Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Намёк Бутурлин, которого я назвал по прозвищу даже, а не по имени, понял и больше не пытался встревать с комментариями насчёт царской власти.
— Теперь, когда всё всем, — я с нажимом произнёс последнее слово, — стало ясно, надо думать сообща, как нам бить Жигимонта. Я мыслю, что надобно нам как можно больше пикинеров, по немецкому образцу. Ты и твои офицеры нам в этом должны помочь, Якоб.
— Натаскать пикинер легко, — заявил в ответ Делагарди, — команд мало, команда простой быть. Но не в команда сила пикинер, а в стойкость. Вчера крестьянин быть, сегодня становиться пикинер, но когда строй скакать польский гусар с длинный пика, когда по строй стрелять пушка… много пушка… тогда команда забывай, пики бросай и беги… Наш и немецкий пикинер стойкий быть. Ваш нет… Сейчас нет, потом может быть да, но сейчас нет. Нужен настоящий ветеран. Кто прошёл не один битва. Вокруг таких стоять, не бежать.
— А твои офицеры и унтера помочь могут в этом? — спросил я.
— Они чужак, не свой, — покачал головой Делагарди. — Здесь Московия, не Европа. В Европа всем равно, кто ты есть — вестфалец, баварец, швед или поляк. У вас есть свой, есть чужой. Мы — чужой, чужаки. Нас бояться, нас уважать, но не как свой. Нужен свой унтер, чтобы держать строй. Тогда быть стойкость. Без свой унтер, не быть.
— Так в Царёвом Займище сейчас все, кто остался из пикинеров, считай, ветераны, — заметил князь Елецкий. — Стояли против ляха крепко. В первую атаку у нас даже рогаток не было, в поле бой приняли. Побежал кое-кто, чего греха таить, но выстояли пикинеры Зомме. Потери велики, так уже и наши десятники есть среди пикинеров.
— Это хорошо, — кивнул я. — Будет кому обучить новых солдат. Посошная рать почти не понесла потерь в минувшей битве, а стрельцов из них сделать не могу.
— Но мы атаковать король Сигизмунд, — возразил Делагарди. — Пикинер и стрелец хорош в оборона, за рогатка или в Wagenburg. Но не в атака.
— Удивим Жигимонта, если сможем, — усмехнулся я. — С этого дня посоха будет запасать дерево на пики, наделаем их побольше в Царёвом Займище, пока будем ждать ответа от царя и подкреплений.
— А если их не будет? — спросил-таки ретивый Бутурлин.
— Тогда пойдём с той силой, что есть, — ответил я. — Царёв приказ ясен, надо сбить осаду Смоленска.
— Надо бы тогда из Царёва Займища снестись с воеводой Шеиным, — посоветовал Хованский. — Быть может, из Смоленска нам какая помощь будет, когда ударим на Жигимонта.
— Там уже совсем голодно после первой зимы в осаде, — заявил Елецкий. — В Царёвом Займище есть беглые из Смоленска и Смоленщины. Ляхи всю округу опустошили. Им-то обозы идут с провиантом и припасом, а в Смоленск ничего не попадает. Стрельцы да дворяне местные ещё держатся, да мало их, чтобы серьёзную помощь нам оказать в битве, и слабы они с голодухи.
Я подумал тогда, что значит голод для этих людей, никогда толком и не евших досыта. Я вот как из Можайска вышли, нормально поесть и мог ни разу. Всё в дороге, всё поскорее, да за разговорами, как сейчас. А так, чтобы с толком, нормально, за столом, с самой Москвы, пожалуй, и не едал. Смоленск же блокирован прямо как Ленинград в Великую Отечественную. Наверное, что-то туда попадает всё же, вот только прокормить большой город эти крохи вряд ли могут. Так что за стенами царит тот же кошмар, что блокадном Ленинграде, о котором я знал по учебникам истории да страшным фотографиям. И страшнее всего, чем дольше мы стоим тут, тем больше народу умрёт в городе, и не от вражеских атак и штурмов, но самой жуткой, голодной смертью.
Хотелось прямо сейчас скомандовать скорым маршем идти на выручку городу, но я понимал, от торопливости не будет проку. Если мы головы сложим, никто уже Смоленск не спасёт. А потому придётся ждать подкреплений от царя, которых может и не быть, да готовить войска нового строя. Такие, что станут для ляхов крайне неприятным сюрпризом.
* * *
Всё же Царёво Займище не напоминало блокадный Ленинград, каким его показывают страшные кадры кинохроники военных лет. Однако вид отощавших с голодухи людей вызывал у меня позывы раздать им все съестные запасы, что имелись в армии. Да и из стрельцов и даже среди наёмников находились те, кто делился с местными краюхой хлеба. Особенно с детьми, они отощавшие выглядели особенно жутко.
А вот солдаты нового строя, которых представил мне Кристер Сомме, выглядели довольно внушительно. Все в крепких жёлтых кафтанах, пошитых уже явно на месте, с длинными пиками, большая часть которых тоже здесь сделана — у нас их столько не было. На поясах у кого сабля, у кого тесак, а у кого топор плотницкий, кое-как переделанный в подобие боевого. У нескольких даже разбойничьего вида кистени, правда, как ими орудовать в строю, я понимал слабо. Однако раз Сомме оставил им это оружие, значит, можно как-то. Конечно же, все солдаты, как и сам Сомме, были тощие, иные из третьего ряда стояли, опираясь на пику, и казалось подуй сейчас ветер чуть сильнее, они вместе с оружием завалятся.
— Недостатка в волонтёрах у нас не было, — докладывал мне Сомме. — Все хотели получать солдатскую пайку, особенно когда в городе совсем урезали нормы выдачи хлеба. Мы смогли обучить многих, но они действовали только из-за укреплений, в поле — ни разу. Большая часть солдат на данный момент вообще необстрелянные.
— Как считаешь, — спросил я у него, — они выдержат атаку хотя бы панцирной кавалерии?
— Прикрыть мушкетёров от панцирных хоругвей смогут, — уверенно заявил Сомме. — Кони там не такие обученные, и не пики не полезут.
— А гусарскую хоругвь остановить смогут? — задал я куда сильнее интересовавший меня вопрос.
И снова Сомме ответил без заминки.
— Нет, — сказал он, — гусары их стопчут. Гусары страшны в атаке, а пики у них не короче пехотных и потому они легко могут поражать пикинеров в строю. Как только это случится…
Вот тут он замялся, и я вынужден был подтолкнуть его.
— Кристер, — сказал ему я, — мне от вас нужна в первую очередь честность. Так что извольте говорить как на исповеди.
— Как только это случится, они побегут, — решительно произнёс он. — Не удержат строя против гусар.
— Благодарю, Кристер, — кивнул я.
Конечно, я почти знал ответ, однако внутри ещё теплилась надежда на лучшее. Однако лучше таких надежд не иметь, чтобы не угробить всё.
— Распускай людей, — велел я. — Пускай больше отдыхают и едят, набираются сил. А после отбирай среди них унтеров и начинай гонять моих ополченцев.
— Сколько я могу взять из ополчения? — поинтересовался педантичный Сомме.
— Скольких сможешь сделать солдатами, стольких и бери, — разрешил я, — хоть всех.
В посошную рать я на землях, разорённых вторым самозванцем и ляхами, всегда смогу людей набрать. За ту же самую солдатскую пайку они готовы будут махать заступами и рубить засеки хоть целыми днями. К тяжкому труду крестьяне, да и многие из жителей городов, привычны, а когда выбирать приходится между ним и голодной смертью, выбор очевиден.
Я уже почти перестал отличать собственную память от памяти Скопина. Вот ту же историю про набор посошной рати мне явно она подкинула, но все знания так легко улеглись у меня в голове, хотя минуту назад я почти ничего в этом вопросе не понимал. Князь Скопин же всегда делал ставку именно на это ополчение, ведь ратники рыли рвы, укрепляли табор и рубили засеки, а когда и ставили малые острожки, буквально окружая ими врага. А оттуда и стрельцам воевать куда удобней, да и поместной коннице есть за чем укрыться при отходе. Об артиллерии я и вовсе молчу.
Сомме скомандовал солдатам разойтись, сам же уходить не спешил. Я тоже остался, ожидая, что он хочет мне сказать.
— От них будет мало толку ещё и потому, — высказался он, — что нет брони. Без кирасы и шлема в первом ряду делать нечего. Это влияет на стойкость солдат. Когда они видят, как гибнут их товарищи в первом ряду, то у них самих пропадает желание воевать дальше.
