Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад
— Кто? — недовольно прошипел он из-за дверей квартиры, когда теперь уже я приехал просить помощи и поддержки.
«Глазок же имеется, что ты спрашиваешь?» — подумал я и на весь подъезд громко гаркнул:
— Дед в пальто! Предъявите документы! Дом окружён! Сопротивление бесполезно!
— Слушай, племяш, приезжай завтра, — забубнил дядя Йося, приоткрыв дверь и посмотрев по сторонам.
— Некогда завтра, — проворчал я. — И послезавтра тоже. Дело пахнет керосином, открывай.
— Даже так? — пролепетал мой дальний родственник и впустил в прихожую, затем немного помялся и, кивнув головой, добавил, — мы с Симой пока не разговариваем. Пошли на кухню.
«Да хоть в уборную», — буркнул я про себя, но прежде чем вываливать на голову дяди Йоси животрепещущие проблемы, чинно, благородно и степенно выпил две кружки чая и налил себе третью. Мне захотелось своего дальнего родственничка довести до кондиции, потомить неведением и помучить многозначительными загадочными взглядами.
— Хватит, пить, — наконец прошипел дядя Йося. — Говори, зачем пришёл и до свидания.
— Срок нам с тобой светит, товарищ Шурухт, — тяжело вздохнул я и, встав из-за стола, подошёл к окну и посмотрел во двор, где на асфальте виднелись последние сохранившиеся буквы нашего хулиганского любовного послания: «я тебя л».
— За что? Прости меня Господи, — усмехнулся дядя Йося.
— В следующий понедельник на худсовет в Госкино принимать наш детектив приедет товарищ Суслов, — проворчал я. — Тебе и мне грозит пропаганда антисоветского образа жизни. Мне как режиссёру, тебе как директору картины. Но выход есть, — шепнул я и с большим удовлетворением заметил, что глаза дяди Йоси оживились, испугано забегали, и ему снова захотелось жить, зарабатывать деньги и много чего ещё.
— И какой у нас имеется выход? — проплетал он.
— Нужно чтобы ты совершил акт самосожжения, — произнёс я равнодушным голосом. — Как приедем в Москву, выйдешь на площадь трёх вокзалов, окатишь себя керосином, а остальное всё сделает случайная искра огня. А из искры возгорится пламя. Да, шучу я! Шучу! — заржал я, видя перекошенное от страха лицо дяди Йоси.
— Юмор у тебя, как у покойника, — перекрестился мой дальний родственник. — Однако ситуация не из приятных. Посадить не посадят, а вот уволить могут. Есть какие-то нормальные идеи?
— Ес, оф кос, — кивнул я. — В пятницу в АПН будет праздник посвящённый началу нового учебного года. И организатором его является дочь товарища Брежнева Галина Леонидовна. Она в этом агентстве как бы работает редактором, когда у нее, конечно, есть на это желание. Поэтому собирай музыкантов, будем записывать целую танцевальную программу для сотрудников АПН и для Галины Брежневой.
— Хочешь показать наш фильм дорогому товарищу Леониду Ильичу? Секретарю ЦК КПСС? — допетрил дядя Йося.
— Другого выхода просто не вижу, — пожал я плечами. — Вот такая «ша-ла-ла-ла».
* * *В послевоенное время общежития ВГИКа были разбросаны по нескольким адресам. Институт снимал комнаты в Мамонтовке, несколько этажей в бывшем женском монастыре на Зачатьевской и имел двухэтажный дом на Лосиноостровской. Жили тогда студенты бедно, но весело. Позже многие эпизоды того послевоенного быта вошли в фильм Петра Тодоровского «Какая чудная игра». Было дело и вместо торта подкладывали кирпич. И актёр Николай Рыбников прятался в шкафу и, эмитируя радиопередачу, объявлял радостным студентам, что идя навстречу пожеланиям трудящихся, правительство вновь опустило цены на водку и селедку.
А в оттепельные 60-е общежитие ВГИКа переехало в Ростокино, поближе к самому институту кинематографии. Вот именно к этой пятиэтажке вечером в четверг 27-го августа прибыл и я, неся за собой большой и тяжёлый рюкзак. И если бы не американские джинсы на моих ногах, то меня вполне можно было бы принять за очередную «деревенщину», которая с мешком картошки приехала покорять Москву. Я же прибыл в столицу советского союза, чтобы отстоять своё законное право снимать кино мирового уровня, ковать славу себе и всей отечественной киноиндустрии.
Однако план, который я себе нафантазировал, имел много уязвимых мест. Например: если мой завтрашний музыкальный сюрприз для сотрудников АПН не будет по достоинству оценен Галиной Брежневой, то что тогда? Сушить сухари? На глазах товарища Михаила Суслова изображать помутнение рассудка? А ведь в психбольнице будут колоть организм какой-нибудь химической отравой, которую я могу и не пережить. Поэтому мне, как разведчику Штирлицу, никаких прав на ошибку не оставалось. Для феерического концерта мне требовался такой помощник, чтоб Брежнева позабыла о двух своих теперешних мужьях и потеряла дар человеческой речи. Мне нужен был Олег Видов, который проживал в этом самом общежитие ВГИКа.
— Вы к кому, молодой человек? — остановила меня на вертушке полненькая женщина примерно 50-и лет.
— Как к кому? — удивился я. — Я учиться приехал. Мои мама с папой последние деньги за джинсы отдали. И теперь у меня только одна дорога — вперёд к свету знаний, в общагу.
— Документы покажи, шустряк! — рявкнула вахтёрша, когда я попёр с наглым лицом через вертушку.
— Так они в рюкзаке, — жалостливым голосом произнёс я — под картошкой, под тушёнкой, под крупами и салом. Я как в комнате разгружусь, сразу сюда прибегу и покажу корочки студента.
— Кхе, — крякнула женщина, — на актёрский что ль поступил? Из деревни? И сало, небось, домашнее?
«На вахтёрский я поступил, буду изучать науку пропускать», — пробурчал я про себя и мило улыбнувшись, произнёс:
— А как вы догадались?
И тут в дверь общежития забежали громкоголосые девчонки в количестве пяти симпатичных граций. Я посторонился в сторону, давая им пройти. А вахтёрша возьми их, да и спроси:
— Девочки, это ваш студент, с актёрского?
И эти «егозы», вместо того чтобы подыграть человеку, которому нужно проникнуть внутрь и там сегодня переночевать, стали меня внимательно разглядывать со всех сторон и цокать языками.
— Вроде наш, а вроде и не наш, — захихикала девушка очень сильно похожая на актрису Светлану Старикову, которая сыграет Зосю Синицкую в «Золотом телёнке». — Тань, глянь, я что-то разобрать не могу.
Вахтёрша тут же напряглась, чувствуя подвох, а эта вторая Татьяна, очень сильно похожая на Татьяну Иваненко, будущую актрису Театра на Таганке, которая до одури влюбиться в Высоцкого, бойко и борзо спросила:
— Как фамилия, студент⁈
— Андрей Челентанов, — буркнул я, после чего все пятеро девчонок грохнули от смеха и, успокоив вахтёршу, заявили, что я с их родного актёрского факультета.
Глава 17
— Привет, Олег, — поздоровался я, войдя в крохотную общагинскую комнатушку с четырьмя кроватями по краям и одним столом в центре у окна.
— Феллини? — проплетал Олег Видов, который до моего появления, развалившись поверх байкового одеяла, читал какую-то потрёпанную книженцию.
— Андрей Челентанов, — хохотнул я, показав знаком, что пока обо мне ни слова. — Я тут инкогнито из Петербурга в Москву. Ха-ха.
Затем я по-хозяйски поставил тяжеленный рюкзак на стул, отметил про себя, что Видов в комнате один и это очень кстати, и снял с ног не очень удобные американские кроссовки. Честно говоря, подготовка к встрече с дочерью товарища Брежнева влетела в изрядную копейку, а если быть точнее, то в тысячи копеек и рублей. Ибо кроме новеньких джинсов, рубашки и кроссовок для себя, мне пришлось приобрести голландский катушечный магнитофон «Philips EL3586» и ещё одну рубашку и вражеские «Вранглеры» своему товарищу Олегу, будущему царевичу Гвидону и героическому «Всаднику без головы».
— Как ты меня нашёл? — продолжал тупить он.
— Это элементарно, Ватсон, — усмехнулся я. — Съёмок у тебя пока нет. Ты сам это говорил. Озвучивание детектива мы закончили, с концертами по Ленинградской области прокатились. А возвращаться к родной тётке в Томилино и жить до начала учебного года в полусгнившем бараке — это не вариант. Я прав?
