Конец кошмара (СИ) - Swfan
Когда женщина упала на деревянный доски, на эшафот поднялся мужчина в чёрной мантии — священник.
— Спрашиваю Вас последний раз, — проговорил он глубоким и певучим тоном проповедника. — Вы готовы исповедаться в своих грехах?..
Женщина помялась и кивнула. Священник сложил руки, повернулся и с непроницаемым выражением на лице уступил своё место палачу, который стал деловито закреплять её голову в колодки. В это время глашатай прочитал имя приговорённой:
— Графиня Руа Де’мон, заражённая тёмными силами, обрекается на очищение небесным светом…
Лишь тогда она принялась брыкаться, но была к этому времени настолько обессиленной, что её попытки вырваться напоминали конвульсии.
Наконец палач развязал верёвку и одним движением сорвал мешок. На секунду женщина попыталась удержать его зубами — бессмысленно. Вскоре её бледное, орошённое капельками пота лицо открылось солнцу.
Я увидел его всего на секунду, после чего его немедленно скрыла завеса плотного серого дыма; раздался крик, повеяло горелым мясом. Кожа у неё на лице вскипела и быстро закапала на деревянные доски. Воцарилось молчание. Великая толпа пристально наблюдала за происходящим. В глазах у людей не было триумфа, не было страха, но только неподдельный интерес наподобие того, с которым заворожённый ребёнок смотрит на улитку, когда посыпает её солью.
Время замедлилось. Почти остановилось. Это была не казнь, но долгая, мучительная пытка. Процесс умерщвления растянулся на минуты, каждая из которых казалась бесконечной.
Вдруг меня схватили за руку. Я вздрогнул, повернулся и увидел, что это была Эстель. Вид её бледного лица привёл меня в чувства. Я прищурился и стал внимательно смотреть по сторонам.
Помочь Руа я был не в состоянии.
Я мог только наблюдать за её медленными умиранием и слушать крики, которым, казалось, не было конца.
Лишь когда прекратились последние конвульсии, — видимо потому что у неё остановилось сердце, — палач приоткрыл колодки и бросил её труп в заранее приготовленный ящик.
В этот момент я снова заметил её лицо, и перед глазами у меня мелькнул образ. Леон знал эту женщину. Она была его подругой. Однажды они вмести пили вино сидя на заднем дворике её поместья. Она пыталась его совратить. У неё был необычный, но приятный гортанный смех.
Крышка гроба закрылась.
Казнь закончилась, и люди стали неторопливо расходиться.
И только я стоял на месте и продолжал следить за эшафотом. Только взгляд мой был направлен вовсе не на палача-паладина, — которого я всё равно запомнил, — но священника в чёрной робе, который поднимался в карету. Когда она пришла в движение, я быстро направился за ней.
51. укус
Согласно старинному закону, приговорённому на смерть позволяют исповедаться. Исповедь происходит в приватной обстановке, если только заключённый не проявляет чрезмерного упорства. В данном случае священник говорил про «третий раз». Значит, до этого момента женщине предлагали излить душу по меньшей мере дважды. Где? Её возили в церковь? Нет, слишком проблематично. Скорее всего они вызывали самого священника — вызывали в ту самую тюрьму, в которой держали вампиров.
Сперва я волновался, что наше преследование заметят, однако вскоре стало понятно, что скрывать направление, в котором двигалась карета, никто не собирался. Её колёса гремели по неровной кладке старинных улиц пока не выехали на людную площадь, посреди которой возвышалось грандиозное здание столичного собора.
Священник вышел и прошёл через массивные каменные врата в помещение.
Двери за ним оставались открыты.
Любой желающий мог посетить обитель Божью и прочитать молитву.
Я воспользовался приглашением и осмотрел внутреннее убранство собора. Для посетителей — которых было великое множество согбенно сидящих на каменных скамейках — был открыт просторный зал, чёрные камни которого обливали светом многочисленные свечи. Священники время от времени использовали незаметную дверь в другом конце помещения возле алтаря, которая, насколько я понимаю, вела в их комнаты и опочивальни.
Я подвинул шляпу и стал задумчиво потирать накладные усы.
Всего у меня было два варианта.
Можно либо попытаться напрямую узнать у священника, где заключены вампиры, либо дождаться приезда кареты, которая должна была отвести его на место, и проследовать за ней. И так, и так я в лучшем случае доберусь до фасада темницы. Если противник не был сущим идиотом, — а до сих пор он действовал довольно разумно, — тюрьму охраняли. И не простые солдаты, а паладины. Сражаться с ордой последний в моём текущем состоянии будет немного проблематично.
Что же мне делать?
Я задумался… и вдруг понял, что был ещё один вариант. Предельно безумный и предельно рискованный, который, однако, мог принести мне наибольшую выгоду.
Я кивнул и ещё некоторое время просидел в согбенной позе, пока не закончилась молитва. Затем позволил толпе вывести себя на соборную площадь и присел на скамейку. Рассеянная Эстель усеялась рядом со мной. Я посмотрел на девушку. Нужно будет подыскать для неё подходящее место и…
Вздох.
…Использовать по назначению.
Найти не забитый постоялый двор оказалось проблематично; за маленькую комнатку пришлось заплатить двадцатикратную цену. Благо, я предвидел подобное развитие событий и взял внушительную денежную сумму.
Когда мы разместились в своей комнатушке, и Эстель закончила раскладывать вещи, между нами повисла неловкая тишина. Девушка присела на единственную (одиночную) кровать и посмотрела на свои сложенные на коленях руки. Я и сам немного замялся и наконец, поскрипывая сердцем, кивнул:
— Давай, Эстель.
Девушка кивнула, и на лице её, как ни странно, отразилось облегчение. Она положила на кровать свои беленькие перчатки и стала развязывать забинтованную ладонь, открывая длинную красную рану.
Почему я взял Эстель на столь опасную миссию? Потому что моему телу, телу Леона, нужна была человеческая кровь; не столько для пропитания (древние вампиры могли обходиться без еды многие недели), сколько для выздоровления после страшной раны, которую он получил в схватке против Великого магистра. Если бы не свежая кровь, которой снабжала его Эстель на протяжении последней недели, я бы едва ли смог подняться на ноги.
И поскольку я не знал, — и до сих пор не знаю, — сколько времени мне придётся провести в столице, мне пришлось взять девушку с собой. Можно было охотиться на местных жителей, но это было опасно и неправильно. В своё время я строго наказал Тали, Леону и всем остальными, чтобы они старались забирать чужую кровь на добровольной основе. Мы были добрыми и пушистыми вампирами, и потому преследование со стороны ордена было совершенно необоснованным.
И поскольку уже сегодня намечалась опасная операция, мне следовало направиться на неё с полным желудком.
Эстель достала из саквояжа серебристый ножик и антисептик, набрала побольше воздуха в лёгкие и уже собиралась вскрыть свою рану, когда я вспомнил одни момент и сказал:
— Постой, Эстель.
— Господин Леон?..
— Есть менее болезненный способ.
Когда я формировал образ вампира, я старался приписать последнему самые полезные свойства, которые встречались в местных легендах и литературе. Тот же вампирский укус я сделал совершенно гигиеничным и безболезненным. В этом плане мы напоминали комаров, которые наполняют свою жертву обезболивающим, — только без неприятного последствия в лице чесотки. Более того, вампирский укус способствовал скорому заживлению раны и даже приносил своей жертве удовольствие.
До недавнего времени Леон находился в спячке, а потому Эстель приходилось самостоятельно резать свою ладонь и выжимать кровь на его пыльные серые губы. Но теперь можно было использовать более традиционный способ.
— Ах… Н-не нужно, господин Леон, — смущённо проговорила девушка.
— Не волнуйся; ты совершенно ничего не почувствуешь, — ответил я с добродушной улыбкой.
