Дворянство. Том 2 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

Биэль снова качнула головой, молча признавая справедливость услышанного.

— Однако мир за этими окнами, — Кааппе красноречиво глянула в сторону моря, которое сверкало под лучами уже по–летнему жаркого солнца, как зеркальная чешуя сказочного создания. — Отличается от прежнего. И очень сильно. Там набирают силу голод, война и бедность, а в скором времени эти жестокие господа войдут в полную силу. Нищие, мертвые и сражающиеся податей не платят. Кроме того, по мере того как тетрархии погрузятся в анархию, встанет сухопутная торговля. Купцы будут стараться воспользоваться морскими путями, это обогатит Алеинсэ, но не вас

— Справедливое замечание, — согласилась маркиза.

— Даже в лучшие годы Двор собирал не более семисот тысяч золотых в год. До перелома зимы вам удастся положить в сундуки тысяч триста, и это в лучшем случае. В будущем и того меньше. Наши счетоводы полагают, что расходы императорской казны придется укладывать в пределы двухсот тысяч годового поступления. И это оптимистичные прикидки.

— А пессимистичные?

— Сто пятьдесят, сто семьдесят. Таким образом, большой кредит Двору, повторюсь, ядовит. Слишком опасное предприятие.

— Ваши условия?

— Один миллион. Пять лет, — почти без паузы ответила Кааппе. — Равными частями, доставка денег раз в сезон и не ранее чем спустя три месяца после того как будет заключено соглашение. Оплачиваются, разумеется, все годы. Четверть наличными в погашение… это, пожалуй, справедливо. Однако остальное мы хотим получить не гарантиями и обещаниями, а имуществом в собственность. Договор дарения земель и лесов Готдуа с правом выкупа до оговоренного срока. Стоимость кредита двадцать два процента.

— «Морская» ставка? — деланно удивилась Биэль. — Я как будто торгуюсь с Алеинсэ.

— Нет. «Морская ссуда» составляет тридцать три процента и дается на два года.

— Что ж, видимо это повод для гордости, кредит императору вы считаете менее рискованным, нежели сложное морское предприятие.

Теперь промолчала Кааппе.

— Условия понятны, — задумчиво проговорила маркиза. — Более того, положа руку на сердце, я даже не могу назвать их чрезмерно завышенными.

— Неужели? — кажется, ростовщица искренне удивилась. — Это приятно слышать.

— А вы полагали, что сейчас я начну плакаться на жизнь, эффектно выворачивать пустой кошель и взывать к состраданию во имя Пантократора?

— Все так делают... — Кааппе улыбнулась, поднимая ладони в жесте притворной капитуляции. — Да, я уже поняла, что вы, дорогая подруга, не «все». Но сами понимаете, привычка становится частью натуры.

— Хорошо… — задумчиво протянула Биэль, вставая. Жестом остановила собравшуюся, было, подняться Фийамон, подошла к окну и посмотрела на солнечное море. С давних пор созерцание волн успокаивало, помогало упорядочить мысли, выровнять биение встревоженного сердца. Впрочем, пресноводное море отличалось непривычным цветом и вообще было какое-то… неправильное. Ну что за море, которое можно пить?

— Условия понятны и обоснованы, — повторила маркиза, оборачиваясь. — Но для нас все равно чрезмерны.

— Это прискорбно, — заметила Кааппе с нейтрально-безразличным видом. — Очень прискорбно.

— Но я уверена, мы сумеем прийти к соглашению. Ибо как говаривал мой отец, в хорошей сделке ты держишь партнера за горло и чувствуешь его пальцы на собственной глотке.

— Интересная аналогия. А если нет?

— Тогда один из участников впадает в свинство, и сделка перестает быть хорошей.

— Интересная аналогия, — повторила Кааппе. — Осталось понять, кто же свинья в нашей… негоции.

— Я бы сказала, ее здесь нет. Мы равно ухватили друг друга за шею.

— Мне так не кажется, — дипломатично предположила ростовщица. — У вас нет денег. Деньги вам нужны. Без них не будет армии, а без армии шаткое положение Оттовио и его приближенных, станет еще более… неустойчивым. Кто-то даже сказал бы, что оно станет опасным.

Кааппе сделала ударение на слове «приближенных», внимательно глядя на собеседницу. Затем добавила:

— Поэтому мы сейчас стоим на рынке, где верховодит продавец, а не покупатель.

— Все так. Но семья Фийамон далеко не единственная, кто дает деньги в рост. И когда на рынке много продавцов, они уже не диктуют свою волю непреклонно.

— Звучит как типичная угроза заемщика, дескать «если не дадите вы, пойду в контору напротив», — поморщилась Кааппе. — Но вот беда, в конторе напротив условия еще хуже, а денег существенно меньше.

— Оба посыла верны. Но с небольшим уточнением. Ведь у семьи Фийамон нет полутора миллионов, не так ли? И миллиона тоже нет.

— Хорошие шпионы, — констатировала ростовщица после долгого молчания.

— Лучшие, — скромно уточнила Биэль.

— Я вижу, с тех пор как островной ренегат занялся делами почтовой службы Империи, ваша осведомленность существенно выросла.

— Да, Мальт-Монвузен приложил к тому немало усилий. И приложит еще больше, — двусмысленно согласилась Биэль. — Дорогая, вы исчерпывающе перечислили все неприятности, ниспосланные Господом несчастной Ойкумене. Но менял и ростовщиков они касаются в той же мере, что и остальных смертных. Как вы изволили выразиться… нищие, мертвые и воины податей не платят, кажется так? Остается добавить — и долги тоже в срок не возвращают. Неважно, миллион или полтора, на три года или на пять. У вас их нет, придется перезанимать. И мы всегда можем обратиться напрямую к тем, у кого возьмете деньги вы. Минуя посредников.

— Десяток-другой кредиторов вместо одного, — сардонически ухмыльнулась Кааппе. — Никаких вещных залогов и не менее двадцати пяти процентов. Скорее ближе к тридцати, с выплатами не реже двух раз в год, чтобы покрыть риски. Дурная сделка. Очень дурная.

— Вот видите, мы нужны друг другу, опасаемся друг друга, делим общий риск, и каждый имеет решающий аргумент, способный перечеркнуть договор, — обаятельно улыбнулась маркиза. — Вы тоже чувствуете, как элегантно наши семьи схватили друг друга за глотки?

Кааппе подняла руки, медленно и беззвучно похлопала в ладоши. Затем сказала:

— Браво. Очень впечатляюще. В силу занятий мне и моей семье регулярно пытаются выкручивать руки, множеством способов и оснований. Но, как правило, это происходит по одному и тому же канону, предсказуемо до скуки. А сейчас вы демонстрируете такой безжалостный артистизм… Я восхищена.

Биэль обозначила актерский поклон, красиво и ровно настолько, чтобы это выглядело как ирония, а не поиск чужого одобрения. «Пытаются» и «стараются» она будто бы не заметила, предоставив собеседнице возможность сохранить лицо и чуть-чуть формального превосходства. Сейчас это было уместно.

Фийамон встала, прошла к окну, теперь они оказались друг против друга, боком к стеклу, освещенные послеполуденным солнцем.

— Я передам семье ваше предложение, — по-мужски решительно согласилась Кааппе. — Сопровожу личными комментариями, в целом скорее благоприятными для вас, нежели наоборот.

Биэль стоило немалых трудов удержаться от недовольной гримасы. Чрезмерное увлечение красивостями речи царапало слух едва ли не больнее чем грубая, безыскусная манера.

— Полагаю, мы сможем договориться, — подвела итог ростовщица. — Но для начала действительных переговоров, а не вежливых и пустых деклараций, придется соблюсти некоторые условия.

— Перечислите.

— Во-первых, семья захочет ознакомиться со всеми действиями, которые вы намерены предпринять для удержания имперских финансов хотя бы в условном порядке. Пределы порчи монеты, новые сборы и так далее. От этого будут напрямую зависеть и конечная сумма, и условия займа. Кстати, я ценю то, с каким тактом вы удержались от решающего аргумента в пользу кредитования.

— Боюсь, я не понимаю, — с нарочитой беспомощностью развела руками Биэль.

— Разумеется, — чуть покровительственно улыбнулась Кааппе, странное дело, ее губы, несмотря на темно-красную помаду, все равно казались бедными, как у трупа. — Сведения об особом императорском эдикте, который ждет подписи Оттовио, безусловно и сугубо лживы, они распространяются недоброжелателями. Но признайте, наши шпионы, по меньшей мере, столь же хороши, как у вас.