Дебиземия - Валерий Александрович Пушной
– Черт вас побери! У вас всех одна и та же песня! – вспыхнула Карюха, пальцами потянула книзу рубашку-сеточку. – Мы это уже проходили. Сколько можно толочь воду в ступе? Тебе же говорят, мы не терры. Какими еще словами нужно сказать, чтобы до твоей башки достучаться?
Бло хлебнула ртом воздух, боясь перечить Самору, но не соглашаясь с тем, что значимость ее деяния начинала мгновенно улетучиваться. Известно, терры сидят в каждой щели, их выковыривать оттуда дело давно привычное, не новое. А вот хитростью заарканить опасных посланцев, притащить их прямиком в инквизный дом к самому Главному инквизу – такое не каждому по зубам. И Бло, дрожа, качнулась вперед:
– Они не терры, – неожиданно выпалила она. – Я подслушала, как Абрахма называла их посланцами.
Эта реплика была совершенно некстати. Никто за язык не тянул шлюху, стояла бы да молчала. Ан нет, надо было влезать.
Глаза Самора налились черным, сковавшим душу Бло.
Ей показалось, что над головой сразу навис палаш палача. Она уже сама была не рада вырвавшимся изо рта словам, готова была отказаться от них. Но не вернешь невозвратное.
Взгляд Самора обволок стража, и голос тяжело и глухо, как будто обухом по колоде, ударил по перепонкам инквизного служаки:
– В яму!
Страж сорвался с места.
У Бло от ужаса расширились глаза, помутнели: все вокруг закачалось, поплыло. Она знала, что из ямы назад выход только один – к палачу. Яма – это конец, яма – это смерть. Бло рухнула на колени, на четвереньки и, царапая ногтями пол, скользнула по нему животом, как обезумевшая, поползла к столу:
– Не надо! – захрипела, забулькала горлом. – Я никому не скажу, я ничего не слышала! Умоляю, Главный инквиз! – продолжала ползти и скулить. – Я ничего не знаю!
Самор молчал, еще сильнее пугая своим молчанием. Для него этой шлюхи уже не существовало. Ее дрожащее тело, судорожно мечущиеся руки, убитый раздавленный голос никогда ничего не вынесут за стены инквизного дома. Никогда и ничего. Она опередила события, забежала вперед. Для таинды это смертельно опасно.
Страж хватко цапнул ее за волосы, оторвал от пола, подхватил под мышки и понес к выходу.
Она завизжала, чувствуя, что сопротивляться не в силах, но даже если бы была в силах, все уже решено и вспять повернуть невозможно. Самор никогда не менял принятых однажды решений, тем более теперь, когда шлюха невольно чуть не спутала все его намерения. Последний ее вопль ворвался ему в уши перед тем, как страж распахнул двери:
– Прости, Главный инквиз, прости! Я предана тебе! – дверь визгнула, открываясь, и проглотила Бло со стражем.
Люди остолбенели. Все произошло так неожиданно и так быстро, что показалось нереальным. Всего одной фразы Бло в их защиту хватило, чтобы ее отправили в яму. Стало понятно, доказывать Главному инквизу, что они посланцы к презу, было крайне опасно. Но и согласиться с тем, что они терры, тоже было нелепо. Тогда как же быть? Объяснять, что они из другого мира? Но это и вовсе могло привести к непредсказуемым последствиям. Девушки не двигались. Их мозги уже впитали, что говорить тут следует лишь то, что хочет слышать Главный инк-виз. Но что тот хотел услышать от них, было не ясно. Да и вообще непонятно, хотел ли он что-то слушать.
Самор сидел и сверлил взглядом, как будто срывал с девушек одежду.
Карюха опять потянула вниз края рубашки-сеточки. А Катюха плотно прижала ладони к джинсам, обтянувшим бедра.
Второй страж стоял как истукан, даже не моргал и, казалось, не дышал. Кожа доспехов не издавала ни одного звука, словно надетая на манекен. Его остановившийся взгляд преданно следил за Главным инквизом. Деби ждал команды, как верный пес. По его деревянному лицу от окна полз солнечный луч и въедался в глаза. Но страж не замечал этого. И даже если замечал, то для него это был пустяк, на который не стоило отвлекаться.
– Отпусти нас, – вдруг безобидно пискнула Карюха и артистично посмотрела в глаза Самору со смирением монастырской послушницы, – мы ни в чем невиноваты, мы просто защищали себя.
Однако на такую уловку Самора было не взять. Она ошиблась, подумав, что все мужики одинаковы, вспоминая, как ужом извивался возле нее в заведении Абрахмы Жуч.
Самор безапелляционно отмел любые извороты и ухищрения, голосом высек каменные звуки, покрывая дрожью кожу девушек:
– Вы находитесь в инквизном доме Пунского землячества! Отсюда никто не выходит по собственному желанию и по своей просьбе!
Больше ничего объяснять не нужно было, все стало предельно ясно.
Рядом не было спины Ваньки Малкина, за которую девушки могли спрятаться. Выкарабкиваться придется самим.
Катюха собрала волю в кулак, крепко сжала губы, унимая волнение, пробежавшее по телу судорогой. Почувствовала, что даже ноги в кроссовках вспотели. Следовало сгладить допущенную Карюхой оплошность.
– Мы уже поняли это, – сказала по-деловому. – Но зачем сажать в яму Бло? Она была правдива с тобой в том, что подслушала.
Никто бы не догадался сейчас, о чем думал Главный инк-виз. Жухлая сухая кожа на лице, похожая на засушенный древесный лист из гербария, не дрогнула ни одной клеточкой. Глаза ничего не выражали. Катюха умолкла, ежась и проваливаясь в пустоту этих глаз. Самор прервал молчание, когда тела девушек стали деревенеть от неподвижности:
– Здесь все со мной правдивы, – проговорил он бескровным, бестелесным, барабанным голосом, – но это не заслуга деби. Элементарно никто не хочет попасть в бункер к крысам-каннибалам, потому что здесь передо мной все стоят на краю. Всяческая жизнь, если заглянуть в нее изнутри, это игра в прятки: дольше живет тот, кто умеет лучше других заметать следы. Поэтому мне хорошо известно: даже когда дебиземцы говорят правду, их правдивость целиком и полностью лжива. Инквиз никогда не должен верить тому, что ему говорят.
Из этих слов девушки смогли сделать только один вывод: что бы они ни сказали Главному инквизу, он все равно не поверит им. Но тогда и они так же не могли верить его словам. Замкнутый круг, в котором надо найти брешь. Им сейчас не хватало остальных ребят, не хватало Ваньки Малкина, он наверняка что-нибудь придумал бы. Друзья даже не догадываются, как опасно теперь называться чужеземными посланцами. Где они, что с ними и кому в настоящее время тяжелее – ответа не было.
Мозг Катюхи разрывался. Само значение слов теряло смысл, если этим словам заведомо никто не собирался верить. И все-таки Катюха не хотела отчаиваться, это
