Война без людей - Харитон Байконурович Мамбурин
Сначала был побег. Убедившись, что никаких живых целей рядом не наблюдается, я тогда рванул из городу через ту полузаброшенную базу. Прибив там пару-тройку непонятных идиотов, лазящих по развалинам, я удостоверился, что Машкой рядом и не пахнет, а значит, почти всё, что сделал — было зря. Зараза успела улепетнуть и теперь, до самой своей смерти, которая может прийти совсем не завтра, как мы знаем по Безликой и Коробку, будет портить Юльке взгляд на жизнь.
Потом я улетел в лес, далеко. Там мне не понравилось — слишком много ползающей, летающей и орущей сволочи, не дающей даже пострадать спокойно. Точнее, мешающей прийти в себя. Выплюнув изо рта жука размером с полкулака, я превратился в туман и устремился в море. Там было потише, органы чувств перестали страдать от звуков разной тропической ереси, но легче не становилось. Вися туманным облаком на одном месте, я банально заскучал. А еще зуд, помните? Внутренний. И жжение. К ним было нельзя привыкнуть.
Тогда я, затратив всего каких-то пару часов на размышления, и принял решение добираться назад, в Союз. Принял и… отправился тем самым облаком куда глаза глядят. А что еще оставалось делать? Уже улетел далеко, берега не видно. Да и не парился особо по поводу — туда я лечу или нет. Мне просто нужна была какая-то цель, которая будет отвлекать от внутреннего поганого состояния. Желательно, чтобы до самой смерти.
Большего и не надо.
Я летел, вроде бы летел по делу, думал о кошке и мне становилось легче.
Затем повстречался сухогруз. Маленькие смуглые матросы большому высокому мне, стоящему на палубе с рукой, прижатой к морде лица, совсем не обрадовались, но особо не истерили. Вышедший капитан с лицом потомственного чемпиона атлантического алкоголизма, нахмурившись, выслушал мою просьбу показать пальцем в сторону Европы, сходил за картой и компасом, а потом, сверясь по карте, уверенно ткнул пальцем. Кивком поблагодарив его, я полетел в указанном направлении. Видимо, что-то напутал, либо мстительный алкаш меня не туда направил, потому что землей, которую я увидел через несколько суток полёта, стал отнюдь не африканский берег, а вполне себе пошлый южноамериканский Барбадос, как рассказал на ломаном английском сильно испуганный местный житель.
Отпустив его на волю, я отлетел на несколько километров вдоль берега, а затем, найдя местечко поукромнее, взял и заснул. Не знаю зачем, надеялся, станет легче. Что напряжение изнутри если не ослабнет, то станет не таким… напряженным. Что я снова почувствую… что-нибудь. Ну, знаете, хоть какую-то эмоцию?
Понимаете, уважаемая публика, я всю эту свою жизнь прожил по принципу «надо напрячься, надо держаться, надо постараться — потом всё обязательно будет хорошо». Но постепенно эта иллюзия слабела. К моменту, когда Нина Валерьевна Молоко с удивлением сказала: «Витя, да ты, наверное, теперь биологически бессмертен», я уже почти полностью расстался с иллюзиями насчет светлого завтра. С планами тоже.
Проснувшись, я действительно почувствовал себя немного лучше. Свежее. Призраки убитых людей отступили, воспоминания, как я отрываю куски от стен, чтобы метнуть их почти наугад в воздух, пытаясь сшибить очередного летуна… тоже. Тогда, совсем не понимая зачем и почему, я решил прогуляться по берегу ногами. Подышать воздухом. Может быть, даже принять решение… остаться здесь до конца. Барбадос же, тропики. Солнце светит, море чистое, я красивый. Наловить пожрать или высечь огонь мне не стоит совершенно ничего. Жилплощадь? Так вон скалы. Выдолбить себе пещеру — час работы, натаскать в неё плавника или соломы — еще полчаса.
Зачем мне возвращаться?
Обрадовать любимых девчонок своим медленным умиранием? Или быстрым? Я же понятия не имею, сколько мне осталось. Может, в ножки Нине Валерьевне броситься, мол, скажите мне, пазязя, что я буду жить? Или что мне еще делать? Восстановить справедливость? Какую такую справедливость? Её нет. Есть взрослые игры, в которые Витя наивно втащил кучу народа, думая, что продавит всё чистой силой. Итог? Закономерен.
Так и я думал, гуляя вдоль прибоя, приблизительно где-то час. А потом сорвался в полёт, и снова — неизвестно куда. Даже никого не поймал направление узнать. Просто… полетел.
Куда-то. Но максимально быстро, чтобы из сознания выбило идею отправиться в Америку и отблагодарить эту прекрасную страну за их «героев». Меня аж скрутило от такого желания. С одной стороны, обоснованное оно, конечно, с другой — я прекрасно помню, что было в аргентинском городе. Думаете, мы просто разрушили несколько десятков зданий, из которых все успели эвакуироваться? Думаете, все обычные люди успели удрать? Думаете…
Нет, ничего подобного. Ни-че-го.
Летел я куда глаза глядят. Дважды натыкался на небольшие яхты. Оба раза брал их на абордаж. Ничего особенного, просто внезапно на палубе появляется голый хам, жрёт чужую еду, а потом, проверив, что у испуганного до усрачки владельца и пассажиров нет оружия, заваливается спать. Почему-то спать именно хотелось…
В общем, я даже не удивился, когда меня вынесло на Ямайку, причем прямо на какую-то зверски огромную тусовку преимущественно белокожих и англоговорящих граждан, зверски бухающих, употребляющих и сношающихся, где придётся. Играла громкая музыка, люди были молоды, и они сразу стали в каком-то непонятном восторге от меня. Позже, уже как следует выпив, я разобрал, что забалдели они от моего внешнего вида (роста, мускул, всего такого), а уж когда выяснилось, что пришелец не тупой и может в английский, просто не соображает из-за шума, то всё стало куда интереснее.
Вся эта пляжная тусовка оказалась каким-то странным хиппи-фестивалем. Ну, то есть они, как самые настоящие хиппари, шлялись частично голыми, трахались, не особо выбирая партнеров, принимали вещества и курили что-то нелегальное (я пробовал всё, чем угощали, в надежде, что что-то поможет с головой и внутренним напряжением), но при этом не пропагандировали мир во всем мире, а просто оттягивались по полной. Рэгги если и звучало, то чисто местное, гаитянское там или ямайское, я так и не понял.
Но было хорошо. Нося бумажную маску, и ничего кроме, я несколько дней самым пошлым образом тусил в этом коллективе, расплачиваясь за местную щедрость погрузочно-разгрузочными работами — ежедневно приезжали грузовики с продуктами, а заодно выполнял функции охранника от акул и изредка катал наиболее понравившихся мне людей по воздуху. Мужчин за выпивку, женщин за секс, благо они все, как на подбор, были молоденькие, разбитные и на всё готовые, особенно с неосапиантом, от которого не залетишь.
Затем, когда всё надоело, я положил маску на песок, спёр совершенно никому не нужный смешной маленький компас, сделанный в виде детских часов, сверился с картой, лежавшей в одном из грузовиков, и полетел, держа курс строго на Лиссабон.
В тот момент, я уже худо-бедно соображал, не залипая часами на одну и ту же мысль. Кошку так вообще из головы выкинул, ну не могла же бабушка Цао с ней плохо обойтись? Но теперь, без этих долгих вялых мыслей выяснилось, что сутками лететь над волнами ужасно скучно.
— «Виктор Анатольевич, при всём моем уважении к вашей совершенно бессмысленной целеустремленности, я не могу дальше молчать, поэтому выдвигаю на повестку дня крайне своевременное предложение!»
— «Какое же, Виктор Анатольевич⁈ Я вас таки внимательнейшим образом слушаю!»
— «Мы, уважаемый мой товарищ, находимся в уникальном положении, которым просто обязаны воспользоваться! Понимаете? Обязаны!»
— «Отставить п*здеть, старший лейтенант! Ближе к телу!»
— «О нём и речь! Вспомни все тренировки и испытания, что проходил в НИИСУКРС! Тебя всегда ограничивали, ты всегда работал на полшишечки, развернуться было невозможно! Молоко постоянно гундела о том, что всё вокруг казённое, что тебе надо сдерживаться, что при несоблюдении мер безопасности ты сам себя можешь разорвать на части! Вспомни, какой она была душной! А теперь вспомни Аргентину! Чувак, тебе минимум пять раз повредили атаками мозг! Можно сказать, что промахнулись, типа не задели, но мы же тут не шутки шутим, так? Еще как задели. Ты тупо восстанавливал себя через туман, прямо как…»
— «Чистый…»
