Колхоз. Назад в СССР 5 - Павел Барчук
— Не верьте ему…Он гнида. Гнида и предатель. — Мужик подполз совсем близко и теперь пытался поймать мою руку, так понимаю, собираясь ее лобзать. Естественно, я всячески этого процесса старался избежать. Прям противно было. До тошноты мерзко. Это родной отец Жорика? Большая любовь Милославской? Жаль, ее сейчас тут нет. Хотел бы я посмотреть на выражение лица маман. Ведь именно этого человека она так безумно любила. Даже ребеночка родила. Фу! Стрем какой-то.
— Да встань уже! Хватит херней страдать!
Я перешел на «ты». «Выкать» этому подобию человека совсем не хотелось.
— Не надо меня никуда. Не убивайте. Крыса он. Крыса. Я Вам все расскажу. Все расскажу.
Евгений меня не слышал и упорно, стоя на коленях, продолжал ловить мою руку. В итоге, психанув, я схватил его за шиворот, подтащил к кровати и швырнул на постель.
— Все! Сидеть. Тут сидеть и говорить. Ясно?
Он затряс головой, а потом покосился на пустую бутылку.
— Выпить бы… А то сдохну. — Удивительное дело, но эта фраза звучала связно. Единственная из всего сказанного Женечкой.
— Выпьешь. Если мы сейчас с тобой договоримся. А вернее, если ты расскажешь мне все, что знаешь.
Евгений тяжело вздохнул. Очень тяжело.
— Помру ведь. — Выдал он скорбным, несчастным голосом и снова многозначительно посмотрел на пустую тару.
— Откачаем. Ну! О ком сейчас шла речь?
— Ну, как! Про Аристарха. Это же он Вас прислал? — Евгений всхлипнул и вытер затертым, застиранным рукавом своей рубашки один глаз, из которого начали катиться слезы. Не знаю, почему именно из одного. Видимо, одна половина страдала от воспоминаний о прошлом, а вторая продолжала страдать от похмелья.
— Так! Роли не путаем! Вопросы задаю здесь я. — Очень старался соответствовать образу представителя органов. Любых. Хоть каких-нибудь. Господи, как же удачно этот придурок допился до «белочки». Иначе ни черта бы у меня не вышло.
— Да, да, да…Конечно, конечно. — Женечка снова затряс башкой.
Вообще, хочу сказать, убого все это. Стоит напротив мужик, которому под шестьдесят. А на вид все девяносто. Настолько хреново он выглядит. И трясется. То ли от похмелья, то ли от страха.
— Теперь давай по-порядку. Слушаю. Все, что можешь рассказать по данному вопросу.
Евгений помолчал немного, а потом начал говорить. Речь у него выходила больше похожая на бред. Хотя бы потому, что он и строить нормально предложения разучился. Не знаю, каким уж Женечка был художником, сейчас он похож на полного идиота.
Из сбивчивого рассказа мне удалось с трудом вычленить следующее.
Евгений был реально уверен, что я — комитетчик, а прислал меня по его душу Аристарх Николаевич Милославский. Потому как у Женечки действительно хватило ума пять лет назад отправиться в Москву, встретится с бывшим другом и заявить тому, что он должен помогать тем, кто когда-то помог ему. Разговор у них вышел сложный, эмоциональный и полный ненависти. Женечка ненавидел Аристарха за успех. Аристарх ненавидел Женечку за то, что он вообще есть на белом свете. В итоге этой пренеприятнейшей беседы они сошлись на том, что Милославский устроит с помощью своих связей бывшего товарища на работу, куда не надо будет ходить. Чтоб была только зарплата. Потому, как с момента, когда ушла «сука Тамарка», он практически голодает. Из старой комнаты, большой и просторной, где они жили семьей, пришлось съехать в маленькую, без мебели и уюта. Жрать ему теперь нечего. Пить, само собой, тоже.
— И что? Не отказал? — Поинтересовался я. Попутно, пытался сообразить, в чем, интересно, суть шантажа.
— Сначала даже говорить не хотел со мной. Тварь… — Женечка нервно хохотнул. — Он думал, что вообще никаких следов не осталось. Думал, что все уничтожил. А вот и нет…Я — молодец. Припрятал кое-что. На чёрный, так сказать, день… Показал ему одну фотографию. У меня их несколько. Сразу по-другому заговорил. Да и понял, мне терять нечего. Я итак все потерял…
Евгений снова всхлипнул, а потом упал головой себе же на грудь.
Так… Круто. Один вопрос подтвердился. Значит, этот алкаш реально не просто что-то знает об Аристархе. У него ещё и доказательства имеются.
— Не спать! Эй! — Я в два шага оказался рядом с кроватью и хлопнул мужика, который начал посапывать, по щеке.
Он тут же вскинутся, уставившись на меня круглыми глазами.
— Не выпадаем из беседы. Ну! Ты его шантажировал. Чем? Подробнее!
— Ты кто? — Спросил Евгений удивлённым голосом.
— Мляха муха… По второму кругу пойдём? Конь в пальто я.
— А-а-а-а-а… Понял… — Женечка совершенно по-идиотски засмеялся и погрозил мне пальцем. Похоже, пять минут просветления, когда он говорил более-менее связно, ушли безвозвратно. — Я знаю, вы за мной следите. Васька приказал. Васька, сукин сын…Видел. Комнату переворачивали мне. Да… Искали. Думали, Женя Кац совсем ум потерял. Нет! Женя Кац вот тут все помнит. Думали, держу все при себе? Хрен вам! Муза помогла. Она помогла. Да. Муза спрятала фотографии. А Музу вы не достанете…
Евгений постучал указательным пальцем себе по виску. Потом вдруг как-то странно хрюкнул и открыл рот, хватая воздух. Его лицо сначала покраснело, затем стало совершенно белым, а потом снова малиновым. Мужик закатил глаза и сполз с кровати на пол. Причем, это явно было не его желание.
— Твою мать! — Я подскочил к Евгению. Поднял одно веко, второе. Нихрена! Похлопал по щекам. Ноль эмоций. Он дышал, грудь поднималась и опускалась, но как-то резко. Неправильно.
Не хватало, чтоб этот придурок ещё тут сдох реально.
Я бросился из комнаты и, перескакивая через несколько ступеней, выбежал на улицу.
— Степановна, скорую вызывайте! Ему там, похоже, мандец приходит.
— Кому? — Уставилась на меня тетка. Она как раз поднялась с лавочки и пыталась загнать непослушных внуков домой.
— Художнику вашему. Начали с ним говорить, а он упал на пол и ему явно совсем хреново. Дышит плохо. Неправильно.
— Ох, ты Господи! — Она взмахнула руками. — Машка, беги быстрее к комендантше. Пусть вызывает! Допился, сволочь.
Тетки начали суетиться, а я свалил. Подальше от этого дома и этого двора. Надеюсь, откачают Женечку. Не то, чтоб меня волнует его судьба. Вообще по хрену. Но не хотелось бы, чтоб он умер именно сейчас. Когда я тут был. Еще этих проблем не хватает. Теоретически, вычислить меня сложно. Машина стоит в стороне, ее не видел никто. Имени я не называл. В
