Хамелеон 3 (СИ) - Буланов Константин Николаевич

— Товарищ Сталин, пожалуйста, позвольте отбыть обратно в Испанию. — Не то, чтобы краском имел возможность в любой момент обратиться напрямую к руководителю страны, но вот оставить у Поскрёбышева просьбу принять его, вполне себе мог позволить. Ждать ему приглашения на аудиенцию пришлось не сильно долго — всего четыре дня. И вот теперь Александр собирался делать то, что редко когда позволял себе при встрече с Иосифом Виссарионовичем, а именно — просить за себя. — Вот, честное слово, там было лучше. Пусть в меня там стреляли из пушек, пусть меня там жгли в танке, пусть меня там бомбили. Но это всё делали враги! Явные враги! Враги, которых я в ответ точно также пытался уничтожить, как и они меня. И это было что ли честно, это было понятно. Здесь же, сейчас, я никак не могу взять в толк, кто друг, кто враг, а кто просто так — с боку припеку, — сразу, без какой-либо раскачки выдал Александр, стоило только словам взаимного приветствия затихнуть. Выдал и принялся пожирать собеседника твердым преданным взглядом.

— Давайте всё же сперва разберемся, что у вас произошло. А уже после вместе подумаем и решим, кто виноват, и что делать, — выслушав изрядно эмоциональную речь визитера, спокойно, словно сытый удав, произнес в ответ хозяин кабинета, пребывавший все последние дни в приподнятом расположении духа. Как бы на него прежде ни давили, какие бы каверзы ни строили, новый высший орган государственной власти — Верховный Совет СССР, оказался сформирован из тех людей, мнением которых он мог не просто манипулировать, а управлять. Отныне это была не та, старая, погрязшая в бюрократии партийная номенклатура, желавшая сосредоточить немалую часть верховной власти именно в своих руках. В совет пропихивались люди из среды трудовых коллективов, через которых теперь уже сторонники Сталина могли диктовать свои условия всем прочим первым секретарям на местах. Это стала его личная победа, к которой он шел далеко не один год. Потому не было ничего удивительного в том, что настрой «вождь» имел весьма позитивный. И, видимо, желал поделиться толикой счастья с тем, кто некогда встал на его сторону. Отчего, пусть не спешил, но и не медлил с приглашением на беседу. А тут вдруг выясняется, что соратнику стало настолько невыносимо выполнять свои обязанности в Автобронетанковом управлении, что он решил сбежать оттуда на войну. С чем, с чем, а с подобным уж точно следовало разобраться как можно тщательнее. — Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, — указал он на один из стульев близ чайного столика, принявшись тем временем набивать табаком курительную трубку. Почему-то во время бесед с Герканом его всегда тянуло курить. Видимо по той простой причине, что с обычными, какими-то рядовыми, проблемами тот к нему никогда не приходил. Вечно у этого танкиста оказывалось в загашнике нечто такое, от чего невозможно было не нервничать. — В ногах правды нет.

— Вы знаете, товарищ Сталин, — поблагодарив за дозволение присесть, продолжил нагнетать атмосферу Геркан, — в Испании, не смотря на все недостатки местных кадров, что в армии, что во власти, мне хотя бы старались помогать. Пусть далеко не все и только в меру имеющихся возможностей! При том, что эти меры там у них не особо-то великие в силу особенностей местного менталитета. Ну не любят испанцы напрягаться и рвать жилы, не любят. Они такие, какие есть. И с этим приходится мириться и считаться. Но да не о них сейчас речь. Так вот, там мне хотя бы вовсе не мешали, и это уже было счастье. Здесь же, создается такое ощущение, что все дружно взялись вставлять мне палки в колеса в деле укрепления нашей доблестной Красной армии. — Жаловался ли он в этот момент на несправедливости, встреченные на своём жизненном пути? Да. Именно это краском и делал. Словно маленький ребенок, у которого другой малыш отнял деревянного коника. Ведь иногда ситуации складывались так, что только подобный подход и оставался единственно возможным. — За что ни возьмусь, что только ни попробую продвинуть вперед, так сразу там начинаются, либо повальные аресты всех причастных специалистов, либо сильнейшее сопротивление со стороны наркоматов тяжелой и оборонной промышленности. Создается такое впечатление, что руководящие кадры в столь неимоверно важных организациях, либо вовсе не понимают, что творят, либо, что еще хуже, прекрасно понимают, что творят! И специально делают то, что делают.

— Общую канву вашего негодования я уловил, — закончив забивать табак в трубку и прикурив от спички, кивнул головой руководитель страны. — Но, чтобы видеть складывающуюся картину более четко, хотелось бы понять, в чём именно вам не помогают отмеченные вами службы и руководящие ими персоны, — очень так нейтрально произнес Иосиф Виссарионович, не спешащий никого ни в чём подозревать и обвинять. Сперва ему хотелось разобраться, что же такого случилось в «королевстве датском».

— Наверное, следует начать с того, что в прошлую нашу встречу, мне с вашей стороны была дана команда обеспечить РККА новым общевойсковым танком. И это было очень верное решение, — на всякий случай подлизался Геркан, тем более, что это ни в коем разе не расходилось с его личным мнением. — Новый танк нам жизненно необходим. О чём и велась речь на танковом совещании, имевшем место в середине августа месяца. Тогда, выступая перед товарищами наркомами в качестве заместителя начальника АБТУ, я обрисовал, к чему нашей стране необходимо стремиться в плане производства бронетехники. И, естественно, подробно описал, какие мероприятия уже были осуществлены, и какие проекты уже реализованы усилиями наших авто- и танкостроителей. Но именно с тех пор кто-то принялся планомерно и целенаправленно разрушать данную отрасль, а также непосредственно связанные с ней производства.

— Хмпф, — пыхнул трубкой нахмурившийся Сталин, в глазах которого явно начали собираться грозовые тучи. — Подробнее, товарищ Геркан. Хотелось бы услышать конкретные факты.

— Конечно, товарищ Сталин. Не имея на руках фактов, я бы не посмел беспокоить вас. Уж поверьте, цели просто побросаться голословными обвинениями не имею. Фактов у меня предостаточно, — тут же принялся уверять собеседника в наличии у себя мозгов и инстинкта самосохранения Геркан. — И первый из них — арест всех конструкторов перспективных танковых двигателей. Причем, всех задержали, не раньше, не позже, а именно в тот момент, когда моторы удачно завершили все ресурсные испытания, были признаны пригодными по всем параметрам, и наступила пора пускать их на поток. Что, в свою очередь, невозможно осуществить в должной мере без непосредственного постоянного присутствия на моторостроительных заводах и цехах создателей столь необходимых нам стальных сердец. Ведь лишь от их ежедневного общения с технологами и рабочими будет зависеть скорость запуска двигателей в производство. Тут ведь как! Можно организовать такую помощь и без лишней нервотрепки провернуть всё месяца за три. А можно организовать арест всех конструкторов и тем самым растянуть освоение промышленностью новых моторов года этак на полтора. На практике всегда случается так, что где-то потребуется перепроектировать ту или иную деталь под возможности станочного парка заводов-изготовителей, где-то необходимо будет пересмотреть конструкцию аж целого узла для облегчения сборки и последующего обслуживания. Для технарей это всё понятные рабочие моменты. Моменты, которые невозможно осуществить без присутствия разработчиков! А у нас что? В Харькове арестовали Константина Федоровича Челпана и весь его конструкторский коллектив. Фактически доведших до промышленного образца новейший танковый дизель В-4 в 330 лошадиных сил! Двигатель, который нам так недоставало всё это время, и появление которого мы ждали с нетерпением! — в известной Александру истории будущего весь этот конструкторский коллектив действительно было за что журить. Разрабатываемый ими дизель В2 собственной конструкции всё никак не мог продемонстрировать бесперебойную работу, тогда как премии за его создание уже были получены еще в 1935 году. Но взяли их ныне, как и тогда — по раздуваемому Ежовым делу о «греческом заговоре», даже не смотря на прошедшие в данной истории более чем успешно испытания потомка Д-300 — того самого В-4. — И что теперь! Завод под них уже построен. Люди в цеха набраны. Даже боевые машины, на которые их предполагалось устанавливать, уже готовы встать на конвейер ХПЗ. А внедрять в производство столь потребный нашим танкам агрегат — некому!