Хуррит (СИ) - Рави Ивар
— Наи хорина, — в голосе была печаль, страсть и расставание. Так я оценил эти слова, словно мы прощались навсегда.
— Ну, бывай, — не убирая руки от рукояти пистолета, последовал за носильщиком. Мы проделали весь путь в обратном порядке — вышли из дома, пересекли площадь и прошли закоулками, прежде чем дошли до рынка. У входа в рынок чернокожий гигант попрощался одним словом «мирани» и повернул обратно.
Саленко облегченно выдохнул и кинулся ко мне:
— Мы уже собирались на твои поиски, но Тард успокоил меня, сказав, что в городе безопасно. Где ты был?
— Расскажу потом, — отстранился от археолога. Очень хотелось спать, Эниа оказалась ненасытной, снова и снова требуя любви. Устроившись поудобнее, попытался заснуть, но перед глазами, сменяя друг друга, возникали образы Ады и Энии. В глубине души чувствовал себя предателем, но стоило вспомнить Эниа, как чувство вины уступало место страсти. При моей не такой богатой сексуальной жизни Эниа уверенно заняла бы почетное первое место.
Утром нашелся покупатель на медвежью шкуру — это был скорее всего вельможа-военачальник. За поясом торчал бронзовый кинжал с богато разрисованной рукоятью. Сопровождали его двое воинов без кинжалов, но с копьями в руках. На воинах даже было подобие кольчуги — бронзовый диск диаметром сантиметров в тридцать был закреплен на груди системой кожаных ремней.
Военачальник, не торгуясь, выложил ит сикль за шкуру медведя, небрежно кивнув охранникам. Так и не уделив лишнего внимания, покупатель удалился, сопровождаемый воинами со шкурой в руках.
К обеду все было распродано — у меня осталась непроданной одна соболья шкурка, самая некрасивая из трех.
— Надо искать кузнеца и гончаров, — Саленко напомнил о главной цели нашего приезда.
Совместными усилиями ему и Ару удалось выяснить у прохожих, что ремесленники располагаются в другой части Кулиша. Тард вызвался нас сопровождать, он бывал в городе еще простым парсом в роли охраны и грузчика.
Ремесленную часть города можно было узнать даже по запахам — самым стойким и отвратительным был запах мочи в районе кожевенников. Как ни странно, гончаров здесь не нашлось, может, поэтому кособокие кувшины и плошки Хала раскупались так быстро. Но мы нашли целые четыре кузни, где ковали бронзовое оружие и предметы быта.
Моей целью было заполучить кузнеца, перевезти его со своей кузней в Хал, где планировалось наладить железное, точнее, стальное производство. Первые трое кузнецов, заслышав наше предложение, только усмехались. Ару старался максимально точно перевести мои слова, но мы потерпели неудачу. Четвертая кузница была совсем маленькой, рядом не было толпы заказчиков.
Кузнец оказался совсем молодым — здоровенный детина под два метра ростом бил по наковальне, высекая сноп искр. Еще на подходе Саленко разволновался, опередив нас, ворвался под навес и едва не угодил под удар молота. Взбешенный незваным гостем, что так бесцеремонно ворвался на его рабочее пространство, кузнец сгреб археолога, отрывая от земли.
— Поставь его на место, он не хотел проявить неуважения, — слова Ару подействовали, освобожденный Саленко юркнул за мою спину.
— Это крица, железная крица.
— Стой, — прервал болтуна, — Что ты хочешь сказать?
— Он работает не с медью, его заготовка из железа, я это понял по цвету искр, — осмелев, Саленко вышел из-за моей спины, показывая на мерцающий красным кусок породы на наковальне.
— Ару, спроси его, что у него на наковальне?
Кузнец уже терял терпение, но вопрос Ару заставил выражение лица измениться.
— Эшк, — слово мне было незнакомо, но я знал, как будет «медь» на хеттском.
— Цест? — на мой вопрос кузнец отрицательно покачал головой и снова повторил: — Эшк!
— У тебя колышек с собой?
В ответ на мой вопрос украинец извлек из-за пояса металлический колышек, попавший сюда из прошлого мира. Протянув его кузнецу, ожидал его реакции. Тот внимательно его осмотрел, и, взяв свой молот, нанес пару несильных ударов по острию колышка, попробовал его на гибкость. Его лицо выражало крайнюю степень изумления: словно позабыв о нас, детина всячески тискал колышек, как малое дитя играет с любимой игрушкой.
Из угла своей кузницы он достал металлическую полоску — края полоски были затронуты ржавчиной. Кузнец играючи согнул заготовку и обескураженно уставился на наш колышек, словно не верил своим глазам.
— Эшк, — уверенно повторил он прежнее название, протягивая обратно наш образец. Этот мощный молодой мужчина словно преобразился — на колышек и на нас смотрел уже не свысока и самоуверенно, как пару минут назад.
Мое сердце ликовало: одного взгляда на кузнеца было достаточно — этот согласится на все. Он с таким благоговением смотрел на колышек, что трудно было ожидать другого ответа.
Но возникла проблема — он и Ару практически не понимали друг друга. Даже Тард мог объясниться лишь частично. После получасового мучения, мы смогли понять позицию друг друга.
Кузнеца звали Этаби, он был согласен ехать куда угодно, если ему расскажут секрет «эшк», что был в наших руках. Жил он прямо в кузне — в углу был импровизированный топчан, накрытый козьими шкурами. Я бы дал парню не больше двадцати пяти — густая короткая борода делала его немного старше. Борода была вся пропалена — изъяны выбранной профессии.
С великим трудом удалось объяснить парню, что уезжаем мы только завтра. То, что он не понимал общего хеттского языка, на котором, кстати, с некоторым акцентом говорили и Халы, меня удивило. На мой вопрос, хетт ли он, парень преобразился:
— Хурре, — произнес гигант с нескрываемой гордостью.
— Да он хуррит! — завопил Саленко, радостный, словно встретил свою родню, — Потому мы его плохо понимаем.
— Хурре, — повторил кузнец, впервые посмотрев на Саленко, как на человека. Я заткнул археолога, собиравшегося пуститься в исторический экскурс:
— Потом все расскажешь, надо купить ткани для Ады и поискать гончара.
Ткани мы накупили — на мой ит сикль. Мне выдали три разных отреза ткани серой, белой и желтой расцветки. Кроме этого, я получил сдачу — два треугольных кусочка серебра со сторонами примерно пять сантиметров и два медных прутика длиной в сантиметр. На треугольниках было такое же изображение, как на квадрате ит сикль, а медные прутики имели круговую борозду.
— Надо разобраться с денежной системой, попробуй понять, что и как устроено и каковы номиналы, — попросил археолога на пути к рынку. Но даже Тард, много раз бывавший в городе, сбился с пути. Многочисленные закоулки сменялись площадями, широкими проулками. Вынырнув из очередного закоулка, мы оказались на знакомой площади — впереди виднелся дом, в котором меня встречала Эниа.
— Это дом Атра, — Тарду было знакомо это место. Атра был титул наместника города, что-то вроде мэра или градоначальника. Вот в чьем доме я вчера предавался любви, но виденный старичок в паланкине не совсем подходил под статус градоначальника. Мы уже пересекали площадь, когда Тард воскликнул:
— Атра!
С дальнего угла площади двигалась процессия, мы остановились, чтобы присмотреться. Впереди ехала повозка-колесница, на которой стоял мужчина средних лет с властным лицом. Темная кожа лица поблескивала в лучах солнца, словно была намазана кремом. Верх туники был желтого цвета, остальную часть скрывали борта колесницы. По бокам двигались воины, возглавляемые тем самым вельможей на лошади, что купил у меня шкуру медведя. А рядом с Атрой, буквально вцепившись ему в руку, стояла Эниа. На секунду наши взгляды пересеклись, и, дойдя до нас, процессия свернула к дому. Мне показалось, что губы девушки тронула легкая улыбка.
— Пошли, хватит глазеть на людей, — я первым нырнул в проулок, по которому меня вчера вели к дому Энии. Надо было убираться из города — вернулся обманутый муж, только сцен ревности и ссор мне не хватало. Вчерашнее приключение уже не казалось столь пикантным, а Эниа сильно упала в моих глазах. Никогда не уважал женщин, изменяющих мужьям.
