Крестоносец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Задумчивое молчание.

Андрей немного подождал.

Пожал плечами.

И произнеся:

— Ну нет, так нет, — вновь повернулся к переговорщикам.

— Согласен! — громко и четко раздался голос из-за спины. Князь даже не успел ничего произнести напряженным переговорщикам…

Услышал.

Улыбнулся.

— Я уж думал было удивляться.

— Я… это непросто решение.

— Донеси его до своих людей. Завтра утром проведем оммаж. Я, как Император Восточной Римской Империи приму тебя под свою защиту и дам в кормление княжество Антиохия.

Снова тишина.

Андрей впервые использовал этот титул. Император Восточной Римской Империи.

Строго говоря — этот титул был не вполне корректен. На самом деле он не Император, а Василевс, что можно примерно перевести как монарх. Император же… с ним масса перипетий.

Изначально оно означало — верховный главнокомандующий или что-то в этом духе, будучи не титулом, а должностью. Входя в список наследственных должностей, которых держали в своих руках правители ранней Римской Империи. Но потом, искаженное в варварских традициях возродилось в Священной Римской Империи в совершенно ином значении. Как верховный наследный правитель — монарх. И Андрей применил этот термин именно в понятной средневековым испанцам, итальянцам и германцам смысле. Не мороча им голову весьма лихо закрученными вывертами древнеримской мысли.

И вот — он сказал.

Патриарх назвал Андрея наследником престола. Святой Престол подтвердил. А он? Он принял. Там и тогда, когда ему было выгодно это сделать. На своих условиях.

Выдумал Иоасаф II это все или нет — Бог весть. Но теперь дороги назад не было. Никому. И Андрей решил сыграть на этой карте. Ведь как иначе он передал бы достойно княжество мальтийцам?

Правильно. Никак.

Статусом он не вышел, чтобы такие жесты делать. Ежели как раньше — просто князь Антиохии, граф Триполи и прочее. А вот как Император Восточной Римской Империи — очень даже вышел.

«Вы хотите поиграть?» — подумал Андрей, глядя на обескураженного Великого магистра, но имея в виду всех этих задравших его местных политиков. — «Так давайте поиграем…» — И мысленно улыбнулся. Многозначительно. ОЧЕНЬ многозначительно.

Наконец Великий магистр сообразил, что сейчас произошло. Принял какое-то решение. И, приложив руку к груди, поклонился Андрею, встав на колено и произнеся:

— Мой Император.

Мгновение.

И остальные крестоносцы последовали его примеру. Сначала как-то неловко и неуверенно. Но с каждым ударом сердца все больше и быстрее людей вовлекалось в это дело. И так до тех пор, пока каждый крестоносец во всей округе не назвал Андрея Императором. Включая легионеров.

На первый взгляд — странное дело.

Но здесь, у стен Антиохии произошло то, что десятки раз случалось там — в истории Древнего Рима и, отчасти Византии. Когда армия провозглашала Императора.

Будет ли он править или нет — неизвестно.

Да и по римским законам его кандидатуру должно было утвердить Сенатом. Однако даже сам факт провозглашения — уже стоил многого. Тем более, что как такового Сената Империи пока еще не существовало и оспорить сей акт было попросту некому…

— Встань князь, — громко произнес Андрей, протягиваю свою руку Жану Паризо де ла Валетту…

***

Давлет-хан поднялся на стену Ор-капы и поежился, наблюдая за тем, как его войска проходят сквозь ворота. Выдвигаясь на север.

Ему удалось договориться с черкесами, которые должны отвлечь Азак и его гарнизон от интереса к Крыму. Он же сам решился вновь сходить на Русь московскую. Но уже не сам, а в составе крупного войска, присоединившись к коалиции Польши, Литвы и Ливонии.

Причем ногаи, встревоженные ситуацией, не спешили приходить на помощь Москве. Как, впрочем, и выступать против нее. На первый взгляд расклад был понятен и предсказуем. Но мало ли что случится? Снова сталкиваться с Андреем они хотели меньше всего. Давлет-хана это вполне устраивало. Ему было достаточно и того, что они не мешали.

— Мне тревожно, отец, — тихо произнес стоящий рядом Мехмед, старший сын, наследник и соправитель хана.

— Боишься, что Андрей вернется слишком быстро?

— Меня терзают нехорошие предчувствия. Как тогда. Во время похода. Сны дурные сняться.

— И о чем же эти сны?

— Что мы лезем в пещеру, оставленную медведем, дабы найти там добычу. Ведь медведь сожрал много уважаемых людей и вся его пещера завалена оружием, доспехами, украшениями и прочими ценностями, вперемежку с костями. Но только мы углубляемся, как медведь внезапно возвращается. И нам оказывается некуда бежать.

— На твоих глазах погиб твой старший брат. Я понимаю твои страхи. Но Андрею нет резона возвращаться так скоро. Я боюсь, что ему вообще нет никакого смысла это делать.

— В Туле живут его жена и дети. Что будет, если мы их убьем?

— Он скажет нам спасибо. Потому что они будто колодки на его ногах. Как только он их потеряет, то сразу обретет возможность заключить выгодный династический брак. О! Там столько вкусных вариантов. В любом случае — в Туле ему теперь делать нечего.

— Ты думаешь, он нам простит их убийство?

— Кто бы не оседлал Босфор и Дарданеллы ему потребуется Крым. И уж поверь моему чутью — этот волчонок нацелен именно туда. Сейчас он просто кружит вокруг своей жертвы, улучшая момент, чтобы ее забить. А сил для того, чтобы занять и контролировать полуостров у юного Палеолога нет. Поэтому, даже истово ненавидя нас, он будет вынужден договариваться.

— А если нет? Он горяч и отчаян.

— Тогда он умрет.

— Он непобедим в бою! — воскликнул сын.

— Так его сморят свои же. — оскалился Давлет-хан. — Ты разве не понимаешь, в какую ловушку он загнал сам себя? В Туле эти легионеры почти ничего не имели. И поэтому они охотно пошли за ним. Кто-то за ради славы, кто-то из-за мести. Сейчас же они обрели богатства и потеряли смысл для войны. Османы разгромлены и почти что уничтожены. Поэтому, воины сами его зарежут или отравят, если он не успокоится и не даст им возможность пожить в сласть.

— Ты всегда веришь в успех, — грустно произнес Мехмед.

— А ты иногда слишком осторожен.

— Это спасло меня у Гоголя. Не забыл? Именно я загодя, повинуясь чутью, поднял отряд верных мне людей и как началось бегство прикрывал тебя.

— Он бы не решился преследовать нас, — отмахнулся хан.

— Я узнал от Шереметьева, что он как раз порывался. Его тогда едва отговорили остальные, отягощенные добычей. Они не хотели рисковать.

— Ну хорошо, — недовольно, после долгой паузы произнес отец. — Ты можешь остаться в Крыму, если пожелаешь.

— Это позор, отец. Я иду с тобой. Просто… будь осторожен и не делай поспешных решений. И… ты знаешь… нам нужно знать, что происходит в Леванте и какие действия предпринимает Андрей.

— У него нет флота. А по суше он несколько месяцев будет добираться до Азака или, тем более, Крыма.

— А если этот флот у него появиться?

— Веришь в чудеса?

— От него всего что угодно можно ожидать. И когда мы достигнем юга московских владений, отец, я прошу тебя, трижды подумай — идти на север нам к неприступной Туле или отвернуть на запад, начав разорять литовские владения, оставленные ради войны своей шляхтой…

Давлет-хан удивленно вскинул брови, уставившись на своего сына. Но промолчал. Вопрос он поставил действительно интересный.

Пройти мимо Тулы они не смогут. Как и взять ее. Она и раньше им была не по зубам. Сейчас же, после возведения новых укреплений — и подавно. Из-за чего разорить посад не получится. И придется шастать по окрестностям, ловя крестьян на продажу в рабство. Ну и разоряя мелкие поселения.

Столица графства Шат тоже выглядела привлекательна, но, как сказывали видевшие ее укрепления, там все еще хуже. Да и система оповещения сделана добро. Из-за чего даже людишек там не словить.

А у литовцев все иначе…

Литовцы не ожидают, что крымское войско ударит по ним.