Пустыня - Василий Павлович Щепетнёв
А в танках что, в танках отсидятся. Они же в танках.
Патроны кончились. Совершенно.
— Мы уходим вниз, мы уходим вниз, — прокричал я в компакт-рацию.
И мы попытались уйти. Но гадкие лебеди ринулись дружно, разом — и стали рвать нас на части.
Хюбнер кричал, кричал громко. Я не кричал. Что проку кричать тому, кто давно мёртвый. Я лучше проснусь.
И я проснулся.
Однако! И в самом деле кто-то кричит. И даже не кто-то, а как раз Хюбнер.
Звукоизоляция в отеле неплохая, но всё-таки не идеальная.
Звуки шагов по коридору. Отпирается дверь. Крик не сразу, но прекращается.
Но стучат уже в мою дверь.
— Господин Чижик!
Ну вот, опять.
Я открыл дверь.
Господин Бадави, кто ж ещё.
— Господин Хюбнер…
— Что господин Хюбнер?
— У него нервный срыв. Он очень хочет вас видеть. Пожалуйста.
— Хочет — увидит. Я только оденусь.
Оделся, отчего ж не одеться.
Хюбнер, в домашнем халате, сидел в кресле у стола.
— Чижик, вы живы?
— Как видите.
— Точно живы?
— Совершенно точно. Можете потрогать, — и я протянул руку.
Хюбнер потрогал.
— Знаете, мне снилось… Сон был очень, очень реальным. Будто мы с вами отстреливаемся от каких-то летающих чудовищ. Здесь, в этом отеле. На крыше. А потом у нас кончились патроны. И нас съели. Сожрали живьём.
— Приснилось и приснилось. У нас в России говорят, что во сне увидеть можно черта на сосне.
— Но я чувствовал! Боль чувствовал!
— А сейчас?
— Сейчас? — он оглядел себя. — Нет, сейчас не чувствую. Но мы с вами… Я, проснувшись, был совершенно уверен, что все это на самом деле: вы, я, летающие твари. И по земле какие-то бегали. А танкисты их расстреливали из пушечек. Маленьких таких, двадцатимиллиметровых.
— Ну, видите, сон. Разве бывают такие пушки?
— Пушки-то как раз бывают… были. На «Panzerkampfwagen II». Я интересовался. Мой дядя сражался тут. В Северной Африке. Против англичан. В ту войну.
— Вот вам и отгадка. Ваш дядя сражался, и вам то сражение и приснилось, только противник принял облик чудовищ.
— А вы? Откуда взялись вы?
— Мы же играли давеча. Тоже сражение.
— Но мы были на одной стороне.
— Ну, так и партия у нас общая. Вариант Алапина…
— Точно! Мне снился Алапин, только мертвый!
— Опять же понятно, я играл против этого варианта, и победил. То есть вариант умер, по крайней мере, в этой партии.
— Да, вы правы. Конечно, правы, сон есть сон, — но в голосе Хюбнера оставалось сомнение. — Извините, что разбудил. Кошмар…
— Пустяки. Просто устали. Мы все устали. Всё-таки второй месяц пошёл, вот организм и протестует. Вот что, попросите минеральной воды, «боржом», она тут есть. В «боржоме» есть ионы йода и брома, это успокаивает. Полстаканчика, больше не нужно. Я и сам пью «боржом» к ночи.
— Вам тоже снятся кошмары? — спросил Хюбнер.
— Мне много чего снится. А вода превосходная.
В окне показалась луна.
— Какая-то она красная, — сказал Хюбнер.
Она и в самом деле была с кровавым оттенком.
— Видно, где-то ветер поднял пыль над Сахарой, — предположил я. — У нас в России бывают пыльные бури. Редко, но одну я помню. Тогда тоже была красная луна.
— Из Сахары — буря?
— Из Казахстана. Там целину распахали, и… Впрочем, неважно.
— У меня тетка, двоюродная сестра матери, живет в Казахстане. Я её никогда не видел, правда.
— Это дело поправимое.
— Да?
— Конечно. В Алма-Ате тоже играют в шахматы, и в Павлодаре, да много где. Могу устроить приглашение. Правда, призовые у нас невелики, и в рублях, но дублёнку купить сможете.
— Дублёнку?
— Шубу мехом внутрь. Отличная штука. Вам понравится, — и я вышел из номера.
— Как он? — спросил господин Бадави, поджидавший в коридоре.
— Устал немного. Утомился. Мы все утомились, господин Бадави. Непривычный климат, высокий накал игры…
— Но ведь это хорошо — высокий накал игры, не так ли?
— Конечно, хорошо. И климат здесь хороший. Но непривычный. Вы ему, господину Хюбнеру, распорядитесь бутылку «Боржома» отнести. У вас есть «Боржом»?
— «Боржома» у нас довольно, — сказал господин Бадави.
Ну и славно. Уже у себя я достал из холодильника минералку и выпил полстакана. Как советовал Хюбнеру.
Общий сон. Людям порой снятся общие сны. Пожарным — пожары, футболистам — предстоящая игра, солдатам — сражения. Описаны общие сны у людей, переживших похороны Сталина. То есть некое важное для группы людей событие завладевает сознанием и находит свое отражение во снах. И там, во сне они видят друг друга, да. Васильеву снится Петров, Петрову — Васильев, они оба идут по тайге из пункта А в пункт Б. Совместно пережитое событие вспомнилось под влиянием некоего провоцирующего фактора, которым может быть что угодно — снегопад, статья в газете или концерт ко Дню Милиции, увиденный по телевизору.
Но у нас с Хюбнером общее — шахматы. Откуда же динозавры? Нет, можно, конечно, представить, что динозавры — это шахматные фигуры. Летают — это слоны, бегают — пешки, подземные проглоты — кони, танки — ладьи, пулемёт — ферзь. И Алапина я объяснил, Хюбнер в сицилианке пошел на вариант Алапина. Но почему обоим пришли в голову динозавры? И танки?
Почему я не сказал Хюбнеру о своих снах, понятно. Незачем ему об этом знать. Волноваться станет. Поверит в антинаучную чертовщину на сосне. Со своим дядей — танкистом. Поди, ещё и эсэсовцем.
Я выпил боржом, и лег досыпать.
Второй серии атаки динозавров не показали. Сны были бытовые. Из жизни советских студентов.
Поутру я проснулся и поднялся на крышу. Ветер дул с юго-востока. Умеренный, но сухой и горячий. Похоже, ждет нас песчаная буря. Читал в приключенческих книжках, о застигнутых бурей караванах. Там их, бури разно называли. Самум. Или хамсин. Я в них не путаюсь, я их просто не знаю, точного названия сахарских бурь.
На этот раз я дождался восхода солнца. Но солнца не увидел, вместо солнца на востоке поднялось багровое пятно. Да, песчаная буря.
С каждой минутой ветер становился жарче. И песок заскрипел на зубах. Вот она, атака летающих ящеров.
Я спустился к себе. «Грюндигу» погода не нравилась, прием был хуже обыкновенного, и я не стал мучить приемник и напрасно расходовать батарейку.
Опять послушал пустыню. И себя в пустыне.
А потом отправился на завтрак.
Сегодня не то, что вчера. Сегодня все другие. Немного, но другие. Настороженные. Сдержанные. Меньше улыбок,
