотнул.
— Без чертежа только телегу в деревне можно мастерить. Представляю какие чертежи были у Господа, когда устройство вселенной продумывал…
Отбыл Мак-Гилль так же стремительно, как и появился, весь в огне и пламени, для предпринимателя нет ничего более лакомого, чем перспективы быстрого расширения дела. А что будет успешным, не сомневается, глядя как торговцы по всей России делают заказы на спички, что производят в Петербурге и на болеутоляющие порошки, в которые я всё-таки перевёл зелье для лучшей транспортировки.
Когда я ему рассказал, что и телеграф не предел мечты, Александр Белл уже работает над «говорящим телеграфом», как он его назвал, это вообще поднимет нашу цивилизацию сразу на пару ступенек, так что можно и нам начинать работы в этой области, он только спросил, сможем ли, а когда я уверенно ответил, что да, мы всё сможем, он посмотрел безумными глазами, в которых я отчётливо видел как мелькают огромные цифры то ли расходов, то ли прибыли.
Проводив окрылённого предпринимателя, я вернулся на свой этаж, в коридоре своим изощрённым слухом услышал из комнаты Сюзанны грозный гимн идущих в смертный бой, из которого ни один не вернётся:
— Йё-вэй-ё!.. Ран Бруннен-джи!.. Йё-вёй-ё!..
Глаза защипало от звуков грозной и прекрасной песни, ставшей гимном, на много поколений, я осторожно открыл дверь, Сюзанна за столом с закрытыми глазами откинулась на спинку кресла, лицо чуточку искривилось, вот-вот заревёт, я сказал поспешно:
— Сюзанна, простите, что мешаю сложным бухгалтерским расчётам, но у меня тут непонятки с железной дорогой, которую мы так запоздало начали строить…
Она распахнула глаза, на меня даже повеяло лёгким бризом, ресницы у неё в самом деле классные, как сказал Маяковский «надменно лес ресниц навис», посмотрела в упор, а я снова привычно ощутил некоторую оторопь, крупные глаза небесной чистоты смотрят прямо в душу и не дают соврать, но я всё-таки ухитряюсь, доказывая преимущество будущих поколений.
— Что с нею, недостача материалов?.. Знаю, князь Горчаков распорядился послать туда отряд для проверки и охраны…
— Точно не знаю, — признался я, — Мак-Гилль там день и ночь хлопочет, в России всего две коротенькие железные дороги, не считая сибирской. Везде нужны с железными рельсами и быстрыми строителями!
— Мак-Гилль справится, — заверила она, — а вот ты, Вадбольский попал, ещё как попал…
— Ты о помолвке? Вывернусь!
Она покачала головой, лицо её стало опечаленным, а в глазах я видел глубокую тревогу.
— Ты ещё не понял даже? Ты влез в очень не своё дело. И нам строить что-то на чужом и уже занятом месте.
— Это мои земли!
Она вздохнула.
— Ты хорош как воин, просто удивительный! И с сильными бойцами управляешься, и в Щелях как дома, будто оттуда и появился. А ты в самом деле не из Щели вылез? Даже придумывать что-то особенное можешь.
— Ты про спички?
— И про микстуру, — добавила она. — Но для производства… серьёзного производства нужны люди другого склада.
Я подумал, сказал с неохотой:
— Ты права. Из меня никакой промышленник. Здесь вся надежда на тебя.
— Я тоже никакой, — сообщила она. — Финансист… это другое!
— Но мы вместе сумеем подобрать людей!
Она покачала головой.
— Не сумеем. Вернее, это не поможет. Винтовки выпускают огромные промышленные предприятия. Они в руках очень богатых и могучих людей. В том числе у рода Долгоруковых. Это твои прямые конкуренты, но ты рядом с ними — комар. У них не только огромные деньги, но и власть. Думаешь, они захотят впустить тебя с твоими винтовками в свою оружейную империю?
Я пробормотал:
— Что, всей оружейной промышленностью заправляют одни Долгоруковы?
— Нет, есть ещё несколько родов, но более мелких, слова не скажут Долгоруковым. И подбирают только те заказы, которые Долгоруковы милостиво оставляют им. Крохи, в общем.
— Дела, — сказал я озадаченно. — Не думал, что и здесь уже всё поделено. Но они же как-то уживаются? Не в одних же руках вся военная промышленность?
— Не в одних, — согласилась она, — но за долгие годы, даже десятилетия притерлись один к другому. Не всегда по-мирному, войны были ещё те, но к этому времени многие даже породнились, а ты совершенный чужак…
Я вздохнул.
— Ну да ещё и угрожаю подорвать их благосостояние.
— Вот-вот. Вадбольский, нас просто сживут со света! Долгоруковы это сделать обязаны.
— Нас?
Она посмотрела на меня печальными, как у коровы, глазами.
— Я же здесь. Думаешь, когда ночью ворвутся чьи-то гвардейцы, кого-то пощадят? В этом случае убирают всех, а здания поджигают или взрывают.
Я отшатнулся.
— Но как же… патриотизм? Мои винтовки намного лучше и почти по той же цене! Это удар по обороноспособности!
Она посмотрела на меня, как на ребёнка с его детскими игрушками.
