Позывной «Курсант» - Евгений Прядеев
— А теперь сам! Сам, говорю! Повторять! Я вас научу Родину любить! Вы у меня быстро ума-разума наберетесь!
Шипко обвёл остальных детдомовцев, которые рассредоточились по комнате, суровым взглядом. Судя по выражениям лиц моих товарищей, они бы с гораздо большим удовольствием сержанта государственной безопасности утопили прямо сейчас в одном из ведер.
— Да мы ее уже так любим, что глаз на жопу лезет… — тихо пробормотал Лёнька. — Скоро со всех щелей эта любовь попрёт…
Он как раз проходил мимо со вторым ведром, наполненным чистой водой, за которой пришлось таскаться на улицу. Там, с торца здания, имелся здоровенный кран, который, по словам все того же Шипко, будет нам служить и умывальником, и душем, и источником воды для хозяйственных нужд.
— Я не понял, Михалёв! У тебя какое-то недовольство прозвучало?! — тут же вскинулся Николай Панасович на Лёнькины слова.
— Ни в коем разе, товарищ сержант государственной безопасности! — бодро рявкнул в ответ Лёнька. — Ах ты ж, сука!
Он вдруг нелепо взмахнул руками, причем даже той, в которой было полное ведро, подкинул смешно ноги вверх и плюхнулся прямо на зад, опрокинув почти все содержимое ведра на себя.
— Заяц, млять! — выругался от души Лёнька, распластавшись в луже воды. — Ты на хера тут мыло оставил!? Придурок…
— А вот это, Михалев, верное замечание по содержанию, — Шипко подошел ближе, наблюдая с усмешкой за Лёнькой, который начал как раз подниматься. — Но неверное по форме, в рот вам ноги! Нет больше Зайца. Ясно? Есть Зайцев. А ещё вернее слушатель школы особого назначения Василий Зайцев. Понятно?
Сержант госбезопасности ткнул пальцем в Васькину сторону.
Потом развернулся к остальным. Все семь человек корячились по комнате, заканчивая ту работу, которую распределил поимённо этот местный Мойдодыр.
— Вот он — Либерман, а не Бернес. Это — Разин, а не Подкидыш. Тут у нас — Иванов, а не Рысак. Корчагин, а не Склизкий… — Называя каждого детдомовца по фамилии, Шипко подходил ближе к тому, о ком шла речь, и чуть ли не в лицо совал ему свой толстый, похожий на сардельку, палец.
Я оказался последним в списке.
— Ну… тут Реутов. Даже удивительно, чего это он у вас без прозвища… Значится так! Вы эти замашки свои уличные чтоб забыли в момент! Ясно?! И прошлую жизнь тоже! Все! Нет больше беспризорной шпаны! Нет воспитанников детского дома! С чистого листа все. С маленького росточка. И чтоб из этого росточка получился крепкий, надежный дуб, необходимо смотреть только вперёд! Ясно?!
— Во млять… Теперь мы еще и дубы… — снова высказался Подкидыш, но само собой, так, чтоб Шипко его не услышал. Есть подозрение, Николай Панасович вполне способен перейти от словесных нравоучений к физическим.
А еще меня удивило вот что. Сержант, между прочим, видит нас первый раз в жизни. Мы час назад вообще не подозревали о его существовании. Однако, он уже не просто различает всех детдомовцев, а наизусть помнит имена, фамилии и даже прозвища. Семь человек, конечно, не семьдесят. Согласен. Но и Панасыча, если судить по внешности, никак не заподозришь в глубочайшем интеллекте и фотографической памяти. Встретишь такого на улице в воскресный день без формы, так и внимания не обратишь. Обычный колхозник, который картошку на рынке продать приехать. Сравнить, к примеру, его с тем же Клячиным. Тот — волчара. Один взгляд чего стоит. Аж пробирает.
— Родина дала вам шанс стать людьми, а вы не хотите им воспользоваться! Босяки с уголовными привычками могут не тратить время и сразу отправляться восвояси! — продолжал разглагольствовать Шипко, как будто не в бараке стоял перед детдомовцами, а на заводе партийный митинг проводил. Да и к тому же, знаем мы это «восвояси». А то прям с секретного объекта кого-то из нас запросто отпустят. — Здесь же вам придется стать настоящими людьми, ежедневно доказывая себе и своим товарищам, что Родина в вас не ошиблась! Это понятно? И самое главное! Помните, теперь вы — одно целое. Кулак!
Шипко сжал руку, а затем показал нам для наглядности, каким именно кулаком мы должны быть.
— Да поняли, поняли… — Лёнька, которого пацаны называли Старшой, кряхтя и потирая задницу, встал на ноги. — Просто слушатель Василий Зайцев тут вон мыло в луже бросил. Гнида криворукая…
— Вот и объясни товарищу, что он не прав! В рот-компот! Нормально объясни, по-человечески, — Шипко окинул взглядом спальню, а потом довольно высказался. — Ну, вот. Молодца! Сейчас Разин с Реутовым свои квадраты закончат и все. Помещение готово к заселению. Уборка — дело нужное. До уборки сарай, а теперь — хоромы.
— Мы вообще были не против сарая… — снова буркнул Подкидыш. Потом отодвинул щетку, вскочил на ноги и громко отрапортовал. — Разин свой квадрат закончил!
— Разин хвосты коровам крутит на Смоленщине, а здесь слушатель Разин! Я что, непонятно объясняю? — нахмурился Шипко.
— Никак нет, — исправился Подкидыш. — Слушатель Разин уборку своего квадрата закончил!
— Вот, то-то же, едрёна вошь!!! — одобрительно кивнул сержант и уставился вопросительно на меня.
Я пару раз теранул свой участок, заодно зацепил лужу, которую оставил Лёнька. Мне не жалко, а закончить этот день ПХД хотелось уже очень сильно. Затем отодвинул щетку и поднялся на ноги.
— Товарищ сержант, слушатель Реутов уборку порученного квадрата закончил!
— Хто-о-о-о?! Хто я?! — рявкнул Шипко. У него аж глаза кровью налились за одну секунду.
— Товарищ сержант государственной безопасности, слушатель Реутов уборку закончил! — исправился я, мысленно желая ему провалиться вместе этими «государственными безопасностями» к чертям собачьим.
— Во-о-от… Теперь — хорошо… Стройся! — Выкрикнул Николай Панасович с каким-то нездоровым восторгом.
— Да ну на хрен… — застонал Подкидыш, который стоял ко мне ближе всех. — Что еще?
— Значится так, черти… — Шипко заложил руки за спину, с любопытством наблюдая, как мы становимся в рядок. Рядок этот, правда, вышел в итоге кривоватым, но наш наставник по уборочным делам, решил, видимо, к такой мелочи уже не придираться. — С сегодняшнего дня я стану для вас ближе родного отца и практически родной матерью. Так что радуйтесь, черти. Вы
