Комсомолец (СИ) - Федин Андрей Анатольевич
Женщина встретила меня уже знакомым жалобным бормотанием.
— Не надо! — твердила она. — Пожалуйста, не надо!..
В прошлый раз при встрече с пленницей Каннибала я прикрывал лицо платком. В этот — прятал нижнюю часть лица за ним же. Поэтому не переживал, что женщина в будущем меня опознает (что она увидит при таком освещении?). Узнает ли меня Жидков, я не очень-то переживал: не рассчитывал на встречу с ним в будущем. Да и Каннибал меня не видел без будёновки — если и опишет мою внешность милиции, то не с фотографической точностью. Так что шансы сохранить своё инкогнито я находил немалыми, хотя и далеко не стопроцентными.
— Спокойно, — сказал я. — Попробую тебя освободить.
Жестом призвал женщину успокоиться.
— Не надо! Пожалуйста, не надо!..
Я вздохнул, покачал головой.
— Всё хорошо. Всё будет хорошо. Я тебя не трону.
Подошёл к кровати — пленница задрожала. Слышал, как постукивали её челюсти. Они словно выбивали ритм на фоне мелодии из стонов Рихарда Жидкова. Я прикоснулся к цепи, что ограничивала женщине свободу: той её части, что примыкала к металлической скобе на стене. Не очень толстая. Но разорвать её голыми руками я даже не надеялся (вспомнил, как похожая цепь выдерживала мощные рывки охранявшего двор пса). Что было сил, дёрнул за скобу — та не заметила моих усилий: не пошатнулась.
«Чтобы выдернуть её из стены, понадобятся трос и грузовик, — произнёс я мысленно, чтобы не пугать женщину. — А вот троса-то у меня нет. Досадно».
Повертел в руке звенья цепи.
Потом взглянул на женщину — туда, где под её подбородком пряталась тёмная полоса ошейника.
Пленница Каннибала смотрела на меня поверх коленок, бормотала «не надо» и выстукивала зубами монотонный ритм.
«Досадно, — повторил я. — Ну, да ладно. Значит… будем рубить».
Отбросил с ложа заменявшее перину грязное тряпьё — оголил доски. Выждал, пока разбегутся по сторонам букашки-таракашки. Осмотрел творение неизвестного мастера: кровать явно сколачивали «спустя рукава», не позаботившись даже ошкурить древесину. Проведёшь по такой поверхности задом — превратишь свои ягодицы в спину дикобраза. Да и щели между досками остались местами с палец шириной. То здесь, то там торчали шляпки небрежно вколоченных гвоздей.
Однако для меня эти факты мало что меняли. Спать или даже просто лежать на этом сооружении я не собирался — ни сейчас, ни потом. Я уложил цепь туда, где доски ложа подпирались столь же грубо отёсанной ножкой кровати. Налёг на это место всем своим весом (не слишком большим) — проверил, не развалится ли от моих действий кровать. Решил: выдержит. Перехватил поудобнее топорище. Лихо размахнулся, чиркнув по потолку, и ударил лезвием топора по металлическим звеньям.
Звон раздался громкий.
Женщина вскрикнула.
— Спокойно, — сказал я. — Всё хорошо.
Добавил к своим словам успокаивающий жест.
— Не надо! Пожалуйста, не надо!..
— Потерпи немного. У меня почти получилось.
Я вытащил из доски почти на сантиметр погрузившееся в древесину, точно в песок, звено цепи — оценил результат своих усилий. Увидел на металле две зазубрины (поднёс звено к свету) — неглубокие. Провёл по ним пальцем, будто надеялся, что зрение меня обмануло. Но осязание поддержало тот обман: зазубрены не превратились в критические повреждения. Я взглянул на лезвие топора. Там тоже появилась щербинка (порадовался, что порчу не свой инструмент) — заключил, что моим дальнейшим планам она не помешает. Завертел головой в поисках более подходящей плахи.
Вернулся к лестнице, что вела на поверхность. Переступил через стонущего Жидкова, прошёлся вдоль полок стеллажей. Носком топора поворошил разложенные на стеллажах предметы — часть сгрёб в кучи, часть предметов сбросил на пол. Скудное освещение не позволяло полагаться в поисках только на зрение — приходилось ещё и прислушиваться. Нужную вещицу на слух и обнаружил. Та звякнула о лезвие топора, заставила меня разгрести сложенный поверх неё деревянный мусор. Отрыл на полке металлическую пластину длинной с моё предплечье и толщиной в сантиметр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— То, что доктор прописал, — пробубнил я.
Уложил железную пластину на доски кровати — на её поверхности растянул участок цепи с уже слегка повреждённым звеном.
— …Не надо! Пожалуйста, не надо!..
— Сейчас будет громко. Приготовься.
Размах. Удар.
На этот раз пронзительный звук даже меня заставил скривить недовольную рожицу.
Женщина вновь заверещала.
Я приоткрыл рот, подождал, пока чуть стихнет в ушах звон. Поправил на лице платок. Поднёс к лицу цепь — ухмыльнулся, отметив явный успех. Одну сторону звена лезвие топора перерубило полностью (образовав трёхмиллиметровый зазор). Другую — лишь наполовину.
— Неплохо. Повторим.
При новом ударе меткость меня подвела. Прогресс оказался сравним с прошлым. Вот только я промахнулся: удар пришёлся не по повреждённому ранее звену, а по соседнему. Я снова испробовал на цепи свою молодецкую силушку. Вновь потерпел неудачу. Уложил цепочку на металлическую пластину.
Удар. Осколки звеньев брызнули в стороны.
На крик испуганной женщины я никак не отреагировал.
Сказал:
— Вот видишь? Получилось.
Уронил на кровать оба куска цепи (женщину теперь ничто не удерживало около кровати, но пленница продолжаться вжиматься в угол). Вернулся в ту часть подвала, где всё ещё корчился от боли Рихард Жидков. Проигнорировал гневное рычание слегка покалеченного при падении в погреб хозяина дома. Прислонил топорище к нижней ступени лестницы.
Из-под козырька будёновки на бровь скатилась капля пота. Смахнул её рукой, окинул взглядом свободное пространство вокруг себя — представил, что именно увидит впервые спустившийся в этот погреб человек. Первым, без сомнения, бросится в глаза стонущий на полу хозяин дома — именно он и прикуёт к себе большую часть внимания (если и не всё).
— Не пойдёт, — произнёс я.
Решил подкорректировать картину, сделать её… подходящей для моих целей. Ногой подвинул скрючившееся тело Зареченского каннибала ближе к стене. Пришлось применить силу: Рихард Жидков был тяжелее футбольного мяча. Взглядом отметил самое видное с лестницы место — рядом с мешками, около стеллажей. Перетащил туда два деревянных ящика, предварительно вытряхнув из них овощи.
Вернулся к пленнице.
— Пойдём-ка со мной, красавица, — пробубнил я сквозь ткань платка.
— …Не надо! Пожалуйста, не надо!..
— Надо. Вставай.
Подошёл к пленнице ближе. Протянул руку — хотел помочь женщине слезть с кровати. Поморщился от акустической атаки — громкого визга. Но не попятился.
— Давай, давай, — сказал я. — Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
— …Не надо!! Пожалуйста, не надо!!..
— Скоро всё закончится.
Попытался взять женщину за руку. Та сцепила пальцы в замок… тряслась, будто сидела на электрическом стуле, куда подали разряд тока. Мне в глаза не смотрела — сквозь паутину спутанных волос сверлила взглядом мой комсомольский значок.
— Прокатишься в больницу, — говорил я. — Подлечишься. Вернёшься домой… Ждёт тебя кто-то дома?
— …Не надо!! Пожалуйста, не надо!!..
Сумел ухватить женщину за кисть правой руки — вновь схлопотал звуковой удар по барабанным перепонкам. Сжал зубы, склонил голову… но сдёрнуть пленницу с кровати не успел. Потому что рассмотрел её потемневшие, распухшие лодыжки. Увидел торчавшие в стороны пальцы ног, похожие на маленькие красно-синие сардельки.
— Твою ж!..
Невольно отшатнулся; выпустил руку уже ослабившей сопротивление женщины.
— …Не надо!! Пожалуйста, не надо!!..
Раздумывал я лишь пару мгновений.
Шагнул к кровати, резко склонился… и подхватил женщину на руки.
— … Нет!!! Нет!!! Нет!!! ...
Женщина не трепыхалась в моих руках.
Но продолжала повторять:
— … Нет!!! Нет!!! Нет!!! ...
Ноша, на удивление, оказалась лёгкой. Будто бы я взял на руки истощавшего от длительного недоедания ребёнка лет десяти. Или это у меня случился резкий прилив сил? Понял уже на ходу, что не могу и предположить возраст найденной в подвале пленницы. Не десятилетняя, конечно… но точно и не старуха. Она не вырывалась. Но и не умолкала. Повторяла всего одно слово — рядом с моим прикрытым суконными бортами будёновки ухом: «Нет!!!» Каждое её «нет» словно ножам вспарывало моё сердце.