Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим
Знакомые улицы проплывали за окном автомобиля. Москва жила вечерней жизнью. В окнах горел свет, у продуктовых магазинов еще толпился народ, по булыжным мостовым громыхали редкие телеги.
В моем портфеле лежала толстая папка с планами нефтяного проекта. Я рассеянно поглаживал потертую кожу, размышляя о предстоящей работе. Нужно с головой погрузиться в дело. Только так можно заглушить щемящую пустоту в груди после расставания с Варварой.
— К вам домой, Леонид Иванович? — негромко спросил шофер, притормаживая на перекрестке.
— Нет, в контору, — я встряхнулся, отгоняя непрошеные мысли. — Надо подготовиться к завтрашнему дню.
В моем кабинете на Маросейке горела настольная лампа. Верный Головачев, зная мои привычки, позаботился об освещении. На столе аккуратной стопкой лежала свежая почта, рядом папка с пометкой «срочно».
Я снял пальто, повесил его на старинную вешалку красного дерева. Достал из портфеля записи по нефтяному проекту. Теперь это станет главным делом, масштабным, сложным, требующим полной отдачи.
Первым в списке неотложных дел стояло «Встреча с Ипатьевым». Знаменитый химик был ключевой фигурой в вопросах нефтепереработки. Без его опыта и знаний проект не сдвинется с места.
За окном глухо прогремел трамвай. Я подошел к карте на стене, огромной, во всю стену, с разноцветными пометками возможных месторождений. Где-то там, в волжских степях, под толщей земли, скрывались запасы нефти, способные изменить будущее страны.
Вернувшись к столу, я придвинул лампу ближе. Ночь обещала быть долгой. Нужно проработать все детали предстоящего разговора с Ипатьевым. А личное… что ж, личное придется оставить в прошлом. Впереди новый большой проект, который требовал всех сил и внимания.
На старинных часах «Павел Буре» пробило полночь. Москва засыпала, а в окнах моей конторы на Маросейке все еще горел свет.
Я разложил на столе бумаги из папки с пометкой «срочно». Сводки с нефтеперерабатывающих заводов, отчеты по качеству топлива, результаты испытаний дизелей… От Грозного до Баку — везде одна и та же картина. Устаревшее оборудование, допотопные методы переработки, низкое качество продукции.
На отдельном листе я начал выписывать ключевые проблемы. Первое — нехватка современных установок крекинга. Второе — отсутствие эффективных катализаторов. Третье — неразвитая система контроля качества. Это только технические вопросы, а ведь есть еще организационные и финансовые.
Где-то в глубине здания часы пробили два ночи. Я потер уставшие глаза, подошел к окну. Москва спала, только редкие огни напоминали о ночной жизни большого города.
На столе зазвонил телефон. В такой час это мог быть только Мышкин.
— Леонид Иванович, — его тихий голос звучал как всегда спокойно, — я подготовил справку по нефтяной отрасли, как вы просили.
— Слушаю.
— Ситуация сложная. «Южнефть» фактически контролирует всю переработку. Директор — Игорь Платонович Студенцов, выдвиженец из рабочих. Но, — Мышкин сделал характерную паузу, — очень непростая фигура. За внешней доброжелательностью скрывается железная хватка. Мастер закулисных интриг.
— Что конкретно? — я придвинул блокнот.
— Начинал простым рабочим на промыслах, быстро выдвинулся. Сейчас ему сорок два года. Внешне производит впечатление типичного «пролетарского выдвиженца», но… — снова пауза. — У него обширные связи в наркоматах. Умеет расположить к себе нужных людей. Никогда не повышает голос, но его боятся. Коллекционирует компромат на всех, с кем работает.
Я сделал пометку в блокноте.
— За последнюю неделю, — продолжал Мышкин, — Студенцов провел несколько встреч с руководством «Южнефти». Запросил в архиве материалы по довоенной нефтепереработке, особенно по заводам Нобеля.
— Он знает о нашем проекте?
— Пока нет. Но у него везде свои люди. Скоро узнает.
После разговора я откинулся в кресле. Значит, Студенцов… Невысокий, плотный, с какой-то кошачьей мягкостью движений, как писали о нем в досье. Необычные серо-зеленые глаза. Тихий, вкрадчивый голос с легким оканьем. Привычка промокать губы льняным платком после каждой фразы.
Опасный противник. Не шумный деятель вроде Черноярского, а тихий и методичный. Такие намного опаснее.
Что ж, борьба за нефть обещала быть непростой.
Уснул я прямо в кресле. Разбудил меня Головачев, деликатно покашливая в дверях:
— Леонид Иванович, уже восемь утра. Чай принести?
За чаем я просматривал утреннюю почту. Письмо от Величковского лежало сверху. Видимо, Головачев специально положил его первым. Старый профессор писал о недавней встрече с Ипатьевым. Намекал на возможность организовать знакомство.
Я достал чистый лист бумаги. Нужно тщательно подготовиться к разговору. Николай Александрович человек старой школы, ценит основательный подход.
К десяти часам у меня был готов подробный план беседы. На столе лежали выписки из иностранных технических журналов о последних достижениях в области нефтепереработки, отчеты по испытаниям топлива, схемы новых установок крекинга.
— Вызовите ко мне профессора Величковского, — попросил я Головачева, берясь за телефонную трубку.
Еще я успел просмотреть все последние материалы по нефтепереработке. На столе передо мной лежал немецкий технический журнал с описанием новых установок крекинга фирмы «Баджер». Рядом американские статьи о катализаторах.
— Семен Артурович, — я вызвал секретаря, — зайдите ко мне.
Головачев появился через минуту, по обыкновению в круглых очках и с папкой документов подмышкой.
— Что у нас по довоенным нефтеперерабатывающим заводам? Особенно интересуют установки Нобеля.
— Сейчас, Леонид Иванович, — он быстро перебрал бумаги. — Вот, нашел. До революции основные мощности были сосредоточены в Баку. Нобель применял передовые для того времени технологии…
Я слушал его доклад, делая пометки в блокноте. Выходило, что за пятнадцать лет мы сильно отстали. Те же установки, что стояли при Нобеле, давно устарели. А новых практически не строили.
Пока Головачев настраивал связь, я еще раз просмотрел записи. Нужно попросить Величковского помочь с Ипатьевым. А это требовало серьезных аргументов. Хоть старый профессор и сам предлагал знакомство с Ипатьевым.
В трубке раздались гудки, потом знакомый старческий голос:
— Слушаю вас.
— Николай Александрович, доброе утро. Краснов беспокоит. Нужно срочно встретиться. Дело государственной важности.
— Хм… — профессор помолчал. — Что-то срочное по металлургии?
— Нет, по нефтехимии. Помните наш разговор об Ипатьеве?
Снова пауза. Я почти видел, как Величковский теребит седую бородку, обдумывая ответ.
— Я приду через час. Я как раз собирался пить чай. Заодно и побеседуем.
— Отлично, жду вас через час.
Положив трубку, я начал собирать документы для встречи. Первым делом статьи об американских методах нефтепереработки. Потом результаты испытаний наших дизелей на существующем топливе. И наконец схема будущего нефтеперерабатывающего завода.
В дверь кабинета негромко постучали.
— Войдите, — отозвался я, поднимая голову от бумаг.
На пороге стоял Величковский. Седая бородка чуть подрагивала. Верный признак того, что профессор взволнован.
— Доброе утро, Леонид Иванович, — он прошел к креслу, попутно бросив взгляд на разложенные на столе журналы. — О, я смотрю, вы уже изучаете последние американские достижения в нефтепереработке?
— Да, Николай Александрович. После вашего письма об Ипатьеве…
Величковский покачал головой:
— Боюсь, с Владимиром Николаевичем будет непросто, — Величковский покачал головой. — В 1927 году у него были серьезные неприятности. ОГПУ подозревало его в связях с немецкой разведкой из-за частых поездок в Германию. Только вмешательство Серго Орджоникидзе тогда спасло положение. С тех пор он крайне осторожен в контактах.
Я нахмурился:
— Но ведь вы говорили, что он единственный, кто по-настоящему разбирается в катализе…