Крид: ЗА ОРДУ!!! - Сим Симович
Глава 6
Чертоги Архангела Михаила, выкованные не из камня, а из самой Тьмы, вздымались над Бездной подобно ледяным пикам, выросшим из чрева Ангабанда. Мрамор же был не мрамором, а скованной вечностью, пронизанной искрами небесного огня — бледными отблесками павших звёзд, призрачным сиянием потухших солнц, мерцающим светом погибших богов. Этот свет, благодать Архангела, не просто освещал, но пронзал саму суть камня, выжигая на нём призрачные образы павших легионов, их агонию и отчаяние, запечатлённые в каждой трещине, в каждой ледяной жиле, в каждом изломе мрачной породы. Холодный ветер, пронзительный, как стоны умерших, шептал забытые имена, проносясь сквозь бесконечные залы.
В этих бескрайних залах, подпираемых колоннами из обсидиана — чёрными, как сама Ночь, колодцами в бездонном провале, царила тишина, давящая, как вес миров. Тишина, пронизанная шепотом Ветра из Запределья, проникающего через невидимые порталы, раскрывающиеся в куполах, словно немигающие глаза великого зверя, наблюдающего из тьмы за суетой миров. Купола же были увенчаны символами, высеченными из самой сущности бытия, символами божественного гнева и вечного одиночества, и казались бесконечными, отражая в своём холодном блеске Анфаласс — расколотый зеркальный лик разрушенного неба. В этих отражениях можно было увидеть призраки Древних Войн, призраки погибших войск, и бесконечное одиночество Архангела.
На возвышении, посреди зала, стоял трон, высеченный из белого мрамора, ослепительно яркого на фоне окружающего мрака. Белоснежная чистота была испещрена тончайшими прожилками обсидиана, чёрными, как ночь, рисующими на его поверхности сложные, загадочные узоры, словно застывшие молнии. Этот огромный трон, работы неизвестных мастеров, казался одновременно хрупким и несокрушимым, символом и безупречной чистоты Архангела, и его вечной борьбы с тьмой. На нём, с горделивой осанкой, сидел Архангел Михаил, его фигура, освещённая небесным светом, казалась вырезанной из самого света, в резком контрасте с окружающей тьмой.
Перед троном, в центре зала, возвышался огромный мегалит, исписанный древними рунами, сияющими тусклым, зловещим светом. Руны рассказывали историю забытых богов и вечных войн. В самом сердце мегалита, пронзая камень насквозь, застыл Меч Судеб — клинок из адского огня и ледяного кристалла, когда-то принадлежавший поверженному богу войны. Клинок, приобретённый Архангелом Михаилом в бою, теперь служил вечным напоминанием о победе света над тьмой, о великой жертве и бесконечном одиночестве великого воина.
Стены чертогов не были украшены, они сами были историей — полотно вечности, испещрённое застывшими моментами божественных битв. Световые вихри, сгустки неизбывной энергии, призрачные тени павших богов, переливались на их поверхности, рассказывая безмолвную сагу о вечном противостоянии Эру и Моргота в далёких мирах, о борьбе света и тьмы. Тьма же не была пустотой — это была живая сущность, дышащая холодом и отчаянием, вечно накатывающаяся волна на несокрушимые, но измученные стены божественной твердыни. И в этом вечном противостоянии, в ледяном объятии света и тьмы, заключалась вечная боль и неизбежное одиночество Архангела Михаила. Каждый отблеск света на мраморе — это символ его непреклонной воли, его нерушимой веры, и его бесконечного одиночества в бескрайней тьме Армагеддона. Он стоял один, в своих ледяных чертогах, вечный страж на грани между светом и тьмой.
Мраморный трон Архангела Михаила, высеченный из белоснежного камня, пронизанного изящными прожилками обсидиана, то и дело вспыхивал непредсказуемыми всполохами света. Словно живое существо, он дышал, пульсируя волнами шартрезного и бирюзового сиянием, напоминающим о далёких, забытых эпохах божественных битв. Эти вспышки, краткие и яркие, пробегали по поверхности трона, озаряя резные узоры, выполненные с неземной точностью, и на мгновение превращая холодный мрамор в живой огонь. Казалось, сам трон не способен удержать в себе эту бурлящую энергию, и она вот-вот вырвется наружу, поглотив всё вокруг в сияющем вихре.
Однако это сияние было недолгим. В следующий миг, как только вспышка достигала своего пика, из глубины белого мрамора всходило сияние совершенно иного рода — могущественный, непреклонный свет, излучаемый самим Архангелом. Этот свет был безупречно чист, беспощадно ярок, и он мгновенно выжигал все прочие цвета, оставляя после себя только глубокие, чёрные, как бездна, линии обсидиановых прожилок. Они словно проступали из глубины камня, подчёркивая свою вечную, непоколебимую сущность. В этом мгновенном противостоянии двух сил — бурлящей, непредсказуемой энергии и спокойной, могучей грации Архангела — заключалась вся суть его вечной борьбы со старым противником. Свет трона словно признавал силу древнего оппонента, его вечное присутствие в самой сути божественного престола.
Бесконечность тяготила Михаила. Не вечная война, не бремя ответственности за судьбы миров — нет. Тяжелее всего была сама вечность, безбрежная и неизменная, словно застывшее море под мертвенно-серым небом. В ледяных чертогах, высеченных из антрацитового мрамора, царила не тишина, а глубокий, давящий шум времени — неумолимое тиканье веков, непрерывный поток событий, протекающих мимо, словно призраки. И в этом потоке он оставался один, вечный страж, обречённый на бесконечное служение.
Его мраморный трон, пронизанный прожилками обсидиана, пульсировал призрачными вспышками шартрезного и бирюзового, отражая бурлящую в нём энергию миллиардов жизней. Но Архангел не чувствовал этого сияния. Он погрузился в себя, в бескрайние чертоги своего ума, ища утешения в забытых воспоминаниях, в призрачном эхе прошедших битв.
Там, в глубине его бытия, он видел не только великие победы и торжества, но и бесконечные потери. Лица павших воинов, взгляды погибших богов, шёпот умерших миров — всё это наполняло его сердце глубокой, неизбывной тоской. Он видел бесконечный поток кровопролитий, безжалостный круговорот жизни и смерти, и в нём не было ни смысла, ни цели. Только вечный цикл войн и разрушения.
Усталость пронизывала его, эта глубокая, до костей усталость, казалось, была частью его самого. Он жаждал покоя, но не того пассивного бездействия, что приносит забвение, а глубокого, истинного покоя, что ждёт после конца всего. Не безмолвия в небытии, а спокойствия после величайшего торжества, после победы над самой тьмой. Архангел мечтал о грандиозном огненном финале, о миге, когда всё завершится, когда он сгорит в горниле войны и Рагнарёка, очистившись от бремени вечности. Тогда, и только тогда, он сможет наконец-то найти истинный покой. Но до этого ещё предстояло пройти бесконечно долгое путешествие по туманному морю времени. И это значительно усиливало и так невыносимую тяготу вечности.
Бесконечность давила не только весом времени, но и грузом воспоминаний. Они накатывали на Михаила волнами, каждая — удар бушующего моря в берег его исстрадавшейся в край души. Лица павших братьев и сестёр, любовь и печаль, смерть и надежда — всё это проносилось перед его внутренним взором,