Под знаком Альбатроса - Алексей Иванович Гришин
— Остаются действия других лиц, к которым мы не имеем отношения хотя бы формально. Именно они должны поколебать, а лучше разрушить этот союз.
— Верно, но не совсем. — Дю Шилле кивнул. — Надо сделать так, чтобы островитяне сами вышли из этого союза. Сами. Чтобы нас не обвинили во враждебных интригах. С помощью Спасителя кое-что на этом пути нам уже удалось.
Ну наконец-то! Разговор свернул в знакомое русло, туда, где мы ориентируемся с закрытыми глазами. Можно успокоиться и даже постараться блеснуть.
— Вы имеете ввиду недавнюю операцию «Странника»? Да, молодой человек здорово разворошил придворный муравейник, заставив парламент и королевский двор сцепиться в борьбе за власть. Но этого совершенно недостаточно.
— То есть компромисс в Лондоне все еще возможен?
— Увы, монсеньор. Пока стороны все еще ищут возможность договориться. Мы стараемся их стравить, чтобы сцепились насмерть, забыв про внешние союзы. Нужен только хороший повод. Не причина, их, хвала Спасителю, достаточно, а именно повод. Громкий, жестокий, который ни имперские, ни кастильские дипломаты не смогли бы замолчать, заволокитить в череде бессмысленных нот и протестов. Бьющий по самому больному — по казне. Вы понимаете, о чем я?
Еще бы! У парламента, то есть у купцов, деньги будут всегда, а вот император живет лишь налогами, да золотом и серебром, доставляемым из колоний Нового Света. Пару лет назад исчез один такой караван, после чего кастильцам удалось намертво привязать к себе островитян, втравить их в войну, в которой Галлия лишь чудом не проиграла.
— Тот самый повод, ради которого мадам де Ворг отправилась в Лондон?
— Именно. Но давайте договоримся, что здесь это имя было произнесено в последний раз. Как вы ее называете?
— «Миледи», монсеньор. Она выбрала именно этот псевдоним. Впрочем, в разговоре между собой мы можем обойтись и без этих игр.
— Не можем! — Премьер-министр Галлии и парижский епископ хлопнул ладонью по столу. — Мы не можем ни в малейшей степени рисковать исходом единственной на сегодняшний день реальной интриги, направленной на ослабление наших врагов. Уверен, в ближайшее время вы придумаете новые, но пока у нас только одна. Кто еще знает о ней?
— В полном объеме — никто. Только вы, я и она. О том, что «Миледи» связана со мной, знает ее помощница, выполняющая роль служанки. Неоднократно проверенный человек. И в ближайшее время узнает лейтенант…
— Я же просил, маркиз!
— Извините, конечно «Кахраман». Это уже наши его так прозвали, после прошлогодней эскапады в Магрибе. Он, кстати, уже готов вступить в игру, ждет лишь моей команды.
Дю Шилле ответил не сразу. Сидел, подобравшись в кресле, сдвинув брови, закрыв глаза и чуть заметно шевеля губами.
— Ну что же, как мы недавно выяснили, операция прикрытия прошла успешно, оттянув на себя все внимание контрразведки островитян. Как вы намерены передать сигнал к началу?
— Связь с «Миледи» не предусмотрена вообще. Сигналом будет вступление «Кахрамана» в должность капитана ее корабля. Флейт «Мирный», если вам интересны подробности. Одновременно начнутся работы по покраске решетки вокруг нашего посольства в Лондоне. Это еще и для «Мудреца», чтобы был готов к встрече с нашим человеком. Не думаю, что у кого-то в империи хватит ума сопоставить эти два события.
— Неплохо, совсем неплохо. А команда? Уверены, что где-нибудь в портовом кабаке, крепко выпив, какой-нибудь матрос не начнет чесать языком?
Маркиз позволил себе усмехнуться. Уж к этому-то вопросу он приготовился еще полгода назад, когда только начал формировать экипаж «Мирного». Не сам, разумеется, но те, кто по всему флоту искал лучших и, самое главное, надежных моряков, даже не догадывались, где и на каком корабле им предстоит служить.
Потом другие люди и маги, также не знавшие конечной цели, дополнительно поработали с командой, поставив надежный блок на нежелательные разговоры и настроив моряков на безусловную личную преданность капитану.
Дополнительно эта преданность стимулировалась оплатой, в десять раз превышающей обычную. Впрочем, этих бешеных денег на руки никто не получал, чтобы не шокировать портовые кабаки безудержными загулами, ибо удержать матроса от выпивки после долгих месяцев в открытом море не удалось еще ни одному самому сильному магу.
Все будет выплачено по окончании двухгодичного контракта. На руки или, в случае гибели, семьям. Холостых и бездетных, слава Спасителю, в эту команду не отбирали — семейный человек десять раз подумает и все равно не решится рискнуть жизнью семьи. Это морякам объяснили доходчиво.
— Уверен, монсеньор. Не следящих за языком в команде нет, об этом позаботились в первую очередь.
— Позаботились… Вы представляете, что будет, если в Мадриде хоть кто-то узнает хоть что-то?
— Вы хотите сказать…
Дю Шилле не дал договорить.
— Я прямо говорю. Сейчас главное — не информация, пусть и самая важная. Ерунда, в той сваре, где император чуть не зубами сцепился с собственным парламентом, и так все очевидно. Спровоцировать конфликт между империей и Кастилией, по любому поводу, в любой части мира — вот главная задача! Сейчас, когда кастильцы спешно зализывают раны и готовятся, да-да, несомненно готовятся к новой войне. Спровоцировать, но не показать своего участия! И любой ценой сохранить полную секретность. Любой. Этого не требовалось, когда мы начинали нашу интригу, но теперь, увы, другого выхода нет. «Мирный» никогда не должен возвратиться в Старый Свет.
— Но люди⁈ Ваше преосвященство, «Миледи», «Кахраман», команда!
— И «Мудрец», он тоже никогда не должен начать говорить. А мне вновь придется молиться за спасение их душ, не имея надежды на спасение собственной. Тем не менее у нас нет права отступиться — речь о судьбе страны. Впрочем, это действительно только мой крест. А вы отправляйте «Кахрамана» капитанствовать. И обеспечьте полную секретность наших действий. Иначе я расстроюсь, сильно. Поберегите стариковские нервы, — завершил разговор высокий худощавый сорокавосьмилетний мужчина, волосы которого лишь немного тронула седина на висках.
* * *
Решение самого премьер-министра — закон. Не подлежащий обсуждению. Все так. Но есть же что-то и еще, черт возьми!
Чтобы взлететь высоко, надо стать легче, это так. Приходится по пути отбрасывать лишний груз. Вначале — гордость. Да, господа, не много чести для истинного дворянина в том, чтобы отворачиваться от знакомых, а то и от родни. Но приходится, если эти люди не нравятся твоему начальству. Вот просто не нравятся, нередко вовсе безо всяких причин.
И это лишь начало. Дальше —
