Цена жизни. Книга 2 - Андрей Стоев
За столом говорили на разные темы, и мне доставляло истинное удовольствие наблюдать, как Ленка руководит разговором — поскольку гости приехали по её приглашению, то их развлечение как раз и являлось её обязанностью. К тому же как жена главы семейства, она считалась и, по сути, являлась старшей женщиной дома — маму эта ситуация порядком забавляла, но ничего против она явно не имела. И надо заметить, с обязанностями хозяйки Ленка справлялась превосходно — весьма умело направляла застольный разговор и давала возможность высказаться каждому, не забывая и дочерей герцога, но при этом говорила меньше всех. Только став взрослым, я начал осознавать, какое прекрасное воспитание дала нам мать — почему-то, будучи ребёнком, я совершенно этого не замечал. Возможно, непосредственному объекту воспитания слишком сложно разглядеть подобные вещи.
— Сейчас мы с вами, герцогиня, поедем в мою клинику, там уже всё подготовили для первичного обследования, — сказала мама после того, как мы закончили с обедом. — Полагаю, моя дочь вполне сумеет занять девочек чем-нибудь интересным, ну а мужчины и сами прекрасно обойдутся без нас.
Мы с Оттоном переглянулись и дружно встали из-за стола.
— Дамы, дамуазели, — галантно сказал я, — позвольте вас покинуть.
Мама царственно кивнула, и мы с некоторым облегчением оставили женщин одних.
— Должен признаться, ваша мать и в самом деле производит очень сильное впечатление, барон, — заметил Оттон, когда мы устроились в маленькой гостиной с бокалами в руках. — Кстати, здесь нормально будет обращаться к вам таким образом?
— Не вполне, — честно сказал я. — Для нашего общества такое обращение будет выглядеть некоторым принижением. «Господин Кеннер» будет смотреться более подобающе.
— Даже так? — удивился герцог. — В самом деле принижением?
— Барон — титул весьма скромный, — пожал я плечами. — Он слабо соответствует моему реальному положению в княжестве. Я понимаю, что в империи к нашему дворянству относятся с некоторым пренебрежением, но здесь всё наоборот.
— Я бы не сказал, что с пренебрежением, — Оттон покрутил рукой в воздухе, пытаясь сформулировать мысль. — Скорее, мы просто плохо понимаем, кто у вас чего стоит. Титул всё же позволяет как-то ориентироваться — если мне представляют кого-то как графа, я сразу понимаю, чего от него можно ожидать.
— А понимаете ли? — усмехнулся я. — Графы бывают очень разные. А у кого-то и вообще титул из вежливости, по жене. Кто-то по богатству и влиянию способен посоперничать и с герцогом, а другой не сравнится и с иным бароном.
— С вами, например? — улыбнулся он.
— Чепуха, — отмахнулся я. — Барон я достаточно заурядный, и баронство у меня вовсе не выдающееся. Просто я планирую, что у меня будет второй сын, которому я это баронство и оставлю, вот и пришлось вложить туда кое-какие деньги, чтобы довести его до более или менее пристойного состояния. Для нашего семейства это баронство совершенно ничего не значит. Но возвращаясь к моим словам: я имел в виду, что титул — это всего лишь некая начальная заявка. Прежде чем иметь дело с представленным вам графом — да даже прежде, чем просто дать ему аудиенцию, — вы сначала наведёте о нём справки.
— Пожалуй, соглашусь с вами, — кивнул он. — Сам по себе титул говорит не так уж много.
— Так ведь и у нас точно так же. Золотой значок гербового дворянина — это заявка на внимание, а дальше надо выяснять, что это за личность.
— И всё же наша система титулов кажется мне понятнее и удобнее, — заметил Оттон.
— Вы правы, она во многом лучше, — несколько неожиданно для него согласился я. — Но она лучше для дворян, а вот для государства наша система намного выгоднее.
Брови у герцога поползли вверх и он, не скрывая удивления, попросил:
— Поясните, пожалуйста, ба… господин Кеннер.
— Извольте, ваше высочество, — охотно согласился я. — Вам знакома история Новгородского княжества? Как оно стало тем, чем является сейчас?
— Боюсь, что крайне смутно, — с некоторой неловкостью признался он.
Можно было и не спрашивать. Меня всегда удивляла эта самодовольная зацикленность европейцев на себе и полное отсутствие интереса к соседям — хоть в том, хоть в этом мире. При этом то, что соседи могли им при случае крепко навалять и время от времени это проделывали, никак не помогало европейцам осознать, что подобная дурацкая уверенность в собственном превосходстве вредит прежде всего им самим. Впрочем, это их дело — соседям это скорее выгодно.
— У нас не сложилась многоуровневая феодальная структура — в ней просто не было необходимости. Русь большая, но отдельные княжества не настолько велики, да и общий уровень развития в те годы у нас всё же был существенно ниже, чем у остатков Римской империи. Структура власти у нас была довольно простой: князю непосредственно подчинялись владетели земель, которых можно было считать аналогами ваших баронов. Впрочем, бóльшая часть земель всё-таки принадлежала самому князю. Система неплохо работала, и так продолжалось до тех пор, пока князь Любослав не начал процесс изъятия земель у дворянства.
Герцог слушал внимательно и выглядел искренне заинтересованным.
— У нас есть памятник ему, но потомки до сих пор его не особенно любят, и учебники истории упоминают князя довольно неохотно, можно сказать, сквозь зубы. Процесс изъятия был долгим и очень трудным; иногда земля просто отбиралась под каким-то предлогом, порой принудительно выкупалась — но в основном князь давил экономически, высокими налогами на землю и различными штрафами вынуждая владельцев продавать землю казне. В целом методы князя Любослава были довольно спорными, отчего память о нём осталась очень неоднозначная, но именно благодаря ему Новгород в развитии стремительно рванулся вперёд, превращаясь в мощную промышленную державу.
— Я всё-таки не понимаю связи, — заметил Оттон. — Каким образом
