Корыстный интерес (СИ) - Ник Венджинс
На пару минут мы замолчали, продолжая синхронно двигаться, словно в танце. Но меня что-то точило, не давало покоя. Реций это прекрасно понимал, а я не знал, о чём спросить в первую очередь — настолько много хотелось выяснить, чтобы расставить все точки над i.
Реций расплылся в добродушной улыбке и поднял бровь, понуждая задать вопрос, ответ на который я и сам знал, но хотелось познакомиться и с его точкой зрения.
— Ты предлагаешь сказать взрослой женщине что-то типа «милая моя эзотеричка, ты и понятия не имеешь о других мирах, ни разу там не была и ни разу не выходила за пределы медитаций, так что не учи меня — учёного». Ты представляешь, что начнётся, Реций? Она воспримет мои нравоучения за оскорбление.
— Послушай, если пробила Искра, тогда связь нужно укреплять, а не рвать ту единственную нить, протянувшуюся от сердца к сердцу, и не пробовать её на прочность, постоянно перетирая в иллюзорных испытаниях. И укреплять её следует с самого начала, потом поздно будет. Если ты делаешь что-то — то вкладывай всего себя в свой проект. Не сомневайся в успехе, но и не зацикливайся на результате. Просто знай: всему своё время.
— Иногда время — самый главный враг. Боюсь, что наши с ней отношения — и без того хрупкие — могут не выдержать разлуки.
Реций произнёс какие-то свистяще-шипящие звуки, подняв руки над головой, затем выбросил ладони в мою сторону, и я зеркально отразил его движение, мгновенно почувствовав электромагнитное поле, исходящее от его ладоней.
— Риши, если наступает разрыв, то это означает, что порвались хилые связи, и люди часто заболевают, потому что страдают не только душевно, чувствуя «разбитое сердце», но и физически, на клеточном уровне. Безответная любовь всегда половинчата, оттого изначально болезненна и ущербна. Взаимно влюблённые — напротив, они весь мир обнимают, а не страдают из-за его неполноценности, ведь любовь и счастье живут вместе, поодиночке они болеют. И расстояние, как и время, в таком случае ничтожные величины. Я видел, как вы смотрите с ней друг на друга, для вас не существует границ ни временных, ни пространственных. Вся боль и недопонимание в ваших головах. Так что я бы на твоём месте не заморачивался из-за вынужденной разлуки, а занялся бы другим: искоренением страха, внушающего тебе, будто с девушкой может что-то произойти или её может кто-то увести.
— Ты озвучил то, что действительно пугает меня. В этом мире полно больных уродов, только и ждущих, как бы заразить здоровых.
— Угу. Вопрос в другом: кому нужны больная любовь и изувеченное счастье, уродующие нашу Вселенную?
— Тем, кому это выгодно, — холодея, ответил я.
— Верно, Риши. И ты знаешь их в лицо. Вот тебе и координаты…
Мы остановились, перестав двигаться, и какое-то время безмолвно рассматривали друг друга, но тут из-за деревьев выглянул страж:
— Вот ты где, Реций! Кто разрешил тебе покинуть лагерь? Немедленно возвращайся! В наказание ты лишаешься обеда и передышки с твоими оковами. Сегодня будешь спать в браслетах. Риши Третий, — обернулся в мою сторону страж, — вам разве не сказали, что имеется запрет на разговоры с ним?
Я невинно замотал головой.
— Не знал. Мы вообще просто отлить отошли. Никаких разговоров не вели.
— Реций — раб Его Величества. И только король может дать разрешение на общение с этим магом. И на совместный отлив тоже.
— Буду знать. Хорошо, что мне для себя не нужно разрешение испрашивать.
— Не острите, — погрозил мне страж, — вы гость, не более.
— Напугал. Сейчас обделаюсь.
Камение яко тело имать, вместо жил — древеса и травы, вместо крови — воды
Сытный обед совсем не полевой, а ресторанной кухни, ясное дело — разморил, и теперь всем и каждому было понятно: ночевать придется прямо в сосновом бору, и раньше утра можно даже и не мечтать о выдвижении.
Арь разложил свой пузень на подушках возле костра, где мы коротали с ним вечер. К Юсу меня опять не пустили.
— Да что ты привязался к нему? — раздражённо фыркнул Арь, потягивая вино. — Развлекается, небось, в своём шатре с какой-нибудь… полёвкой.
— С кем? — Я даже подавился от смеха.
— Девкой полевой, — пояснил Арь, — он их специально отбирает, едрёна вошь! Мне, чтоб не участвовать в подобном разврате, пришлось пустить слух о собственной импотенции. Тяжко, сынок, тяжко жить в грязи. Не военные походы, а чёрт-те что каждый раз! Ни противников тебе, ни разбойников, ни несогласных… Правительство Юса — это и есть те самые разбойники, бандиты и защитники в одном лице. Всё строго по сценарию происходит. Хех, — крякнул Арь, — чести не ведают, жадность одна да ложь ложью покрывается.
Я весь подобрался.
— А давно ли столкновения случались?
— Давно, сынок, — забил трубку Арь, — ох и давно… Я ещё Солнечным дайтьей был.
— Кем?! — Мои брови поползли наверх, так как я просто не поверил услышанному: не могло ему быть столько лет!
— Солнечным дайтьей! — важно пыхнул трубкой Арь. — Я из элитных войск, малой. А ты думал, сколько годков мне? А я вот уже и не сосчитаю. Меня на пост министра обороны ещё прошлый правитель утвердил и клятву взял, мол, стоять мне до гробовой доски на страже этого государства. И клялся я не законами дурацкими, а самой Матерью-Сырой-Землёй! — полез внутрь мундира Арь.
Вытащив мешочек, висевший на его шее, он развязал тесьму и показал мне горсть земли.
— Вот ею и клялся. И стою я на своём посту с тех самых пор, как земля ещё на девяти китозмеях держалась, и стоять мне до самого конца, так как клятва Земле-Матушке — дело серьёзное. Чую, перестою я и трёх оставшихся китов, и тогда увижу, как не останется ни на земле травы, ни на древе скоры, и будет вся земля яко вдова.