Чародей среди Чародеек - Boroda
— Я… — взгляд девушки наполнился сомнением, в то время, как Калеб продолжал недоумевать. — Да… прости, Калеб. Просто… мне так больно сейчас…
Блондинка опустила плечи и повесила голову.
— Сказанное Седриком слишком… тяжело воспринимать, — тяжело вздохнула Вилл, бросив виноватый взгляд на парня.
— Да кто-нибудь уже может мне объяснить, с чего все так поверили этому Змею? Что за бутылка правды такая, и почему Корнелия просит прощения⁈
— А может вы для начала сюда поднимитесь? — выдвинула предложение всё ещё висящая в воздухе Ирма. — Если я правильно поняла: наше присутствие тут не секрет. Да и, в случае чего, на открытом пространстве будет удобнее… ну, вы поняли.
* * *
— Вот оно что… — пробормотал Калеб, когда ему рассказали про мою «бутылку с камешком», и почему у девушек была такая реакция. Несколько мгновений парень думал, а потом решительно посмотрел на меня. — Нилл, доставай свою штуку! Мне скрывать нечего!
— Уверен?
— Уверен! — всё же парень слегка обиделся. Причём больше всего на Корнелию, потому что вызов в его голосе, и твёрдый взгляд, были направлены на девушку, а не на меня или кого-то ещё.
Достать бутылку оказалось делом одной минуты, после чего Калеб с жаром высказал девушкам, что грабежами ради денег ни он, ни другие парни и девушки, подчинённые непосредственно ему, не занимаются абсолютно.
Истину его слов подтвердила оставшаяся прозрачной бутылка. Я, в принципе, и не сомневался в парне. Конечно, опыта в общении с реальными людьми мне катастрофически не хватало, но я считал себя довольно проницательным. Пусть это и звучит, как самохвальство, но пока в людях я не ошибался… Хех… Какие мои годы, да?
Ладно, так или иначе, Калеб мне всегда казался горячим, искренним, временами чуть высокомерным к девушкам, но больше из-за того, что сам «повидал всякое дерьмо», был старше, да и вообще, молодым мужчиной весьма патриархального общества. Но гнили в нём не чувствовалось совершенно.
Это было особенно заметно по молчаливой ярости в глазах повстанца, которая загорелась после того, как он осознал, что творила местная ячейка сопротивления вместе с бароном Отто. Для Калеба стало ударом, что его люди наживались на похищенном зерне. Отдельным «уколом» в самое сердце был факт уничтожения так необходимой его народу пищи, из-за того, что её не смогли похитить. Кажется, скоро Повстанческое движение узнает, что такое инспекции и, возможно, комиссариат.
Все мы расположились невдалеке от того места, где происходила беседа с лордом Седриком и Элис. Только не на стульях, а на выращенных стражницей Земли… э-э-э… горизонтальных брёвнах. За нашей компанией издалека наблюдала Элис. Спокойная, не выказывающая признаков нетерпения. Опять же: подозрительно.
— Ну а теперь я вам поставлю по «троллю» за постоянную бдительность Аластора Грюма, — с лёгкой улыбкой обратился я к тяжело замолчавшему собранию.
— Опять шутишь? — буркнула Корнелия, не поднимающая взгляда от земли, после речи Калеба.
— Иронизирую, но в целом я серьёзен, — отрицательно качаю головой. — Всё, что вы сейчас услышали можно разрушить одним единственным предположением: «а что, если Нилл — агент Фобоса Эсканора?».
— Нилл, — рыжая предводительница Стражниц укоризненно покачала головой. — Ты снова начинаешь эту тему?
— Я её продолжаю, — хмыкаю, наблюдая за тем, как Ирма закатывает глаза. — Нет, реально, девочки. Неужели вы не видите, насколько всё подозрительно? Особенно на фоне того, что я прямым текстом сказал о том, что лорд Седрик о вас знал. Знал и не напал, хотя вы уверенны в том, что именно так оборотень бы и поступил. Сейчас вся ваша уверенность в произошедшем держится на чём? На вот этой бутылочке!
Я встряхнул обозначенное, звякнув маленьким чёрным камешком внутри. Попеременно смотря в глаза то одной, то другой.
— Только эта штука и ваше доверие к моим словам, понимаете? А ведь вы меня и года не знаете. Даже полугода не прошло с момента нашего знакомства! И я мог вам врать с самого начала. Держите пару предположений, небольшой факт и полёт воображения: у Князя есть доступ на Землю — предположительно. У той же Элис он есть точно, поэтому, о возможности наличия подобного пути у Регента Мира можно говорить с определённой долей уверенности. Факт: он знает всех вас в лица и по именам. Полёт фантазии: он вас нашел на Земле, не лично, а через агентов. Узнал ваши характеры. После чего в вашей жизни появляется некий Нилл: безбожно красивый рыжий парень!
— Проклятье, похоже его укусила Корни, пока мы не смотрели, — схватилась за голову стражница Воды. Она уже почти пришла в себя, поэтому шутка получилось практически натуральной, как и улыбка — не совсем натянутой.
А вот Корнелия всё ещё была в раздрае, ибо привычно не огрызнулась, не возмутилась, а только поморщилась. Это, кстати, прекрасно показывало, что все эти её «фырки» были именно шуточками, произносимыми с возмущённым личиком. Сейчас ей было не до того: она слушала меня, слушала внимательно, с ярко выраженной борьбой внутри себя, которую было заметно по меняющемуся выражению лица. Сейчас я давал им или возможность сомневаться, или урок, или панцирь черепашки, в который можно спрятать голову. Старик всегда так делал: говорил что-то неоднозначное, а выводы оставлял на меня.
«По большей части, в жизни нет единственного верного решения, — ворчал Страпёр. — Нет ТВОИХ ответов, которые бы дали тебе, балбес, ДРУГИЕ. Чужой ответ — всегда чужой ответ, часто выгодный только его произнёсшему. Всегда думай сам, всегда сам делай выводы. Слушай, но обдумывай, принимай слова других к сведению, но не как истину. Смотри на вопрос со всех сторон, иначе рискуешь всю жизнь разглядывать его волосатую задницу».
Понятно дело, это всё было не про утверждения в стиле: «вода — мокрая» и « дважды два — четыре», а о жизненных ситуациях, в которых, по большей части, правда у каждого своя. У меня мозгов хватило это запомнить, поэтому и не судил сразу о Фобосе со слов девочек и Калеба, поэтому и лорду Седрику в полной мере не доверяю. Особенно в свете некоторых его, пусть и честных, но весьма неоднозначных высказанных мыслей.
— Так вот, Нилл, помимо того, что имеет прекрасную внешность и лучшую в мире рыжую масть, — слово «спорно» от Ирмы я проигнорировал, — так ещё и весь