Временной тоннель Эйнштейна – Розена - Александр Зубенко
Таким образом, двое суток для Требухова обернулись ни больше, ни меньше, как двумя годами для остальных участников беседы.
Иными словами, временной тоннель Эйнштейна – Розена продолжил своё существование на Земле.
А точнее, в таёжных массивах близ Станового хребта у реки Учур.
Это и есть парадокс времени.
№ 31.
Что касается Николая, то он не мог сдвинуться с места, и наблюдал всю идиллическую картину у костра как бы сбоку, потусторонним зрителем. Перед ним разворачивался документальный фильм, и он не мог в нём участвовать. Сквозь зыбкое марево тумана он видел как Даша накрывает импровизированный стол, Антон открывает бутылку, Дмитрий Семёнович спорит о чём-то с Требуховым, а сам Николай стоит в нескольких шагах, не в силах что-либо предпринять, чтобы его заметили. Он прекрасно видит их действия, слышит их разговоры, даже умиляется, когда они с тревогой вспоминают о нём, но сделать что-то или обнаружить себя не может, по той простой причине, что находится рядом, только в совершенно ином пространстве.
В антимире.
В параллельном измерении.
Они его не видят. Зато видит он. Кричит. Науськивает Лёшку, но и тот не может сделать ни единого шага, будто приросший к земле невидимой силой. Энергетическое поле Генератора лишило их возможности двигаться. Они находятся в этом же лагере, на этой же геологической плите, что и все остальные, но существуют как бы параллельно им, имея лишь возможность наблюдать за происходящим.
Вот Антон к чему-то прислушался, поднял палец вверх, призывая к молчанию, затем Даша вскрикнула и едва не лишилась чувств. У девушки из глаз брызнули слёзы. Тут и оба профессора, зажав уши ладонями, принялись отчаянно трясти головами, открывая рот и ловя им воздух, словно прочищая барабанные перепонки. При этом звук совершенно пропал, и Николай наблюдал всё это сейчас как в немом кино, абсолютно без постороннего шума.
Всё стало ясным.
Их посетила та же волна электрического тока, обрушив из стратосферы лавину голосов, смеха, плача, стонов и страданий. Все мысли усопших, почивших когда-либо на планете навалились на их мозги сразу скопом, одновременно, гигантским объёмом информации, совсем как недавно это произошло и с ним самим в присутствии ещё не покинувшего его Ружина. Калмык мог только наблюдать, по-прежнему оставаясь неподвижным в сгустившемся как цемент воздухе. Его словно приклеило на месте, впечатав в пространство как гайку в пластилин. Лёшка рвался к девушке, видел её, как и сам Николай, но та же неведомая сила не давала ему броситься вперёд. Энергетическое поле заработавшего Генератора обездвижило их на месте.
Наконец, несколько минут спустя всё стихло, вой и помехи исчезли, голоса растворились в воспалённых мозгах путешественников, и они снова смогли прийти в себя. Первым к девушке бросился Антон. Она едва не лишилась чувств, однако чувствовала себя относительно неплохо. Могло быть и хуже. Антон помог ей присесть, плеснул в кружку коньяк и дал сделать глоток. Оба профессора повторили то же самое. Придя в себя, два учёных мужа, как всегда принялись полемизировать о случившемся, выдвигая каждый свои собственные теории и догадки.
Картина лагеря перед Николаем слегка подёрнулась дымкой, зарябила как на экране телевизора, запрыгала кадрами, покрылась помехами, и…
Растворилась в пространстве, будто её не бывало. В голове проводника промчалось звено бомбардировщиков, что-то ухнуло, раскололось, взорвалось вдребезги, и… угасло. Николай ничком повалился во влажный от росы мох, увлёк за собой при падении Лёшку, собака гавкнула, застыла и вытянула лапы. Сознание покинуло обоих.
Тут-то и предстал перед ними Павел Эрастович, главный врач института Времени, собственной персоной.
Однако ни пёс, ни сам Николай этого не увидели.
Их сознание было далеко.
№ 32.
…Когда Николай пришёл в себя, было уже утро.
Вот только какого года?
- Ну что же, голубчик? – сквозь пелену тумана в голове услышал он незнакомый голос. – Будем знакомы. Меня зовут Павел Эрастович, а тебя, видимо Николай. Верно? Я главный врач института исследований времени, и просто чертовски хороший человек. Можешь быть со мной предельно откровенным, поскольку я готов тебе сказать нечто такое, что заставит тебя пересмотреть свою жизнь от начала до конца.
Калмык пошевелился под белоснежным одеялом, пахнувшим свежестью, обвёл глазами просторную комнату и тотчас вспомнил, что с ним произошло накануне.
- Да-да, - будто читая его мысли, продолжал добродушный незнакомец в блестящем комбинезоне. – Ты потерял сознание у своего лагеря, а собака, оказавшаяся рядом и, гавкая на всё, что движется, дала нам возможность вас обнаружить. Если бы мы вовремя не оказались рядом, тебя и твоего Лёшку унесло бы снова куда-нибудь к чёрту на кулички, как любил говаривать ваш начальник экспедиции.
- Откуда… - голос с непривычки был хриплым, - откуда вы знаете моё имя? Откуда знаете профессора?
- Ну-у, голубчик мой, - протянул дружественно незнакомец, - Я знаю о вашей экспедиции всё. Или почти всё. – Тут он поднял палец и бросил куда-то в сторону: - Глафира! Будь добра, привези Николаю на столике горячий кофе и… - он взглянул вопросительно на пациента: – Может грамм сто коньячку?
Проводник решил не отказываться и обречённо кивнул головой. Была – не была: хуже всё равно не будет.
- И коньяку в графинчике, - добавил он в сторону. – Я тоже не откажусь.
Только теперь Николай заметил, к кому обращался этот добродушный незнакомец в дивном комбинезоне, почти обволакивающем его линии тела. Как гидрокостюм, пронеслось у калмыка в голове. Пронеслось, и тут же улетучилось. Он в изумлении уставился на нечто похожее на получеловека – полуавтомата, подкативший к нему на роликах. Вместо лица у этого существа располагался монитор экрана, по которому строкой бежали какие-то замысловатые электронные символы. Голос, которым ответило это существо, был женским, автоматическим, бездушным, но довольно приятным по тембру. Таким женским голосом, вспомнил он, оповещают следующую станцию в подземном метрополитене.
Автомат на колёсиках будто того и ждал, чтобы о нём вспомнили. Тут же возник сервированный столик, на котором стоял запотевший графин и два объёмных бокала, салфетки, что-то похожее на кофейник с чашкой, и даже цветок фиалки, ловко засунутый в замысловатую вазочку.
Глафира (так, видимо, звали этого робота, подумал Николай) протянула к нему нечто похожее
