Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
— Всё? — удивилась она.
— Всё, — сказал я.
— Ха! — хохотнула она. — Такое и я могу запомнить!
Светлана разулыбалась.
— Ни сколько не сомневаюсь, — улыбнулся я. — Пошли.
— А хочешь чаю? — вдруг спросила девчонка.
Чай, как я «помнил», был в их доме, на-вроде культа. Чай предлагали всегда и всем. И чай у них был не простой магазинный «грузинский». Видимо, отец привозил.
— Светочка, я бы с удовольствием, но у меня режим. Профессор прописал. Я сейчас на пробежке. Кружок по Добровольского дам, потом до Энерготехникума и домой уроки делать.
— Ха! — удивилась девчонка. — Ты же отличник! Всё запоминаешь! Зачем тебе уроки делать?
— А ты откуда знаешь? — спросил я, заинтересовавшись источником утечки информации.
Светлана вдруг покраснела.
— И не думай ничего такого! — резко бросила она. — Просто сказали девчонки. В музыкалке со мной две девочки из вашей школы занимаются. И тоже на аккордеоне… Вот и сказали. Они между собой разговаривали о тебе, что ты каких-то негров рисуешь на стенде, вот я и спросила.
— Да, ладно-ладно! Верю! — замахал я на неё руками, словно гася пожар, разгоравшийся на её щеках.
Светлана глянула на себя в зеркало, охнула…
— Дурак! — сказала она.
— Чёй-то? — спросил я, продолжая улыбаться.
— А просто! — сказала она и распахнула дверь. — Вымётывайся!
Первой она всё-таки вышла сама и закрыв дверь пошла вслед за мной. Убегать я не торопился, посчитав сие неприличным.
Вышли из подъезда и Саветлана, повернувшись ко мне вдруг выпалила, чтовно долго держала в себе фразу:
— Хочешь в кино сходить?
— Когда? — удивился я.
— Сегодня. Там какой-то американский фильм показывают. Премьера. Билетов нет, и не будет.
Моё лицо, видимо дрогнуло в недовольной гримассе, потому что Светлана снова покраснела.
— Ну, не хочешь и не надо, — тихо сказала она. — Всё! Пока!
— Стой-стой!, — остановил я её. — Фильм-то какой?
— Что-то про бандитов. Какой-то «Бандит Смоки», что-ли…
В моей памяти такого фильма не было.
— А пошли! — неожиданно для самого себя сказал я. — Во сколько фильм.
— Фильм в семь тридцать. Приходи к кинотеатру. Там скажешь на входе, что к Надежде Евгеньевне. Тебя проводят.
— Понятно! Замётано! Ну, пока!
— Не запряг пока, — буркнула девочка бросив на меня настороженный взгляд.
— О! Твоё «пока» обнадёживает! — рассмеялся я.
— Дурак! Там, после «не запряг», не запятая, а восклицательный знак.
— Казнить нельзя, ха-ха-ха… Побежал.
Я стоял, пританцовывая, разгоняясь.
— Бегун! На танцы не ходишь?
— Зачем? — удивился я.
— Я хожу. На бальные. Ладно, беги, — разрешила она и я побежал.
Радостно так побежал. И с чего бы, казалось, радость это взялась? А вот надо же… Что-то во мне всё-таки вызывала эта девочка. Какие-то струны души… Она вела себя так, словно знала себе цену. Причём, не высокомерно, а как-то по-простому, но очень достойно. Чем-то в этом она походила на Любашу… Но они были такие разные!
Люба — высокая и стройная, Света стройная, но не высокая. Люба — шатенка, Света — русая блондинка. Люба — полностью сформированная девушка с прекрасными формами, Света — копия Любы в миниатюре. И у обеих шикарные, длинные почти до пояса косы.
— Вот бы их вместе нарисовать, — подумал я. — Обнажёнными…
— Хе-хе-хе… С тебя станется. Даже и не вздумай голых баб рисовать! Развратник!
— Сам такой! — огрызнулся я. — Что хочу, то и рисую.
— Рано, Миша! Рано! Не поймут-с! И в первую очередь родители.
— А я маленькую-маленькую миниатюру, которую и только в микроскоп и разглядишь.
— И как ты её без микроскопа нарисуешь? Не ерунди!
— Что не ерунди?
Я шлёпал кедами по ровному асфальту.
— В том году срисовал из энциклопедии «Данаю», и что? Кого-то это возмутило?
— Это, Миша, известная картина. А то, о чём задумался ты — натуральная порнография.
— Эротика, — поправил я.
— Нет в СССР эротики, Миша! Это тебе известная субстанция на мозги давит. И это не моча, Миша, ха-ха.
«Предок» изголялся надо мной.
— Отвали!
Вот интересно, эмоций и чувств у моего «предка», как он говорит, у него нет, а издевается он, ну, как живой человек. Он говорит, что моими чувствами, но неужели я такая «язва»?
А на счёт обнажённой натуры, это я интересную тему заработка «нащупал». Диски, плёнки с записями, это перепродажа, а значит спекуляция. А продажа собственного товара — это другое. Женька вон как в своё время заработал на трафаретах и майках! Что сам себе и магнитофон купил и радиодетали.
А я могу картинки интересные рисовать. И не обязательно «обнажёнку». Можно плакаты рисовать. Вон, ту же Сьюзи Кватро! Или других. Даже в чёрно-белом формате они будут востребованы. Подумаешь, что не фирма! Бумагу бы где плакатную найти… А то, что точками… Надо попробовать!
— Весь в меня, — вздохнул «предок». — Я тоже и Сюзи Кватру рисовал, и печати в документы, и сами документы… Но это уже по работе… Иди в разведку, там твои способности пригодятся.
— Отвали! Какой, нахрен из меня разведчик? Я головой ударенный!
— Такой же какой и из меня, — хмыкнул «предок».
Я подумал, и не стал обижать «предка». Хоть он и говорил, что его обидеть невозможно, но кто его знает. Вдруг он желаемое выдаёт за действительное?
Глава 25
Эта кроссовая петля имела дистанцию четыре километра с крутыми и плавными подъёмами, «плавными» и крутыми спусками. Мне нравился этот маршрут тем что он шёл по асфальту и не надо было контролировать ступни, как по бездорожью. По бездорожью, то есть, по лесам и долам, тут тоже имелось где побегать и виды на море открывались шикарные, когда забежишь на правую, как я её называл, сопку.
На ней стояла какая-то воинская часть, имелись старые орудийные капониры, старый бетонный дот, за колючей проволокой, куда мы всё равно лазили, но он был в нижних помещениях затоплен. Что удивляло, ведь он стоял на самой верхушке сопки. Вот по этой вершине можно было находить разные маршруты и бегать хоть до посинения, как говорила моя бабушка.
Там по кругу набиралось километра два. И было по-настоящему красиво и, часто, ветрено. Там, где бежал я сейчас, тоже имел место крутой обрыв высотой около пятидесяти метров с видом на море, но рядом располагался жилой микрорайон и медитировать не получалось. Зато — по асфальту.
Кроссом я увлёкся в том году. Сначала выпал снег и папа пристрастил меня к лыжам. Спуски у нас в лесу имелись в изобилии, причём разной крутизны и сложности. Была даже асфальтовая дорожка с долгим пологим спуском, по которой я и начинал пробовать себя на лыжах. Я и в декабре прошлого года несколько раз катался на лыжах. Зима снова была на удивление снежной. На лыжне ещё в том году мы встретились с Галиной, девочкой из соседнего подъезда и из параллельного класса «б». И некоторое время на почве спорта общались, но дружба почему-то не сложилась. Наверное, потому, что она редко выходила гулять, просиживая много за уроками. Родители у неё были очень строгие и дружбу с мальчиком не приветствовали.
Вообще у нас по сопкам можно было бежать и бежать, но часто дорожки выходили к колючей проволоке и табличками с угрожающими надписями «Запретная зона. Стой! Стреляю!». Пограничная зона, однако… Всё побережье… Сейчас открыли ближайшие к Владивостоку пляжи, а ещё раньше ни-ни. Граница на замке… А дальше на север по побережью все бухты закрыты. В каких-то погранпосты, а в каких-то и балы надводных и подводных кораблей. Восточный рубеж!
Попросив «предка» не тревожить меня, пока я ему не разрешу,я бежал и размышлял о своём житье-бытье. Утомлял меня иногда мой «внутренний голос»… Да-а-а… И удобно с ним — можно посоветоваться — и надоедал он жутко своими нравоучениями и сдерживанием моих эмоций. А куда их девать, эмоции-то? Они так и брызгали из меня, при любом ко мне обращении хоть одноклассников, хоть учителей, хоть родителей. Разные эмоции, но как без них? Я же не робот! А этот «предок» так и старался сделать из меня бесчувственную куклу, тормозя меня своими: «Спокойно, Ипполит! Спокойно!». Какой я ему, мля, Ипполит? В фильме «Бег», так успокаивал себя везучий игрок в карты: «Спокойно, Парамоша! Спокойнее!» А тут, какой-то Ипполит?
