Небо в кармане 2! - Владимир Владиславович Малыгин
Мария Фёдоровна еле заметно при этом улыбалась. Не был бы так напряжён, не заметил бы этой лёгкой улыбки. Она словно проверяла, как долго я смогу выдержать всю эту официальщину. А я же упрямый! Раздражение куда-то улетучилось, злость сменилась вежливостью и обходительностью, припомнил домашние уроки по этикету и, надеюсь, поведение моё было безупречным. Родителей уж точно не в чем будет упрекнуть.
Лёгкая улыбка в глубине глаз императрицы вскоре сменилась явным удивлением. Надеюсь, удивилась она моим выдержке и хладнокровию.
В конце концов, длинная череда родственников и свитских закончилась, и я уже было вздохнул в глубине души с облегчением, но, увы, рано я обрадовался. Александр Александрович представил нас с Паньшиным Его Императорскому Высочеству великому князю Александру Михайловичу, и вот тут разговор пошёл более предметный. Как-то вдруг мы оказались в одиночестве, окружающие нас родственники царской фамилии разошлись в стороны, а мы потихоньку сместились в сторону выхода на террасу и остановились под арочным сводом.
Дальше последовало предложение, от которого можно было, конечно, отказаться, но я же не идиот, чтобы сделать подобный опрометчивый шаг?
— Николай Дмитриевич, — обратился ко мне государь, и я немного напрягся от подобного официального и уважительного обращения. — Вами создан удивительный аппарат, аэроплан или, как вы его назвали, самолёт, значительно опередивший и превосходящий любые западные образцы. Верю, что это далеко не всё, на что вы способны, судя по вашим сегодняшним словам там, на ипподромном поле.
Александр Александрович прервался, чтобы оценить, проникся ли я только что сказанными словами. А я внимаю со всем почтением, государь же передо мной, понимаю, что он в это мгновение оценивает, остановиться ли на простой лести для простачка, или затронуть по-настоящему важные темы? Если, само собой, увидит понимание и перспективу в моих глазах.
Он и продолжил говорить. Видимо, по нраву пришлось государю моё почтительное внимание:
— У меня уже есть отдельный воздухоплавательный парк, но это, как я уже понимаю, немного не то в современном стремительно развивающемся мире. Подобно всему новому это лишь предварительная ступень к более перспективным аппаратам, которая даёт толчок и основу в их дальнейшем развитии, что вы сегодня блестяще доказали и продемонстрировали на практике своим изобретением. Уверен, что воздушные шары в скором времени окончательно уйдут в небытие вместе с уходящим девятнадцатым веком. Я же намерен в самом скором времени создать с вашей непосредственной помощью новое направление в своих Вооружённых Силах. Предположительно назовём эти новые силы Воздушным флотом по аналогии с Морским…
— Военно-Воздушным, — не удержался от поправки.
— Да, так будет лучше, — внимательно посмотрел на меня государь, перевёл взгляд на Александра Михайловича, и великий князь довольно улыбнулся.
— Шефом или командиром этих Сил будет назначен великий князь Александр Михайлович, — государь ещё более внимательно посмотрел на меня, отслеживая мою реакцию.
Склонил голову, с должной почтительностью принимая данное предложение. Предложение, от которого не отказываются. И всё это время ловил на себе изучающий взгляд Александры Фёдоровны. Старался не обращать внимания, держался подчёркнуто строго, разговаривал уважительно с должным почтением. Но и попусту голову не склонял, спину не гнул.
Что ещё было интересным? Завистливые взгляды, то и дело бросаемые в мою сторону приглашёнными гостями. Ещё бы, одному мне столько времени государь с государыней уделяют.
В конце разговора великий князь обмолвился, что завтра обязательно снова посетит ипподром и будет лично присутствовать и ознакомится с новой техникой.
И уж совсем напоследок государь обрадовал меня:
— ГАУ выкупит ваш самолёт после окончания демонстрационных полётов. Я сегодня имел беседу с Ванновским и сказал ему, что буду лично следить за вами и вашими успехами. Надеюсь, что вы не подведёте своего государя?
— Никак нет! — выпрямился я.
— Верю, — улыбнулся государь. — Вам почему-то верю.
Потом мы разошлись. То есть, отошёл в сторону именно я, а государь с государыней и великим князем остались стоять под аркой и продолжили свой разговор. Но в одиночестве не остались, тут же к ним поспешили очередные собеседники или ещё кто. А моим вниманием полностью завладел Паньшин. Очень уж интересно ему было, о чём таком так долго разговаривали мы с Императором? Вынырнул откуда-то, словно чёртик из табакерки. Даже немного напугал в первый момент, настолько неожиданно оказался рядом.
Рассказывать ему сейчас ничего не стал, но пообещал отчитаться сразу же, как только вокруг не будет любопытных ушей. И мои слова тут же подтвердились разочарованным хмыком со стороны. Оглянулся и увидел удаляющуюся от нас женскую спину очередной придворной сплетницы.
— Лучше расскажите мне, кто тут есть кто? — предложил Паньшину, чтобы переключить его внимание на другое.
И сработало! Тут же последовал длинный перечень незнакомых и знакомых имён и фамилий, которые я как бы слышал при представлении, но благополучно пропускал мимо ушей. На самом деле, конечно, старался запомнить как можно больше лиц и имён, но тут их столько, что глаза разбегаются. Так что лучше повторить.
Например, самым важным для себя посчитал знать, с кем разговаривает государь или государыня, кого привечают, а кого нет. Также фиксировал группы или группировки «по интересам», запоминал, из каких фамилий они состоят. Если кого-то не узнавал или, более того, не знал вообще, то тихонько уточнял Александра Карловича. Уж ушлый-то адвокат ну просто обязан тут всех знать!
Ну и нас с Паньшиным не оставляли в покое, то и дело кто-нибудь из присутствующих подходил, заводил разговор ни о чём. Больше собеседники восторгались моим искусством управлять аэропланом, хвалили за мужество и отвагу, удивлялись, и как это я смог решиться на такой перелёт? Спрашивали, буду ли завтра выступать? Именно так и говорили — выступать. Словно в цирк собирались на представление прийти.
Конкретно про сам самолёт, его характеристики не было задано ни одного вопроса.
А, вообще, складывалось впечатление, что присутствующим это просто неинтересно, или им запретили расспрашивать меня о самолётах и обо всём, с ними связанном. Даже про перелёт говорили словно бы мимоходом. Мол, долетел и ладно, молодец. И повторялось это раз за разом. Одни и те же вопросы, одинаковые слащаво-вежливые улыбки И за показным радушием, если внимательно присмотреться, равнодушие и безразличие. А если заглянуть ещё глубже беспристрастным и отстранённым взглядом, то можно поймать отголосок тщательно скрываемой зависти и ненависти…
И пробыл здесь всего ничего, а уже так устал от этого высшего света. А мне в нём крутиться
