Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим
— Именно так, — Величковский достал из кармана сюртука потрепанный платок, протер стекла пенсне. — Его работы по каталитическим процессам — это целая эпоха в науке. Сейчас он консультирует «Universal Oil Products» в Чикаго. Американцы носят его на руках.
— И все же нам нужно попытаться привлечь его к проекту, — я подвинул профессору последние результаты испытаний дизелей. — Без качественного топлива вся программа под угрозой.
Величковский внимательно изучил графики.
— М-да… — пробормотал он. — Ситуация действительно серьезная. Знаете, — он поднял на меня взгляд, — есть одна возможность… Ипатьев всегда болезненно переживал, что его открытия не находят применения в России. Если показать ему реальный масштабный проект, где его идеи получат воплощение, может быть, он согласится.
— И где он сможет создать свою научную школу, — подхватил я. — Свою лабораторию.
— Именно! — Величковский оживился. — К тому же, у него здесь остались ученики. Например, молодой Разуваев — талантливейший химик. Ипатьев относится к нему почти как к сыну.
— А что если… — я начал быстро записывать в блокнот. — Что если предложить ему создать целый научно-исследовательский институт? С полным финансированием, современным оборудованием…
— И самое главное, с гарантиями безопасности, — веско добавил Величковский. — На самом высоком уровне.
Мы проговорили еще около часа, обсуждая детали предстоящей встречи с Ипатьевым. Когда профессор уходил, я заметил, что его походка стала более энергичной, как всегда, когда он увлекался интересной научной задачей.
А я остался размышлять над тем, как обеспечить те самые гарантии безопасности. Для этого нужно задействовать совсем другие связи…
Вечером того же дня я приехал в штаб РККА. В коридорах пустынно. Рабочий день закончился. Только в кабинете Смородина по-прежнему горел свет.
— А, Леонид Иванович! — комбриг поднялся из-за стола, протягивая руку. — Как раз собирался вам звонить. У нас тут интересная информация по нефтяному вопросу.
Я опустился в жесткое кресло для посетителей. На стене тикали массивные часы, напоминавшие корабельный хронометр.
— Петр Данилович, мне нужна ваша помощь, — я кратко обрисовал ситуацию с Ипатьевым. — Без его знаний мы не сможем наладить производство качественного топлива для танковых дизелей.
Смородин задумчиво побарабанил пальцами по столу. На его лице, обычно непроницаемом, промелькнуло какое-то выражение.
— Значит, академик Ипатьев… — он выдвинул ящик стола, достал папку в красной обложке. — Да, здесь есть кое-что интересное. ОГПУ им плотно интересовалось. Но у нас свой взгляд на этот вопрос.
— То есть?
— Видите ли, — Смородин понизил голос, — военная разведка давно следит за развитием нефтехимии в США. Особенно за работами «Universal Oil Products». И мы прекрасно понимаем ценность Ипатьева.
Он встал, прошелся по кабинету.
— Я поговорю с кем надо. Думаю, мы сможем обеспечить ему… скажем так, режим наибольшего благоприятствования. Под эгидой военного ведомства, конечно.
— А ОГПУ?
— С ними тоже решим вопрос, — Смородин усмехнулся. — У нас есть свои каналы влияния. Главное, чтобы сам академик согласился работать.
Я достал из портфеля записи по проекту:
— Вот здесь подробный план института нефтепереработки. Современное оборудование, лаборатории, опытное производство…
— Хорошо, — кивнул Смородин. — Я организую необходимые документы. Скажем, спецпропуск первой категории, дача на Николиной горе, личный автомобиль с шофером.
— И полная свобода научной работы, — добавил я.
— В разумных пределах, конечно, — комбриг многозначительно поднял бровь. — Но да, пусть занимается наукой. Нам нужны результаты.
Когда я уходил, Смородин добавил:
— Да, и еще. За ним могут… присматривать некоторые товарищи. Но это будет исключительно в целях его безопасности. Чтобы, так сказать, ничто не мешало научной работе.
По дороге домой я обдумывал результаты разговора. Похоже, военные всерьез заинтересованы в проекте. А значит, у Ипатьева будет надежная защита. Теперь нужно тщательно подготовиться к встрече с самим академиком.
На следующее утро я поехал в Наркомтяжпром. Массивное здание на Варварке встретило привычной суетой. Снаружи разгружались грузовики с оборудованием, внутри по лестницам спешили служащие с папками документов.
Секретарь наркома, увидев меня, только кивнула. Я был в списке тех, кого пропускали к Серго без доклада.
Орджоникидзе стоял у окна, разговаривая по телефону. Его характерный грузинский акцент звучал жестко:
— Слушай, дорогой, ты мне объясни, почему станки второй месяц на складе стоят? Что значит «согласование»? Завтра же чтобы все было на месте!
Заметив меня, он махнул рукой, проходи, мол. Закончив разговор, грузно опустился в кресло:
— А, Леонид, садись. Знаю, зачем пришел. Про твой нефтяной проект уже наслышан.
Я начал раскладывать на столе документы, но Серго остановил меня:
— Погоди с бумагами. Скажи прямо, чем помочь?
— Серго Константинович, нужно привлечь Ипатьева. Без него качественного топлива не получим.
Орджоникидзе прищурился:
— Владимира Николаевича? Хм… — он побарабанил пальцами по столу. — Сложный вопрос. На него многие зубы точат. Правые его своим считают, ОГПУ подозревает…
— Но вы же знаете ему цену как ученому.
— Знаю, — Серго встал, прошелся по кабинету. — Помню, в двадцать седьмом еле отбили его. Сейчас, правда, времена другие… — он остановился, посмотрел на меня. — Ладно, что предлагаешь?
Я кратко изложил план с институтом. Орджоникидзе слушал внимательно, иногда кивая:
— Хорошо придумано. Институт под наркоматом, значит, я смогу прикрыть. С товарищем Сталиным я поговорю, объясню важность для промышленности. Он поймет, сам всегда за технический прогресс.
— А с ОГПУ?
— Не твоя забота, — отмахнулся Серго. — Ягода знает мое отношение к спецам. Да и военные, я слышал, уже подключились? — он хитро глянул на меня.
— Есть некоторые договоренности…
— Вот и хорошо. Действуй. Только учти, результат нужен быстро. Сам понимаешь, время сейчас такое… горячее.
Уже у дверей он окликнул меня:
— И вот еще что. Я слышал, Студенцов из «Южнефти» уже начал какие-то игры? Ты с ним поосторожнее. Скользкий тип. За ним многие стоят.
— Справлюсь, Серго Константинович.
— Верю. Но если что, сразу ко мне. Мы таких деятелей знаем, как осаживать.
Выйдя из наркомата, я перевел дух. Теперь, с поддержкой и военных, и Орджоникидзе, можно всерьез готовиться к разговору с Ипатьевым. А Студенцов… что ж, пусть готовит интриги. Посмотрим, чья возьмет.
Вечером я собрал в своем кабинете Величковского и Мышкина. На столе дымился крепкий чай в подстаканниках, горела настольная лампа под зеленым абажуром.
— Итак, что мы знаем об Ипатьеве? — я раскрыл блокнот. — Николай Александрович, вы его хорошо знаете лично.
Величковский снял пенсне, протер стекла:
— Владимир Николаевич… Как бы точнее описать… Генерал-лейтенант царской армии, между прочим. Академик. При этом удивительно скромен в быту. Его страсть только наука, особенно катализ при высоких давлениях.
— А что необычного в его привычках? — я пристально посмотрел на Мышкина.
Тот достал неизменную записную книжку:
— По нашим данным, Ипатьев каждый день работает в лаборатории строго с шести утра. Обязательно сам проверяет показания приборов. Коллекционирует старинные манометры. Считает их более точными, чем современные.
— И еще, — добавил Величковский, — он фанатично предан своей установке высокого давления. Сам сконструировал ее еще до революции. Называет «моя старушка».
Я сделал пометку в блокноте:
— А что случилось с той установкой?
Мышкин чуть подался вперед:
— Она до сих пор хранится в запасниках Военно-химической академии. После отъезда Ипатьева ее законсервировали.
— Вот как… — я задумался. — А если…
