Вот это попадос! - Юлия Журавлева

Ночью всё окончательно затухло, света в нашем сыром каменном мешке не предусмотрено, из звуков только храп узников и подозрительное шебуршание по углам, заставляющее меня замирать и поджимать ноги. Я никогда не боялась грызунов, но от мысли, что поблизости копошится какая–нибудь упитанная крыса с длинным лысым хвостом, делалось нехорошо, а предательский холодок страха разливался капельками пота вдоль позвоночника. Тюрьма действительно меняет людей, вытаскивая наружу все страхи и слабости. Но раз крысы казались мне милее, чем колдун, — значит, пока я не потеряна для общества.

— Орчанка! Эй, орчанка! Пс-с, я здесь.

Я вглядывалась в темноту, заметив очертания человека в камере напротив, до этого никак себя не проявлявшего. Обрадовавшись, что не только крысы бодрствуют вместе со мной, я встала и подошла вплотную к решетке.

— Доброй ночи, — поприветствовала я мага.

Его браслеты слегка блестели в слабом, едва доходившем к нам в самый конец свете.

— Доброй? Хм… Ну, предположим. Хочу дать тебе бесплатный совет: не связывайся с Реем.

— С кем? С главным здешним магом? — уточнила я.

— С ним самым, — подтвердил собеседник. — Как тебя вообще угораздило с ним столкнуться?

— Мы случайно встретились, когда он собирался принести в жертву детей, и я несколько нарушила его планы. — Скрывать данный факт смысла не имелось, а вдруг еще узнаю что–нибудь новенькое?

— Сочувствую, теперь он тебя точно не отпустит. Правда, он никого не отпускает. Периодически отсюда забирают кого–нибудь, но сомневаюсь, что бедолаги попадают на свободу. Скорее — в ближайшую сточную канаву.

— Здесь же держат магов — неужели никто не пробовал сбежать?

Не может быть, чтобы люди просто смирились со своей участью.

— Пробовали, и не раз, но оказывались на цепи в камере, как ты сейчас. Или как я, — мужчина пошевелил ногой, и звенья цепи звякнули о камень пола.

Я не знала, о чем еще говорить, да и говорить не хотелось. Вести беседы за жизнь приятно в поездах, когда едешь открывать новые горизонты, а не когда сидишь в тюрьме под замком и на цепи.

— Не отчаивайся, орчанка, проси своих духов: говорят, сильнее духов степи только духи гор, — напоследок посоветовал заключенный.

— Просила уже — не слышат, — горько отозвалась я.

— Орчанка, духи не могут не слышать, — мужчина вновь развернулся к решетке, цепь повторила его движение металлическим лязгом. — Духи везде и духи всегда, повсюду, вокруг нас. Они всё слышат и всё видят, не наговаривай на них зазря.

— Что толку от их присутствия, если они не отвечают?

— Почему ты так решила? Может, они отвечают, только ты не слышишь? Или тебе не дают их слышать.

Я внимательно посмотрела на заключенного: откуда он только такой тут взялся?

— На меня не действует магия, — отмахнулась я от пусть и интересного, но всё же ошибочного предположения.

— Магия, может, и не действует, а вещества? В здешнюю еду можно подмешать что угодно, а главное — совершенно незаметно. Такое, уж прости, дерьмо трудно испортить.

— Меня посадили на жесткую диету, если вы не заметили.

— Но утром–то кормили, а могли не кормить совсем, — резонно заметил сосед напротив.

Я снова начала мерить шагами камеру. Слова человека подарили надежду — возможно, ложную и весьма эфемерную, но это лучше, чем сидеть сложа руки и жалеть себя. Конечно, жалеть себя — занятие очень приятное и временами необходимое, но в меру и в нужное время. Вот выберусь отсюда — обязательно себя пожалею, с чувством, с толком, с расстановкой. Подготовлюсь к жалению как следует — например, в горячей ванне или теплой постельке. А пока что условия для жаления совершенно неподобающие, да и окружение подобралось несколько не располагающее. Впрочем, Луаронас с Ультом — тоже не лучшая компания для жаления себя любимой: вряд ли они поймут мои страдания, скорее засмеют. Так что предаваться жалости, за неимением подходящих зрителей, буду в одиночестве.

Вот уже и стимул нужный для побега появился, и боевой настрой за ним подтянулся. Пришла пора проверить: слышат ли меня духи? И откликнутся ли на мой зов снова? Я тряхнула головой, отгоняя сомнения. Я справлюсь. Справлюсь.

Конечно, в прошлый раз мне помог костер. С ним пошло бы проще, но ведь это не единственный источник силы и света. Главная сила — та, что живет внутри меня, а свет…

Из крохотного оконца, предназначенного скорее для вентиляции, чем освещения, шел тоненький лучик лунного света, который я поймала рукой и потянула за собой.

Как нитка пряхи, тянущаяся от веретена, тонкий белый луч подчинился моим пальцам, вливаясь в подставленную лодочкой ладонь, а потом растекаясь по руке мелкими блестящими каплями. Повинуясь инстинктам, я всплеснула руками, разбрызгивая вокруг собранный свет. Мелкие фосфоресцирующие точки зависли вокруг, окружив меня, как крохотные звезды. Звезды, горевшие для меня одной, разгоняя тьму камеры. В прошлый раз огонь дарил тени, а теперь луна дарит свет — к нему, будто мотыльки, станут слетаться духи, которых мы призовем вместе.

Наверное, первый же хлопок перебудил всех моих соседей — возможно, мне что–то кричали, даже наверняка. Но я отдалась подхватившим меня в сумасшедшем танце огням, становящимся ярче и крупнее. Почему эта камера казалась мне раньше слишком тесной? Сейчас я кружилась по ней, не замечая границ, не замечая оков на ноге, не чувствуя ограничения цепи. Никаких ограничений больше не существовало — есть только мой танец, сопровождающийся хлопками и выкриками. Мы распахнем двери, откроем замки и сбросим цепи. Мы, духи природы, земли, камня, духи всего живого, откликнувшиеся на мой призыв.

— Хей! — и я выбрасываю руку, за которой устремляются огни, выросшие до размеров крупного яблока, уже не белые, а цветные, наполненные силой.

Первый, пролетевший сквозь замок на решетке, звонко щелкнувший затвором, последовал дальше, к другим клеткам, а за ним через распахнувшуюся дверь ринулись и остальные, разлетаясь по всем концам тюрьмы. Один огонек задержался, покружив вокруг моей скованной цепью ноги, прошел через маленькую замочную скважину. Лязг упавшего металла о каменный пол показался мне лучшим звуком на свете.

Выскочив из камеры в состоянии неописуемой эйфории, я бросилась вперед, за мной с криками выбегали из своих камер и другие заключенные, которых теперь не держали ни решетки, ни браслеты, сдерживающие магию и ограничивающие передвижение.

— Покажем здесь всем! — раздался боевой клич, и освобожденные ломанулись в открывшуюся дверь тюрьмы.

Да здравствует свобода!

Сонные охранники, не понимающие, что происходит, не могли сдержать натиск ликующей толпы бывших узников. Открывая дверь за дверью, я заметила караулку с оружием, в которую сразу набилось несколько человек, хватая со стоек мечи,