Хамелеон 3 (СИ) - Буланов Константин Николаевич
— Я опасаюсь не трудностей, товарищ Сталин, а того, что еще немного и я в конечном итоге перессорюсь со всеми, что в дальнейшем самым пагубным образом скажется на совместной работе. Ведь сейчас всё, абсолютно всё, что я делаю, подвергается банальному уничтожению! Словно кто-то поставил себе целью изжить именно меня из АБТУ через создание мне имиджа вестника несчастий. И это «проклятье» переходит на всех, с кем я общаюсь по своим служебным обязанностям, — аж поник головой краском. — Тот же товарищ Грабин, стоило мне вновь наведаться к нему на предмет изготовления новой танковой пушки, оказался взят в самую натуральную осаду. Ему буквально не дают работать, при этом навязывая согласиться на полное перепроектирование, как уже запущенной в валовое производство дивизионки Ф-22, так и завершенной проектированием танковой Ф-34. И ладно бы это были просто какие-то наглецы со стороны, с которыми и сам Василий Гаврилович смог бы совладать. Подобных прилипал всегда хватает. О таких я не стал бы даже упоминать. Так нет же! На него, подобно паровому катку, давят Маханов с «Кировского завода» и Мирзаханов — директор завода №8 имени Калинина. То есть люди, пользующиеся вашей благосклонностью, — аккуратно, словно прощупывающий почву стальным щупом сапер на минном поле, произнес Александр. — Чего они при этом хотят? Да банально разделить славу за внедрение на вооружение новых пушек. Грубо говоря — подмазаться к тому, кто с честью справился с поставленной правительством и партией задачей, поскольку сами раз за разом не способны похвастаться успехами. КБ Маханова уже лет десять не способно выдать ни одной работоспособной орудийной системы, при этом прожирая огромные средства и занимая производственные мощности одного из крупнейших заводов страны. Завод №8 живет за счет успехов прошлого — производя орудия образца 31-го и 32-го годов. И что прикажете мне делать в складывающейся ситуации? Смотреть со стороны на то, как кто-то ради личных интересов в который уже раз сдвигает сроки производства новейшей танковой пушки на неопределенное время? Так мы всё это уже проходили ранее с ПС-3 конструкции Сячентова! Орудие, пусть и не лишенное недостатков, буквально заклевали те же Маханов с Мирзахановым, не дав тому стать массовым, отчего мы до сих пор вынуждены оперировать коротышами КТ-28 под выстрел полковушки. Девять лет уже с ними живем и никак не можем получить полноценное танковое орудие! И вот сейчас всё то же самое вновь грозит повториться! Да после всего этого я банально опасаюсь ехать хоть еще к кому-нибудь! К тому же Дегтяреву, чей крупнокалиберный пулемет нам жизненно необходим, как воздух, в качестве зенитного вооружения танковых рот и батальонов! Пулемет, который его создателю уже 6 лет никак не позволяют доработать из-за интриг Шпитального. Опасается Борис Гавриилович конкуренции своим собственным творениям со стороны данного пулемета. И очень правильно делает, что опасается! Потому и навязался в конечном итоге в соавторы к Дегтяреву, дорабатывая нынче чужой пулемет, чтобы добавить и своё имя в его название. В общем, товарищ Сталин. Я боюсь. Но боюсь не за себя, а за общее дело усиления обороноспособности страны. А потому не будет ли лучше, если на некоторое время я окажусь вне досягаемости всех. Точнее, чтобы все остальные оказались вне моей досягаемости. Во всяком случае, пока не станет ясно, кто это позволяет себе так откровенно показательно разрушать на наших глазах все достижения последних лет. Но, чтобы зря не тратить время, мне будет более чем полезно занять иным делом. А именно — наблюдением за действиями в реальной боевой обстановке крупных танковых частей, что ныне возможно осуществить лишь в Испании. Ведь АБТУ занимается не только железом, но и развитием теории применения бронетанковых войск. Стало быть, и на столь далекой земле я смогу принести пользу, никого более при этом не подставляя.
— Хм, — откинувшись на спинку своего кресла и в задумчивости посасывая уже потухшую трубку, Сталин размышлял над словами собеседника. С одной стороны, тот катил бочку на его многочисленных ставленников. На тех, кому он сам доверился в решении многих вопросов. С другой же стороны, дела и впрямь творились нехорошие, коли рассказанное ему здесь и сейчас окажется правдой. А врать краскому смысла не имелось, ведь столь разумный человек обязан был понимать, что изложенную им несколько сумбурно информацию непременно будут проверять. И проверять тщательно. При этом, чтобы сам Геркан не лез в дела проверки, его действительно виделось возможным отправить куда-нибудь подальше на ближайшие месяца два-три. Что сам танкист, похоже, тоже понимал и даже предлагал уже готовое решение. — Вы знаете, Александр Морициевич, давайте не будем торопиться с вашей отправкой на фронты войны. Сперва я посоветуюсь с надежными товарищами насчет всего того, что вы мне рассказали. А после… А вот после и решим, где именно вы сможете принести родине наибольшую пользу. — Не сказал, ни да, ни нет, Иосиф Виссарионович, оставляя нервничающего будущего невозвращенца в несколько подвешенном состоянии.
[1] Бастардеби — в переводе означает сволочи или гады.
[2] ЗИС-15 — опытный грузовик разрабатывавшийся на смену ЗИС-5.
[3] ЗИС-16 — автобус пришедший на смену ЗИС-8. Выпускался серийно в 1938–1941 годах.
Глава 20
Рывок к финишу
За одним из дальних угловых столиков трактира «Старое древо», что расположился на самом краю живописного парка Ариана, разбитого в северной части Женевы, изволили обедать двое состоятельных мужчин. Правда, о том, что они по меркам любой страны мира являлись состоятельными, не говорило ровным счетом ничего. Вышедшие из-под руки именитого кутюрье костюмы-тройки, золотые швейцарские наручные часы, выполненные на заказ туфли ручной работы, да хотя бы запонки или же булавки для галстуков, являющиеся произведением ювелирного искусства — ничего из перечисленного ни у одного из них не имелось. Оба были одеты не лучше и не хуже граждан среднего достатка. Да и сам трактир являлся отнюдь не тем местом, куда захаживала действительно зажиточная публика, о чём можно было судить хотя бы по изысканности меню. Так вот, этой самой изысканности в нем не наблюдалось вовсе. Фасоль, картофель, жареная или же вареная озерная рыба, пирог с грибами или же мороженое-суфле на десерт — вот всё, что была готова предложить кухня данного заведения, не считая нарезок сыра с фруктами, да краткого списка напитков. Не царское, в общем, было меню. Совсем не царское. Но ведь и люд сюда захаживал не из числа хозяев этой жизни. А для простого человека и столь обыденная пища являлась более чем желанной. Хоть зародившийся в США мировой экономический кризис к весне 1938 года и начал потихоньку сходить на нет, полностью отойти от его негативного воздействия не смогли еще во многих странах. Вот и в Швейцарии кулинарные изыски покуда следовало искать лишь в самых фешенебельных ресторанах, но никак не в уютных кафе и трактирах вроде этого.
— Признаться, я был сильно удивлен, увидев тебя в числе живых. Да что там удивлен! Шокирован! — отпив из стакана слегка кисловатого яблочного сока, покачал головой Александр, рассматривая сидящего перед ним живого и здорового Михаила Андреевича Крыгина, которого похоронил едва ли не год назад. — Как же тебе удалось спастись с разбившегося гидроплана?
— Вплавь! Как же еще? — не сильно весело, но всё же усмехнулся бывший царский офицер. — Благо машина не клюнула носом в воду сразу, а прежде завалилась на крыло. Так что первый удар от соприкосновения с поверхностью озера вышел не фронтальный, и потому страховочных ремней вполне хватило, чтобы уберечь меня от прикладывания головой о приборную панель. А после сумел выбраться из кабины и припустить вплавь к ближайшему берегу. Водичка, конечно, была отнюдь не парным молоком, и тело коченело, но справился, как ты сам можешь видеть. Правда, после такого купания мне впоследствии пришлось аж целых две недели проваляться с температурой в одном из небольших отелей Сета[1]. Больно уж сильно простыл. Но от воспаления легких господь уберег. Со всем же прочим помогли разобраться имевшиеся тогда при мне деньги. И вот я пред твоими очами!
