Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
— Давай помогу, — сказал Соломин. И принюхался: — Вот понять не могу, вроде алкоголь, а вроде прополис… Чем пахнет?
— Этим и пахнет! Сидели с мужиками в гараже, пришел — а тут вот такое… Дом грабят.
Соломин молча придерживал обрезки фанеры, а я забивал гвозди. Наконец дело было сделано, и мы прошли внутрь.
Привалов хозяйничал на кухне, варил кофе. В моей турке. Управлялся ловко, несмотря на свои внушительные габариты. Я волей-неволей припомнил его братца — Петра Петровича — и хмыкнул: тот явно был потоньше в кости и поизящнее, что ли? Наверное — в мать. Этот-то явно плоть от плоти наших полесских дебрей — то ли зубр, то ли медведь-шатун…
— Чего хмыкаешь? — дернул головой Привалов-младший.
— Братца вашего вспоминаю. Видать, судьба у меня такая — только вижу человека в погонах по фамилии Привалов, тут же делаю ему большую головную боль.
— И не говори ты… — он принялся разливать кофе по трем чашкам. — Короче, так: ничего не было, никто к тебе в дом не приходил, никакого заявления ты не писал.
— Вот как? — мне всё больше казалось, что версия с ретивым сотрудником оказалась верной. — А окно?
— Ой, Гера! Пришлю тебе завтра стекольщика. И слесаря, замок поменять!
— Ой, Павел Петрович, сам сделаю, не обеднею! Лучше скажите — что за дичь творится?
— Погоди… Ты вора-то этого запомнил?
— Так не было ж ничего!
— Слыхал, Соломин, какой у нас мудрый не по годам Белозор появился?! Колись давай! Как выглядел, рост, комплекция, особые приметы?
— Ну, худощавый, среднего роста, голос такой тонкий… Хотя после того, как трубой металлической по спине получишь — у кого угодно голос тонкий станет… Вроде брюнет, но могу ошибаться. В кепке. А! Нос кривой. Из особых примет — на данный момент у него будут большие проблемы с ухом. Его туда сова клюнула!
— Какая, мать ее, сова? — удивился Привалов.
— Из мыльного камня. Светильник такой, — пояснил я. — Я как понял, что дверь взломали — ключом ее закрыл, поэтому-то он в окно и выпрыгнул. А я его сбил — на взлете. Он еще стеклом весь исцарапался.
— Та-а-ак, значит, завтра я проясню, по чьему он ведомству… Вот гады!
— Это привет от Солдатовича? — спросил я.
— Бери выше! — скорчил гримасу Привалов. — Я тебе оставляю Соломина — в засаде. Он тут улики соберет, которые недособрали, и вообще — поживет пару дней… Всё равно у него выходные. Были.
Соломин обидчиво засопел.
— Да не дуйся ты! Я ж тебя не в Наровлю отправляю! У Белозора вон какие хоромы — очень прилично! Харчами обеспечу… А то глупость будет — придут они еще раз, а тут и нет никого, чтобы в морду дать да панику поднять… Рацию-то захватил, капитан?
— В машине рация…
— Машину есть куда спрятать? — повернулся ко мне полковник.
— Гараж имеется.
— Вот! Так что — бдите! Точнее — ты, Соломин, бди — кто будет отираться рядом, у соседей то-сё спрашивать… А ты, Гера — живи как жил, будто и не было ничего. Мол, тебе есть что скрывать, потому и в милицию не заявлял.
— Так соседи…
— Пантелевна твоя — кремень! А остальные по домам сидели, нос боялись высунуть. А мы, вишь ли, не зря на гражданских машинах прискакали. Мало ли кого ты там на подмогу звал… А заявления — не было! Дело не заведено. Так что наверху по официальным каналам про это не узнают, а по неофициальным — посмотрим, посмотрим.
Мы попили кофе и Привалов засобирался, скомканно попрощавшись.
— А что искали-то? — спросил я вдогонку, глядя на его широкую спину, которая удалялась в сторону двери.
— Делали вид, что деньги — ты же у нас кладоискатель, — ответил вместо своего начальника Соломин, — А на самом деле — компромат.
— Пф-ф-ф, — сказал я, — В том компромате, который тут имеется, разобраться могу один я. Хочешь, покажу? Только ты сразу в психушку не звони, ладно?
— Уже страшно… Но — конечно, хочу!
И мы пошли на второй этаж. Ублюдок здорово тут напакостил — всё разбросал, сорвал со стены стенды и схемы, вывернул ящики… Бардак и мерзость запустения! Но всё равно — впечатление на Соломина оно произвело.
— Это что — у тебя типа штаб?
— А что? — поднял палец вверх я. — Журналистские расследования — дело серьезное!
На самом деле я был здорово зол: уродец с фонариком испортил труд нескольких месяцев! Но виду не подавал. Пускай доблестная милиция думает, что это мои причуды. Кинулся к углу, где располагался сейф с ружьем — он был не тронут, и показушно-облегченно вытер лоб:
— Фу-у-у…
— Что — заначка?
— Нет, оружие. Пошли вниз, найдем тебе спальное место, товарищ Соломин. Как там говорят — незваный гость хуже татарина?
— Это чегой-то? У меня вообще-то бабка — татарка казанская! — обиделся капитан.
Судьба у него была, видимо, сегодня такая — обижаться.
— Вот, на диване тебе постелю. Ты извини, соображаю плохо — три литра на четверых вкатили…
— Ого! И что там было?
— Медовый самогон!
Соломин с пониманием покачал головой.
После того, как машину его мы загнали в гараж, милиционер достал с заднего сидения рацию и бережно понес в дом.
— Это что? — спросил я, когда он уложил этот странный прибор рядом с табельным оружием на тумбочке у изголовья.
— Это портативная радиостанция 70 РТП «Днепр»! — с гордостью сказал он. — Давай спать, Гера, а? Ночь на дворе!
И, чтоб меня, разделся до исподнего, укрылся одеялом, лег на подушку, по-детски подложив под щеку ладонь, и уснул! Вот так — просто! Это ж уметь надо! Ну и Соломин, ну и черт! Хорошо хоть — не храпел!
Я еще сходил в душ, почистил зубы и улегся далеко за полночь. Долго ворочался, пытаясь отогнать пытающиеся настигнуть меня «вертолеты», а потом провалился в тяжелый, густой и вязкий сон.
* * *
Наутро меня разбудил не будильник, а запах жарящейся яичницы и шкварок. Вот тебе и Соломин! Покушать жирненького да сытного после вчерашних возлияний — это просто праздник какой-то! Да и амброзия прополисовая — тоже штука прекрасная! Голова ясная, никаких мерзких ощущений… Чудеса!
— О! Проснулся! А я уже бдю! — помахал мне капитан от плиты, когда увидел, как я плетусь в туалет. — Иди, ешь давай, потом покажешь мне своё поместье.
— Знаешь, товарищ милиционер, если б я догадывался, что ты еще
