Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович
— Заряжай! Живее! — торопил я нерасторопного Перепрыгу, а сам наводил оружие на очередную цель.
Выстрел!
— Ах, ты ж, сучья морда! — выругался Иван, обжегшись о выскочившую гильзу.
Мы лихо вытолкали ее в верхний люк, а я уже выцеливал следующую огневую точку противника.
По броне то и дело стучали автоматные и пулеметные пули — немцы стреляли от бессилия из всего, что было под рукой. Понятное дело, вреда это нам не причиняло, но слегка нервировало.
— Заряжай!
Выстрел.
За несколько минут мы сумели заглушить почти все ближние огневые точки левого фланга. Оставшиеся в живых немцы бежали по ходам сообщений, бросив позиции. Никто из них и голову высунуть не смел, настолько плотный мы вели огонь.
Я чуть перевел дух. Начало положено!
Через минуту мы продолжили движение к поселку, но, высунувшись из люка в очередной раз, я заметил, что машина сержанта Вялого загорелась и остановилась.
Что случилось? Кто-то из немцев уцелел и все же сумел произвести точный выстрел?
Сержант и его экипаж вылезли из танка и принялись тушить огонь подручными средствами и штатным огнетушителем. Внезапно из траншеи, которую мы проехали, начали прицельно бить из автоматов.
Вялый тут же упал — ранен или убит, непонятно. Остальные успели укрыться за танком.
Дьявол! Прозевали!
Видно, немцы сидели в траншее, затаившись, как мыши, и не подавая признаков жизни, пропустив наши машины мимо себя, а потом умудрились поджечь танк сержанта, выстрелив ему в корму. И сейчас пытаются добить экипаж.
— Налево кругом! — скомандовал я, и Корякин, сбросив ход, навалился на рычаги боковых фрикционов.
Леша начал вести огонь из пулемета сразу же, как только танк развернулся. Иван заряжал осколочно-фугасные, и я успел произвести по траншеям два выстрела сходу, пока мы сокращали расстояние. Немцам пришлось оставить экипаж сержанта в покое и вновь укрыться в траншеях.
Машина лейтенанта Горевого тоже развернулась и следовала прямо за нами, так же стреляя на ходу и подавляя самое мимолетное желание высунуть голову наверх.
Воспользовавшись моментом, экипаж Вялого сумел-таки потушить танк, а самого сержанта утащили с линии огня. Жив он или нет, я не знал.
Приблизившись к вражеским траншеям, мы в упор начали расстреливать их из пушки и пулемета. Несколько минут, и все кончено.
Высунувшись из люка, чтобы оценить обстановку, я увидел, что сержант Вялый жив, но явно ранен. Он как раз забирался по броне в машину, а радист-наводчик и заряжающий помогали ему, чуть придерживая под руки.
Как же мешало отсутствие рации у танков моего взвода.
— Подъедь к нему ближе! — похлопал я Корякина по плечу.
Когда мы сравнялись с машиной Вялого, я высунулся из люка и крикнул:
— Возвращайтесь в расположение!
Из люка вместо сержанта выглянул заряжающий и показал знаками, что приказ услышан и понят.
Мы же с Горевым продолжили движение. Я должен был достичь небольшого озерца, находившегося северо-западнее поселка, и провести разведку боем, попытавшись прощупать немецкую оборону.
В поселок мы въехали уже через шесть минут, перед этим на большой скорости пересекли шоссейную дорогу и повели танки вдоль поселка прямо по садам, прикрываясь от противника домами и деревьями.
Корякин был не такой мастер вождения, как Евсюков, но дело знал крепко и умело пользовался рельефом местности и любыми искусственными или естественными преградами, чтобы укрыться от огня немцев.
А вот мехвод у Горевого оказался не столь опытным, и вылетел прямо на немецкую четверку, которая стояла посреди улицы и чего-то ожидала.
Немец выстрелил первым. Танк Горевого загорелся и встал, чуть дернувшись. Подбили!
Я не промазал. Ответный выстрел разворотил четверку, сбив с нее башню. Внутри никто не сумел бы выжить.
Но судьба немецкого экипажа меня волновала мало, я наблюдал за машиной Горевого. Уцелел ли хоть кто-то? Но шли минуты, а никто так не попытался выбраться наружу. Кажется, все мертвы. Ничем помочь мы им уже не могли.
Я остался один из взвода. Недолго прокомандовал.
— Вперед!
Дуюн как раз передал по рации, что первый и третий взвод достигли начала поселка и там остановились.
Мы выехали к оставленной батареи ПТО и тут же расстреляли ее. Немцы ушли совсем недавно, бросив пушки на произвол судьбы.
Я решил проехать поселок насквозь и сумел это сделать без какого-либо сопротивления со стороны противника. Поселок словно вымер. Ни немцев, ни местных. С последними понятно: услышав звуки разгорающегося боя, все попрятались от греха подальше.
Озерцо сверкало тихой гладью, отражая кудрявые облака. Я остановился у одного из домов, стоявших на берегу, удачно укрыв машину за ним. Озеро и противоположный берег, до которого было метров сто пятьдесят, оказались видны, как на ладони.
— Достиг заданной точки! — сообщил я по рации.
— Молодец, лейтенант! — донесся искаженный помехами хриплый голос Дуюна. — Оставайся там и веди наблюдение! О любых действиях врага сообщать незамедлительно!
— Есть оставаться на месте и вести наблюдение!..
Бой в поселке полностью прекратился. Стало тихо. Не было слышно ни пушечных выстрелов, ни стрекотни пулеметов. А наша пехота так и не пришла, хотя, по идее, должна была. Передумали занимать поселок? Планы изменились? Вполне возможно. Мне этого никто не собирался докладывать.
Минут сорок я наблюдал за местностью, но ничего интересного не происходило. Впрочем, приказ есть приказ, и свою позицию я не покидал.
Я уже стал нервничать — долго еще торчать на одном месте? Как вдруг с той стороны озера на небольшой пригорок медленно выползли два «Т-IV» и встали там борт о борт, постояли так некоторое время, съехали с возвышенности и неторопливо двинулись вдоль озера.
Удачная позиция для стрельбы! Практически идеальная!
Такой шанс упускать я не собирался.
— Бронебойный! Ваня, заряжай!
Глава 19
Негромко зажужжал электромотор, башня повернулась. Первый танк противника оказался точно в прицеле — с такого расстояния не промахнусь.
Выстрел.
Я привычно открыл рот за мгновение до этого, чтобы не заложило уши, несмотря на шлемофон.
Черт! Из-за дыма от выстрела и поднявшейся пыли я не видел, попал ли в цель. Тут же выскочил в люк и увидел, что первый «Т-IV» стоит без движения, а второй быстро уползает прочь.
Пыль к тому моменту стала оседать, а дым чуть рассеялся, поэтому я нырнул обратно в люк и навелся на убегающего противника. Этот выстрел оказался не менее удачным, чем предыдущий. Теперь и вторая «четверка» остановилась. Но ни тот, ни другой никак не загорались.
Еще один снаряд по первому, и один по второму. Не горят! Да что же такое!
А вот когда танкам прилетело по третьему разу, они, наконец, загорелись. Вспыхнули оба — милое дело! Зачадили, задымили, пламя полыхало ярко и весело. Дело сделано!
— Попал! Подбили! Ура! — восторженно закричал Леха, наблюдая в пулеметную смотровую щель за нашими успехами. — Оба горят!
— Силен ты, командир! — уважительно посмотрел на меня, повернувшись со своего места вполоборота, Корякин.
Или я удачно пробил топливные баки, и бензин загорелся, или же сдетонировал боезапас внутри «Т-IV». В любом случае, хорошо получилось, есть чем гордиться — прозвище «Снайпер», данное мне еще на челябинском полигоне, я вполне оправдывал.
Плюс нашего «Т-34» в отличие от «Т-IV» состоял еще и в том, что наш работал на дизельном топливе, а «четверка» — на бензине, как и все немецкие танки. И при попадании снаряда бензиновые пары вспыхивали мгновенно, и шансы у экипажа выбраться наружу сводились к нулю. Это не значит, что «тридцатьчетверки» не горели… к сожалению, горели, и еще как… Дизель загорался медленнее, и время спастись теоретически было. Но уж если дизель разгорится, тушится он сложнее бензина, имея более вязкую структуру и как бы прилипая к поверхности горения, затекая при этом во все возможные щели. Ожоги после дизеля — тяжелейшие.
